8 минут

В безвоздушной пустоте, прильнув к серому лику луны, станция «Луна-Глоб» пребывала в своей вечной, механической дремоте. Внутри, под гул вентиляторов и мерцание бесчисленных диодов, царил привычный полумрак, нарушаемый лишь холодным сиянием мониторов. Но в тот миг, не ознаменованный ни звонком, ни всплеском, привычный порядок вещей начал неспешно и необратимо рушиться.

Один за другим, будто угасающие угольки, экраны, отслеживавшие яростный пульс родного светила, стали изменять свои краски. Ярко-желтые графики, повествующие о солнечном ветре, истончились, поблекли и растворились в бархатной черноте. Вслед за ними алые кривые корональных выбросов, эти кровавые артерии звезды, не оборвались, а истекли в ничто, исчезнув без малейшего всплеска. Не было тревоги, не завыла сирена, ибо некому было замечать катастрофу, свершающуюся в абсолютном молчании. Лишь тихое, почти ласковое шипение статики нарушало гнетущий покой.

И тогда в этой гробовой тишине прозвучал голос, лишенный всяких эмоций, выдохнутый сквозь онемевшие уста:

- Солнечный ветер... ноль. Корональные выбросы... ноль. Все показатели... на нуле.

Каждое слово падало, как камень в бездонный колодец, не ожидая ответа.

Ему ответил другой голос, юный, пронзительный, пронизанный спазмом животного ужаса, еще пытающийся отрицать очевидное:

- Это ошибка датчиков. Так не бывает!

Первый голос отозвался вновь, и в нем звучала нечеловеческая, космическая усталость, тяжесть бесконечности, обрушившаяся на хрупкие плечи:

- Бывает. Реакция прекратилась. Солнце... потухло. Сообщайте.

И, прежде чем где-то в далеком эфире мог родиться хоть один вопрос, произошло последнее чудо. Последний, уже давно умерший луч света, догоравший восемь минут, скользнул по полированному борту станции, блеснул призрачным отсветом на забрале шлема забытого скафандра — и исчез. И тьма, настоящая, беспримесная, рожденная не отсутствием света, а его полным и вечным отрицанием, поглотила всё.