8. Первая секунда

Сознание возвращалось медленно и неохотно, не желая выпускать своего обладателя из объятий сна. Словно не желало реальности. Словно подозревало, что ничего лучшего за его пределами просто нет.

Дик неоднократно просыпался, но не успевал открыть глаза, как тут же вновь погружался в забытье, а к следующему пробуждению совершенно не помнил, чем это забытье было наполнено. Он не чувствовал усталости или боли, измождения или желания умереть. Ему просто хотелось спать — как после сытного обеда. И, так как ему никто и ничто не мешало, ему хотелось спать так вечно. Пока не наступит рассвет.

Но время шло (хотя с какой скоростью — Дик не знал), а мир за плотно захлопнутыми веками оставался тёмным. Сладкая истома же медленно шла на спад, уступая место позывам на голод, жажду и, более всего, мочеиспускание. С усилием, словно лицо его обмакнули в густой клей, Дик наконец открыл глаза.

Ничего не изменилось. Тьма осталась тьмой.

Причём тьмой настолько непроглядной, что Дик не сразу и понял, что проснулся, приняв тьму за очередной провал в небытие. Несколько минут он лежал так, ничего не соображая, затем, будто кто-то дал ему пощёчину, резко сунул руку под подушку. Но телефона, обыкновенно положенного туда с вечера, там не нашлось.

Собственно, и подушка не была подушкой. На ощупь это больше напоминало груду каких-то тряпок. Дик потянул руку к выключателю, но на стене справа его не нашлось. Как не нашлось и самой стены.

Какой стены? С чего он взял, что там должны быть стена и выключатель? Какую комнату пытались вспомнить его инстинктивные движения?

Он схватился за голову. Не потому, что она болела, а всего лишь в жалкой попытке собрать руками то, что не удавалось собрать усилием воли.

Его захлестнуло оно — безвременье. Он помнил всё, но не помнил, что за чем следует. Не существовало никакого «вчера». Был лишь набор кусочков, фрагментов — вся его жизнь, скомканная, путаная и одновременно до ужаса однообразная, и из какого именно фрагмента Дика выдернули, чтобы поместить сюда, было совершенно непонятно.

Он был в одних трусах. Что, впрочем, немудрено, если он лёг спать.

Но ложился ли?

Перебирая тряпки, Дик услышал, как что-то звякнуло. Пряжка ремня с бляхой. Ещё момент — бахромчатый край козырька старой, заношенной бейсболки. Вышитое и выпуклое «C-A-M-E-L» на фасаде. Его одежда. Дик пошарил по карманам, но мобильника не оказалось и там. Он даже не знал, какую модель ищет. Пачка сигарет. Какой-то марки. Уже что-то. Но ни зажигалки, ни спичек, чтобы помочь осветить тьму.

Отбросив вещи, Дик провёл руками по собственному телу. Оно было влажным, даже мокрым, будто после душа. Но запах явственно давал понять, что это не вода.

И лишь тогда Дик ощутил стоящую вокруг жару. Словно возле огромной печи с открытой дверцей. И сухость во рту. Он попробовал заговорить, но издал лишь слабый хрип.

Он резко поднялся с кровати (лежанки?) и встал во весь рост. Вернее, попытался.

В голове что-то лопнуло, перед внутренним взором поплыли яркие фосфорические пятна. Это был удар о низкий потолок.

Когда боль немного поутихла, он осторожно сделал новую попытку, вытянув одну руку вверх. Его ладонь нащупала нечто гладкое, но бугристое, похожее на неровно застывшую смолу. В среднем потолок был ниже его роста примерно на полголовы.

Прикрыв на всякий случай одной рукой глаза и вытянув перед собой другую, Дик медленно ступил вперёд. Несколько шагов — и ладонь упёрлась в стену, такую же неровную и скользкую, как потолок. Идя вдоль и продолжая ощупывать стену, он заметил, как она плавно закругляется, не образуя углов. Да, комната была круглой и пустой, за исключением кровати в центре. И без единого намёка на дверь или окно.

У Дика перехватило дыхание. В ушах зазвенело. Он попытался сделать несколько глотательных движений, но слюны для этого не хватило.

Он ещё раз обошёл помещение, ощупывая каждый дюйм стен и потолка. Затем долго ползал по полу, пытаясь и на нём найти что-нибудь, но не нашёл даже пыли. Тогда он снова уселся на кровать.

Где он? И что, чёрт возьми, случилось?

Напоминает подвал. Дик вспомнил, как, повзрослев, дважды в год помогал отцу чистить ледник: внизу, елё освещённый тусклой лампочкой, отец лопатой набирал осыпавшийся грунт в ведро, подвешивал его на крюк и кричал «Вира!», после чего Дик начинал усердно крутить рукоять подъёмного блока, приближая груз к себе. Когда грунт заканчивался, он спускал туда несколько вёдер с водой, после чего сам нисходил по длинной железной вертикальной лестнице в куполообразную яму, очень похожую на его нынешнее обиталище. И тогда вдвоём с отцом они начинали «глазировку» – брали щётки от швабр и обрызгивали с их помощью стены подвала водой, после чего те становились гладкими, как смола, и искрились инеем…

Но здесь жарко. Просто чертовски жарко. Что это – подвал в глубокой шахте?

— Эй! — наконец сглотнув, крикнул Дик. — Э-эй! Ау!

Тишина.

Так. Надо успокоиться. Надо подумать.

Прекрасно сознавая, что скоро ему придётся мириться с отвратительным запахом, но не имея альтернативы, Дик подошёл к стене и с неимоверным облегчением помочился на неё. Слава богу, по-большому пока не хотелось. Этот простой акт почему-то значительно улучшил его настроение. Он снова сел на кровать, достал сигарету и, сунув её в рот, начал перекатывать из одного угла рта в другой.

Итак, это тюрьма. Значит, кто-то его в неё заточил.

Нет, если в тюрьме не подают обеда и нет туалета — это не тюрьма. Это могила.

Но к чему такие сложности? Не проще ли пулю в голову?

Значит, его убийца – садист. Допустим, он ему сильно насолил. Знать бы ещё – кому… Но чтобы запереть Дика здесь — нужно было его сначала сюда поместить. Дав ему дозу снотворного, граничащую со смертельной, чтобы он не почувствовал ничего — ни то, как его переносят, ни как раздевают, ни как заливают со всех сторон этим непонятным скользким материалом.

Да что же случилось вчера… или когда-то там…

И почему он вообще считает, что эти размышления и копания в прошлом помогут ему выбраться?

Он встал и напялил на себя одежду. Пусть так и ещё жарче, но, по крайней мере, если что-то случится, он будет к этому готов.

Запах мочи, чьи молекулы разгоняла жара, начинал понемногу усиливаться. Дик решил отодвинуть лежанку к противоположной стене. Кроме того, так у него появилась бы возможность прижаться к этой стене спиной. Сидеть — куда ни шло, но ложиться ещё раз Дик боялся. Боялся, что уже не проснётся вовсе.

Тьму — абсолютную тьму — человек увидеть не может при всём желании. Как вакуум кишит виртуальными частицами, возникающими ниоткуда и исчезающими никуда, так и тьма под закрытыми веками наполнена образами, пятнами и кляксами, разных цветов и формы, вспыхивающими и исчезающими.

Какое-то время Дик сидел и перебирал в уме одни и те же мысли, бессмысленно уставившись в никуда. Но бесперспективность поиска ответов на сложившуюся ситуацию постепенно свела мысли на нет, побудив его, как не раз было в прошлом, играть в своеобразную игру.

Описать, в чём эта игра заключается, было бы не в пример сложнее, чем ею заниматься. Грубо говоря, создаётся некий изначальный образ, в этом образе ищется другой, крайне примитивно связанный с предыдущим, а в этом образе — следующий, и так далее. Например, можно вообразить воробья, в зрачке которого отражается небоскрёб, в окне которого сидит девушка, в комнате же её стоит шкаф с книгами, а в одной из книг написано слово «ломбард», и буква «Л» превращается в развесёлого человечка, пересекающего пешеходную дорожку, следом возникает зебра, убегающая от гепарда, из-под лап которого возникают клубы пыли, порождаемые атомной бомбой… Иногда переход происходит вовсе без видимой связи: за образом шариковой ручки может вдруг возникнуть пустынная бетонная набережная, что заставляет на какое-то время задуматься перед тем, как идти дальше. Поражением считается как повтор образа, так и прерывание цепочки. Однако это вовсе не означает, что игра из-за этого заканчивается или ведётся какой-то счёт. Человек просто испытывает некоторое слабое огорчение и продолжает дальше. Словом, назвать это можно игрой ассоциаций на самом низком уровне, медитацией, не требующей серьёзных усилий, а скорее расслабляющей и даже удивляющей игрока тем, в какие дебри сознания он может погрузиться, какие картины способен написать без красок и холста.

Словом, завороженный этими хитросплетениями и вытеснением внешнего зрения внутренним ввиду ненужности первого там, где нечего разглядывать, Дик не сразу заметил что-то неладное. А именно — появилось оранжевое пятно, которое его не слушалось, не смещалось туда же, куда он переводил взгляд, не расплывалось и не растворялось, но мелко пульсировало само по себе. И вдруг — едва Дик успел понять, что оно реально — мгновенно пропало.

Дик бросился вперёд, лёг на живот и постучал по полу кулаком в том месте, где он заметил пятно.

— Эй!

Сначала никто не ответил. Затем знакомый голос осторожно и глухо спросил:

— Дик?

— Патрик! Боже мой, ты здесь!

— Значит, ты тоже заперт? Те же стены, та же лежанка?

— Угу, и никакого туалета. Я думал, что никого… Погоди, спичку зажгу.

Под полом, который, очевидно, был полупрозрачен, как сердолик, вновь появилось оранжевое пятно.

— Ты где? — спросил Патрик.

— Прямо над тобой.

— Не вижу.

— Да и я тебя тоже. Только огонёк. Откуда у тебя спички?

— Были в кармане. Жалко, поджечь ими нечего.

— А у меня сигареты есть. А поджечь нечем.

— Ха. Интересно.

— Как долго ты здесь?

— Не знаю. Проснулся несколько часов назад, а вот сколько спал…

— Почему ты не ответил? Я же кричал.

— Должно быть, я опять уснул, а проснулся тогда, когда ты уже перестал орать. Подумал, что почудилось.

— А как попал сюда — помнишь?

— Нет. Башка как в тумане. Что произошло-то?

— Думал, ты знаешь.

Огонёк погас.

— Извини, зажигать больше не буду. Надо экономить, мало ли…

— Да-да, это точно. Как по-твоему, кто нас бросил в этот подвал?

— Подвал? — спросил Патрик. — А с чего ты взял, что это именно подвал?

— Ну как же… — растерялся Дик.

— В подвалах редко бывает жарко. Скорее уж это чердак. Но с той же вероятностью это может быть и пещера. И подлодка. И космический корабль. И просто какой-то чулан.

— Прошу, Патрик… Мне и так тяжело думать. У тебя есть какое-нибудь оружие? Или орудие?

— Нет, только спички.

— Чёрт, у меня тоже ничего нет. Хотя… Погоди-ка, идея пришла.

Дик отстегнул ремень и пощупал бляху. Увесистая.

— На всякий случай отойди к стене, — сказал он Пату.

— Хорошо.

Дик взялся за пустой конец ремня и с размаху вдарил им по полу. Проскочили бледные искры.

— Видал?

— Нет. Стой, есть ещё идея. Я зажгу спичку, похожу с ней по всей комнате, а ты внимательно смотри, где огонь будет тебе виден ярче всего. Понял?

— Понял.

Под полом у стены возникло пятно. Дик пошёл за ним. Пятно обошло всю комнату, затем сузило круг и начало по спирали приближаться к центру.

— Ну что?

— Пока ничего… Стой!

Пятно остановилось. Дик упал на пол и, вглядевшись, распознал смутные очертания маленького жёлтого пламени.

— Здесь! Я вижу его.

— Да, тут как будто впадина в потолке.

— Отойди-ка снова.

Дик размахнулся и снова ударил.

Дик лежал, распластавшись на полу, тяжело дыша и ощущая под правой ладонью щербатые края слабо выраженного углубления.

— Жарко, Пат.

— Понимаю.

— Даже непонятно, откуда такая жара. Стены и пол — всё из одного материала, ничего не раскалено. Неужели это мы надышали до такой жары? Невозможно. И воздух ведь не кончается, по крайней мере, я этого не ощущаю.

— Тебя только это смущает? Думаю, пора тебе продолжить работу. У меня нехорошее предчувствие.

Дик зевнул, едва не вывихнув челюсть. Действительно, это душное место вызывало огромное желание снова забыться во сне.

— Если я разобью пол, это нас не вызволит.

— Знаю. Но, по крайней мере, так мы хоть покурим.

— Да уж.

Дик встал и, вновь взявшись за ремень, занёс его для удара.

— Есть у нас в Дальней Померании алмазная гора…

— Чего?

— Ничего.

И он ударил. И ещё. И ещё. Продолжая с каждым взмахом руки бормотать про себя, как мантру, как молитву: «Вот когда… она… всю ту гору… источит… тогда и первая… секунда… вечности… пройдет… Вот когда… она…».

Это продолжалось уже немыслимо долго. Обливаясь потом, мучаясь от желания пить, Дик продолжал наносить удар за ударом. Он давно перестал верить, что у него что-то получится. Всё стало бессмысленным. Но ничего другого он делать уже не мог. Либо это, либо столь же бессмысленная смерть от голода, жары и жажды — как для него, так и для Патрика. Невыносимый, изнурительный труд только ради того, чтобы выкурить с другом, возможно, последнюю сигарету в их жизни.

«Вот когда… она… всю ту гору… источит…».

— Десфрей, пошли работать.

Дик в ужасе уронил ремень.

— Что такое? — послышалось снизу.

— Ничего, — ответил он и поднял ремень с пола.

«Замечательно, уже и галлюцинации начинаются. Слава богу, пока лишь слуховые. Что дальше? Триумфальное явление Вада в кожаной тужурке с кнутом и пистолетом?».

Некоторое время он работал молча, полностью сосредоточившись на замахах и силе удара, меняя руки и пытаясь ухватить ремень удобнее. Но фраза, уже буквально вбитая в мозг его же действиями, постепенно вновь всплыла наружу, найдя путь к голосовым связкам.

«тогда и первая… секунда… вечности… пройдет…».

И тут после очередного удара послышался металлический звук — будто одновременно упало несколько монет.

— Тварь! — крикнул Дик, бросая ремень. — Тварь!

— Что случилось? — спросил Патрик.

— Бляха оторвалась! Сука! Не могу я уже, Пат, не могу так…

Он опустился на корточки, не в силах сдержать горячие слёзы.

Патрик молчал.

Дик вновь пощупал углубление, стараясь оценить результаты своего труда. Он не мог бы сказать, что ямка стала глубже с последнего раза. Хуже того — возможно, она была здесь изначально, как и впадина снизу, над головой Патрика. Какое-то представление о достигнутом могли бы дать осколки, но, поискав их в темноте, Дик не нашёл ничего, кроме небольшого количества мелкой крошки.

Без толку.

Дик поднялся и дико заорал:

— Аааа! Чтоб тебя!

И с силой опустил ногу на злосчастную выемку.

— Получай, сволочь! — крикнул Дик, прыгнув уже обеими ногами.

И провалился по пояс.

Патрик на ощупь нашёл и подобрал брошенную ему пачку сигарет. Вытащил одну и с наслаждением закурил. Затем, пока спичка ещё не погасла, быстро перебросил Дику курево и коробок.

От первой затяжки в затылке неприятно заломило, потом закружилась голова. В конце концов, наступило расслабление, омрачённое, правда, горечью во рту и ещё более усилившейся жаждой. Чёртовы палочки, подумал Дик, заправляя в брюки ремень, который теперь стал просто бесполезным поясом, сколько раз уже убеждаюсь, что не стоит к ним возвращаться, ожидаешь какого-то «Вау» после длительного воздержания, а на деле…

— Как думаешь, стоит добить её до конца, чтобы я мог попасть к тебе? – спросил он.

Патрик немного помолчал.

— Стоит, но… Пока ничего не произошло, нам лучше оставаться каждому у себя. Ну, ты понимаешь… Чтобы не погибнуть вместе.

— Резонно, но… Так мы и помочь друг другу тоже не сможем. Да и что вообще может произойти? Из стены вылезут зомби и с дикими криками полезут терзать гнилыми зубами наши жирные задницы?

— Как в Среднеколымске? — усмехнулся Патрик.

Они посмеялись, но быстро замолчали.

— Ты помнишь, что тогда случилось?

— Да, — ответил Дик. — Мы бились с ними на ДЭСке и победили. Всё благодаря Ягору с его огнемётом на угле. Как жаль, что его нет сейчас с нами, он бы эти стены одной головой пробил! Но… что тогда на него нашло-то? С чего он вдруг решил, что ротор надо остановить?

— Вошёл в режим берсерка. Ничего особенного, учитывая, сколько синьки он неделями хавал в полном одиночестве.

— Как думаешь, ему удалось выжить?

— Вряд ли… Кто вообще может выжить после наматывания на ротор?

— Но ведь тела его мы так и не увидели…

— Тело в таких случаях никто и не найдёт, только фрагменты… Послушай, я вообще не о ДЭС и Ягоре. Ты помнишь, что случилось до того?

— Ну, мы были в бункере. В твоём бункере. Зомби заложили нам дымоход и окружили со всех четырёх сторон…

— Ага-ага. А потом?

— Что потом?

— Как мы выбрались из бункера? Как попали на ДЭС?

Дик застыл, даже не сразу заметив, что окурок жжёт ему пальцы.

— Чёрт…

— Так ты ничего не помнишь?

— Нет. В самом деле — как?

— Я даже не представляю. В памяти — белое пятно. Вот мы в бункере, а вот — уже на ДЭС и пьём пиво с Ягором. Бред какой-то. Нам мозги промыли, не иначе. Потому что это не единственный пробел в моих воспоминаниях.

— Что ты хочешь сказать?

— А то и хочу. Сам вот попробуй вспомнить. Как мы сбежали на разбитом корабле с магнетоида Императора Ничего? Как попали обратно в нашу Вселенную и попали ли? Почему не полетели на Элагурон, как изначально задумывалось? Какого чёрта нас потянуло в Среднеколымск, хотя ничего, абсолютно ничего нас туда не тянуло?

— Тут ты ошибаешься. Тогда ты сам решил остаться, а я не смог тебя покинуть, даже улетев с Мерцаной. Не так друзья расстаются…

— Ну может, может быть… И кстати: куда, чёрт возьми, подевалась Меце? И была ли она вообще?

— Была, иначе как бы мы помнили её оба? вместе? одинаково? Невозможно промыть мозги двум людям точь-в-точь, под копирку. Я же тебе сам говорил — она потерялась на «Джедае»…

— Я думал, ты шутишь. Она не из таких, кто может потеряться, если только сама того не захочет. Может, она просто решила бросить тебя?

— Может… — вздохнул Дик.

— А где «Джедай»?

— Стоит где-то возле Среднеколымска.

— Ну офигеть. Почему мы тогда не на нём?

— Забыл о барьере?

— Который мы преодолели? Или нет? Среднеколымск вообще существует? Когда мы ели там в «Алазее»?

— Это была не «Алазея», а кафе «Хуй знает где»! О, чёрт…

Они помолчали. Наконец, Патрик заговорил:

— Всё это напоминает мне дурно склеенные куски какой-то захудалой космооперы… Но я найду того, кто сделал это с нами. Сколько бы времени это у нас не заняло. Найду. Жизнью клянусь.

— Присоеди… — сказал было Дик. — Что случилось?

Патрик вскочил с пола.

— Стены! Они светятся! Так вот откуда жара!

— Что мне делать?

— Не знаю… Чёрт возьми, как же жарко! Попробуй… Нет. Найди свою бляху. Стой! Лови осколок. Может, он лучше подойдёт. Скорее!

— Если я расширю дыру, ты всё равно не сможешь дотянуться до краёв.

— Делай, что говорят, болван! Потом думать будем.

Дик взял осколок и начал интенсивно долбить им края пробоины. На это раз дело шло куда лучше, кристаллы неизвестной породы разлетались как щепки от полена, стругаемого отлично заточенным топором.

— Быстрей, быстрей, Дик!

— Я стараюсь!

— О боже! Стены плавятся!

Патрик подтащил лежанку к дыре и встал на неё. Вся его камера уже вовсю светилась огненным светом.

— Дик, прошу тебя…

— Так хватит?

— Нет, ещё чуточку шире.

— Аа, чёрт! Садиться на диету надо было!

Дик продолжил работу, с ужасом наблюдая, как пол в камере Патрика начинает ходить волнами. Спустя минуту он окончательно расплавился, но каким-то непостижимым образом Патрик плавал в нём на лежанке, которая, впрочем, начинала уже обугливаться по краям.

— Пойдёт, Дик. Я подпрыгну и попробую ухватиться.

— Ты соскользнёшь и утонешь в этом дерьме! Нет, дай мне руку!

Патрик схватил его за правую руку. Дик схватил её же левой за запястье, напрягся и начал тянуть. Упереться было не во что, схватиться тоже, скользкий пол тянул его туда же, куда и Патрика — вниз.

— Ты слишком тяжёлый!

— Я почти ухватился. Последний рывок!

Дик напрягся изо всех сил, чувствуя, что ещё немного — и ему оторвёт руку. Наконец, Патрик облокотился левой о пол, затем правой, Дик обошёл его сзади и схватил за подмышки. Через пару минут оба сидели на полу, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза.

— Надо выбираться отсюда, — сказал Патрик.

— Однозначно, — сказал Дик, растирая кисть.

Они схватили каждый по обломку породы и с яростью начали долбить ими потолок прямо в центре камеры, хотя совершенно не знали его толщину и есть ли за ним хоть что-нибудь.

Лежанка Патрика, будто облепленная огненными насекомыми, через некоторое время вспыхнула огромным языком пламени и сгорела дотла, оставив на поверхности расплавленного минерала лишь чёрный налёт. Уровень раскалённой жидкости повышался. Стены камеры Дика тоже начали светиться. Друзья работали молча, не тратя времени и сил даже на проклятия. Каждый из них понимал, что одна секунда промедления может стоить им жизни.

Казалось, прошёл не один час, прежде чем крупный кусок породы, обвалившись, открыл им тёмную зияющую дыру. Когда начали плавиться стены, это неожиданно сыграло им на руку, ибо пол ещё держался, несмотря на огненное озеро внизу и угрозу в любой момент рухнуть. Плавление заставило стены течь, увлекая за собой ещё твёрдый материал и вызывая в нём напряжение. Потолок стал рушиться в совершенно неожиданных местах. Один обломок даже упал Дику на голову, но не нанёс вреда. Он ловко поймал его и вдарил по тому же потолку, помогая обрушиться ему ещё больше.

Когда же от потолка не осталось ничего, кроме мелкой зазубренной кромки, Дик и Патрик увидели, что верхние края образовавшегося колодца представляют собой нечто чёрное, не то металл, но то бетонные блоки. К тому времени друзья уже стояли на лежанке Дика — в надежде, что она хоть немного продлит им жизнь в случае, если пол обрушится или расплавится. Жидкость снизу уже начала переливаться через отверстие, с таким трудом выбитое Диком в полу.

— Я прыгну! — крикнул Дик.

Патрик сложил руки замком.

— Давай.

Дик встал на руки Патрику и, с силой оттолкнувшись, запрыгнул на край колодца, больно ударившись по пути коленом.

— Отлично! Теперь ты!

Патрик печально усмехнулся.

— Брось, Дик. Мне туда не забраться. Беги лучше отсюда.

— Дурак, что ли? Подожди.

Дик снял ремень и бросил один конец Патрику.

— Коротковат, но постарайся намотать его на руку.

— Готово.

— Тяну.

Патрик поднялся в воздух как раз в тот момент, когда лежанка начала гореть под его ногами. Он вцепился с ремень и истошно заорал: стена, к которой он прислонился, карабкаясь, прожгла футболку и начала поджаривать живот. Крик прибавил Дику силы и, взвыв сквозь стиснутые зубы, он сделал чудовищный рывок, подтянув Патрика ещё выше. Тот взобрался по ремню и смог схватить Дика за руку. Он был спасён.

Друзья отступили от огненного колодца, готовые в любой момент бежать куда глаза глядят, если извержение прорвётся наружу.

Жидкость подступила к самым краям, образовав красивый сияющий круг. На поверхности её начали возникать крупные пузыри, как бы намекая на дальнейший рост температуры и желание огня продолжить своё победоносное шествие дальше, возможно — по всей земле. Где-то внизу послышался мощный гул. Дик с Патриком отступили ещё дальше.

И внезапно всё кончилось. Будто найдя где-то внизу огромную незанятую полость, жидкость стремительно провалилась вниз, без воронок и утробного звучания, ушла в глубину, не оставив на поверхности несмачиваемого ею колодца ни единой капли.

— Чёрт возьми, — сказал Дик, отдышавшись. — Будто прямо из жерла вулкана выбрались. Ничего себе приключенице.

Он взглянул на Патрика и испугался. Весь его вид — открытый рот, трясущиеся губы — выдавал ужас, словно он только что столкнулся с чем-то сверхъестественным.

— Пат! — вскрикнул Дик, опасаясь, что тот тронулся рассудком. — Всё, кончилось, Пат! Мы выбрались! Да что с тобой такое?

— Я… Я там видел кое-что… За секунду до того, как всё началось.

— Что?

— Огонёк… Прямо под моим полом. Прямо подо мной… Такой слабый, мелькающий, неровный…

— Что?

Патрик вдруг схватил Дика за грудки.

— Ты понимаешь, нет? Там ещё кто-то был! Ещё один человек! Он, видимо, только проснулся, а мы не успели его спасти!

— Кто же это был?

— Откуда мне знать? Да практически кто угодно! Но раз мы с тобой знакомы, не значит ли это, что и этот человек мог быть нам знаком?

Дик нервно выдохнул.

— Может, тебе показалось? Может, это было отражением света от твоей спички? Или там тоже начиналось извержение…

— К чёрту! Ничего мне не показалось. Это реально кто-то был. Кто-то в камере подо мной. И кто его знает, была ли та камера последней. Может, там было ещё много, много уровней внизу… Боже, не хочу даже думать об этом.

— В любом случае, мы уже этого не узнаем.

— Да.

Оба замолчали. Было мучительно больно и одновременно извращённо притягательно представлять, кто там мог оказаться. Ягор, Банджо, Вад, Меце… Впрочем, в последнем случае Дик яростно утешал себя мыслью, что Мерцана, учитывая своё происхождение, ни за что не дала бы себя так просто погубить.

— Слесарка какая-то, — шёпотом сказал Дик.

— Ничего ты не понимаешь в рабочих профессиях. Котёл видишь? Это котельная.

Воздух был горячим, но не спёртым, пахнул металлом и гарью. Дышать им было гораздо приятнее, чем там, внизу. Из-за чёрных стен в помещении было сумрачно, несмотря на работающие огромные лампы накаливания, торчащие из стен почти под потолком. Лавовый колодец, ныне пустой, располагался в дальнем углу котельной, чей бетонный пол был подёрнут мелкой угольной пылью. В центре, упёршись задом в одну стену, стояла огромная печь, издававшая громкий гул. У противоположной стены стояли вёдра и разнообразные инструменты — лопаты, кирки, ломы, кочерги, багры. Высоко над ними — пыльные маленькие оконца. А ещё там была дверь. Закоптевшая деревянная дверь, запертая всего лишь на один крючок. Дик было побежал её открывать, но Патрик, схватив его за шиворот, лишь покачал головой. Он взял кочергу, а Дику подал лом, указав при этом на приоткрытую дверь подсобного помещения сбоку от печи. Дик молча кивнул.

Впрочем, их опасения не оправдались. На кровати никто не лежал, за столом никто не сидел, в туалете никто не бурлил, а в душе никто не мылся. Они обследовали всё — никого.

Патрик устало сел за стол, на котором стояла открытая кастрюля с плавающими в остатках супа мухами, железная кружка с дико крепким — как выяснил Дик, отчаянно хотевший пить — чаем без сахара и пепельница с ёжиком окурков.

— Чушь какая-то…

— Да уж, загадки множатся, — сказал Дик, не переставая осматриваться вокруг. — Не хочешь сполоснуться? Мы как черти, вылезшие из ада.

— Давай ты первый. Я пока полежу или, может, жратву поищу… — Патрик косо посмотрел на свою футболку и усмехнулся: — Бесплатная депиляция. Придётся выбросить.

— В чём ходить тогда будешь?

— М-да… А вон, — он протянул руку и взял висевшую на стуле, почерневшую от угля мастерку. — Постираю да сойдёт.

Патрик забрался по стремянке, протёр окошко рукавом мастерки и разочарованно сплюнул.

— Что такое? — спросил Дик.

— Оно закрашено. От солнца. Как во всех чёртовых котельных.

— Надо соскоблить краску. Дать тебе что-нибудь?

— Закрашено снаружи. Тут только выбивать. Подай мне топор.

Дик подал. Патрик закрыл глаза свободной рукой и с силой врезал по стеклу обухом. Брызнули осколки. Патрик уставился в проём.

— Ну? — спросил Дик.

Патрик ничего не ответил. Затем потянул воздух носом.

— Ну? — повторил Дик.

Патрик медленно спустился вниз и с хмурым видом ответил:

— Не нравится мне это. Посмотри сам.

Дик поднялся и заглянул в окно. И ничего там не увидел. Ничего, кроме грязно-серого тумана, заслоняющего весь взор и, если присмотреться, медленно проникающего внутрь котельной.

— Ничего не поделаешь, придётся выйти.

— Угу. Надо же выяснить, что именно отапливает эта котельная.

Они встали перед дверью. Патрик сжал покрепче кочергу, Дик — лом.

— Готов?

— Давай.

Патрик поднял крючок и толкнул дверь. Холодный туман вошёл в котельную белыми султанами, но тут же истаял, не выдержав жара. Одежда на Дике моментально стала мокрой. Они вышли наружу, Патрик закрыл дверь и приставил к ней лопату. Они двинулись вдоль стены направо, держась рядом, не давая друг другу потерять себя из виду. Стена котельной, мрачная, серая, бугристая, выступала из тумана как нечто чужеродное и пугающее. Сердце колотилось, разрываясь между двумя предвкушениями — встречей с врагом или с тем, кто смог бы им помочь. Они осторожно завернули за угол и продолжили поиск. Должна была быть какая-то труба, теплотрасса или что-то в этом роде — теплопровод, ради которого печь в котельной делала свою работу. Но ничего похожего видно не было.

Завернув ещё раз, они напоролись на кусты шиповника. Место явно было нехоженое. Орудуя кочергой, Пат пробил дорогу.

У последней стены их встретил пандус с валявшейся на нём ручной одноколёсной тележкой и огромной кучей угля рядом. От угля в туман вели следы больших самосвальных шин. Ворота, через которые тележку можно было бы закатить внутрь котельной, были заперты на засов.

— Если с топологией у меня всё в порядке… — начал Дик.

— Верно. За этими воротами — тот самый колодец.

— Очередная бессмыслица.

Лопату никто не тронул.

— Что ж, полагаю, ждать, пока рассеется туман, можно бесконечно долго. Может, даже целую вечность.

— Согласен. Тогда двинем?

— Ты всё собрал?

Дик указал на два крепких двойных холщовых мешка, к которым Патрик ухитрился приделать лямки, сделав из них неплохие рюкзаки.

— Собрал всё, что можно — чай, сахар, тушняк, картошку… Воды по пять литров у каждого, сам напился ещё. Спички. Прихватил даже горсть окурков.

— Зачем нам бычки? Нашли же блок «Оптимы».

— Когда она кончится — ещё спасибо скажешь. Выбрал самые длинные.

— Как бомжи какие-то… Ладно, хрен с ним. Но учти: следует брать только самое необходимое и лёгкое. Неизвестно, как долго нам идти. Никаких ломов и багров, как бы они не были эффективны против возможного противника.

— Понятное дело… А топор брать?

— Только если сам его понесёшь.

Дик взвесил топор в руках, покачал головой, отбросил и, подумав, потянулся к молотку.

— Верное решение, — одобрил Патрик.

— Сам-то единственный нож захапал.

— Староват я махаться всякими дубинами, а вот пырнуть кого-нибудь — это ничаво. Хотя и нож кухонный. Ничего не забыли?

— Если хочешь — проверь ещё раз.

Они нацепили рюкзаки. Патрик толкнул дверь, на этот раз не став её запирать. Они обогнули котельную, вышли к пандусу и остановились.

— Значит, так. Идём по самосвальной дороге, я по правой колее, ты по левой.

— Но мы пройдём опасный пу-уть через тума-аннн… — тихо пропел Дик.

Патрик неодобрительно взглянул на него и сказал:

— Штаны постирай. Пошли, что ли?

И они пошли.