Лето. Год две тыщи семнадцатый.
Василисе пять с половиной лет. И как всякая маленькая сорока, она часто хочет разную очень нужную ерунду, что вызывает в моей душе тихий ужас (ибо вся эта шушера повышает уровень энтропии в нашем отдельно взятом доме).
Естественно, жить без таких важных для девочки вещей решительно невозможно.
Притаскивает мне очередной девчачий журнал, просит какой-то стотыщпятьсотый игрушечный набор – ну в самый распоследний раз, ну хоть на день рождения…
Отрезвляю её мыслью, что день рождения наступит только через четыре месяца.
– А твой? – вопрошает дочь в надежде, что (может быть) удастся выцыганить крайне потребную в хозяйстве вещицу под видом подарка маме.
– А мой ещё позже, зимой.
Василиса погружается в меланхолию и задумчиво перелистывает журнал. И вдруг спрашивает меня:
– А что бы ты хотела на день рождения?
Я резко включаю родительское коварство:
– Хочу, чтобы ты меня слушалась.
Надо видеть эти глаза!
– Ну ты что-о-о!.. Надо хотеть что-нибудь такое, что у тебя будет всё время, даже когда ты станешь старенькая…
Ну да, например, вот этот шикарный набор из девчачьего журнала!
Делаю максимально серьёзную мину:
– Так я и хочу, чтобы ты всё время слушалась, даже когда я стану старенькая, – не могу удержаться от сарказма: – Такая миленькая, славненькая девочка…
Василиса потрясённо молчит. В глазах мелькают вариации дипломатических соглашений. На пятнадцатой секунде, когда пауза уже переросла все МХАТовские пределы:
– Может, передумаешь?