Абордаж

Портовый кабак в Дюнкерке не казался тем местом, куда следует стремиться. Как его не мой, но содержать в чистоте такое место невозможно. И всё же, моряки с радостью отдыхали в нём от трудных переходов. Хозяин приветлив и добродушен, но отходить толстой палкой может любого забияку. Поговаривали, что в молодости он ходил по морям с пиратами, но кто скажет правду.

Его жена неплохо готовит, а пышнотелая Анджолин, дальняя родственница хозяина, разносит пиво и еду по бочкам, которые заменяли столы. Может принести и чего покрепче, только плати.

– Привет, Улоф, что такой невесёлый? – широкоплечий бородач подсел на свободный табурет.

– Привет, Ханс, а невесёлый я потому, что думаю завязать с пиратским промыслом.

– Тебе же нравилось всё это, морской ветер, абордажи, запах пороха.

– Солидные грузы теперь возят военные фрегаты, попробуй возьми его с нашим корытом.

– Не гневи бога, у вас весёлый галиот, да и пушки вы раздобыли знатные.

– А толку, вот взяли мы на абордаж французов, команду перебили, а что в итоге, – Улоф приложился к кружке.

– И что?

– А ничего, сижу тут, пропиваю те гроши, которые мы получили. А гадкие французишки выбили у нас треть команды, очень уж ловко управлялись со шпагами.

– Так иди на большой корабль, те уже и с военными судами бьются.

– Плавать с англичанами, а может, с французами? – Улоф скривил морду со шрамом на щеке.

– Говорят, что у голландцев появился отчаянный пират, дождись его корабль и наймись.

– Нас, шведов все недолюбливают, разве что к датчанам попробовать по старой памяти. Люди сами себя не жалеют, чуть что, хватаются за шпаги. Раньше больше сдавались, если жизнь пообещать. А потом эти русские стали ходить по морям и смущать честных моряков.

– Русские? – рядом нарисовался молодой парень, юнга с их галиота. – Пугливые овечки, я сегодня одного толкнул, так он сразу маму стал звать. Повезло ему, что парни меня оттащили.

– А что он сказал, вспомни, – оживился Улоф.

– Да откуда я знаю, я же по-русски не говорю, но слово «мать» разобрал хорошо.

– Повезло тебе, что парни оттащили, а то пили бы мы за упокой твоей души, – Улоф отхлебнул из кружки. – Запомни, если русский поминает мать, дело добром не кончится, мне довелось сойтись с ними при абордаже.

Это потребовало объяснений и Улоф начал свой рассказ, изредка прикладываясь к кружке.

– Тогда капитаном у нас был Хольгер Хромой, лихой рубака, вечная ему память. Хороший капитан и пират отчаянный, но дурак. Иначе не повёл бы нас в то плавание. В общем, ему напели, что русские из Архангельска возят дорогую пушнину. Вот и дёрнул его морской чёрт тащиться в их холодное море.

Улоф передёрнулся, вспоминая погоду на русском севере.

– Вроде и летом пошли, но у них лето, это когда снег идёт не каждый день. Вокруг Норвегии ещё ничего было, а как началась эта проклятая страна, так нас зарядом снега и накрыло. Да ладно, почистили палубу, парни жмутся к камбузу, чтобы теплее было. Только, если взять хорошо мехов, то всё не зря, сухопутные крысы их очень уважают. А пока мёрзнем, как собаки в этих проклятых водах.

Он опять глотнул из кружки и продолжил:

– Встретили мы судёнышко одномачтовое, по-ихнему «коч» называется, вроде большой шлюпки, только с палубой и даже с надстройкой. Решили взять на абордаж и пошли на сближение. Русский что-то крикнул, и они все высыпали на палубу, крепкие мужики в меховых шапках и тулупах. Хольгер орёт, чтобы сдавались, нам только груз нужен. Один из них немного понимал по-нашему, полез в трюм и вытащил большую сёмгу.

– Голодным бог велел помогать, – рассмеялся он и закинул на наше судно эту рыбу. – Сварите ухи, болезные! – так и крикнул.

– Эх, как Хольгер завёлся, ругаться начал, а потом повёл наших парней на абордаж. Вот тут и завертелось, а я первый раз услышал, как русские мать поминают. В общем, мы к ним на палубу перебираемся, а русские стали у мачты. Впереди седой старик с топором, за ним справа бородатый мужик с багром, а слева ещё один с топором, а уже за ними по моложе с вымбовками. Они их ещё так странно называли – «дубьё».

– А сколько их всего было? – молодой Эрик уточнил, чтобы получить представление о битве.

– Семеро, – Улоф снова отхлебнул и подозвал Анджолин, чтобы принесла бутылку рома.

– А вас? – молодым всё интересно.

– А нас двадцать бравых парней, готовых драться с чёртом.

– Так вы их должны были в пять минут смять! – Эрик аж вспыхнул.

– Дурак ты, молодой и глупый. Там и не подойти, похоже, они родились с топорами в руках. Сбоку не сунутся, там этим «дубьём» враз огреют. Все, кто пробовал там и легли, либо в воду свалились.

Улоф дождался свою бутылку, щедро налил себе в кружку и сделал пару больших глотков.

– Казалось, что сам Один стал на их сторону, да и палуба не широка, обойти никак, а этот старик так орудовал своим топором, как будто он, сам Тор. Сколько он голов проломил, да и отрубили они вдвоём немало. Вдобавок тот, что с багром, подтягивал порой под удар тех, кто хотел уклониться, или колол острым концом. Там голову Хольгеру и раскроили топором, рухнул на палубу, как подкошенный. А без капитана парни уже не те, поубавилось прыти. Забрали мы его тело и отступили к нам на судно, только половину парней потеряли, в том проклятом абордаже.

– А русские?

– Не знаю, старику точно в живот Хольгер саблей ткнул, но он не упал. Зарычал как медведь и бога вместе с матерью помянул. Так он и стоял, пока мы не отвалили. Потом я видел, как ему помогли на палубу опуститься, а вот умер или живой, того я не знаю.

Улоф ещё выпил пару глотков и замолчал, только головой мотал, вспоминая ту роковую схватку. Хмель стал одолевать его, но он встряхнул головой и пробубнил, засыпая:

– За рыбу, ты представляешь, парень, за одну рыбу…

Хмель сморил его, и голова упала на руки. Эрик пытался переварить услышанное.

– Слушай старших, парень, – заметил Ханс, наливая себе дармовую выпивку, – уплачено, – подмигнул он и залпом выпил содержимое. – Служил я в королевском флоте, и однажды мы встретили русские корабли. Их шесть, а нас восемь, да ещё пушек почти вдвое от русских. Ну думаю, будет потеха. Разделаем мы их, как сюрстрёмминг.

Ханс вылил остатки рома и залпом выпил.

– Только русские не стали идти в бой строем, а разделились пополам и поставили нас в два огня. Так и шли до самого флагмана, а там и мать помянули, и бога, и чёрта, я таких слов больше и не слышал, но флагман взяли, и ещё три наших корабля. Еле ушли мы тогда. Ты, парень, лучше не толкай русских, целее будешь.

Ханс ушёл, а Эрик задумался, что это за люди такие, русские. У них царь молодой заставляет строить корабли, эдак они все моря заполонят.

Через неделю в порту ошвартовалось датское судно, и Улоф ушёл с ними куда-то на юг, подальше от англичан и французов, а главное, подальше от русских.