Абориген

Уже покидая пляж Три Транг, Фома остановился у края песчаного пляжа. Прижав горлышко бутылки к своим, искалеченным чешуей и соком коварного ананаса, губам, он, запрокинув голову, влил в себя последний глоток рома. Опустив пустую бутылку в пластиковый пакет, набитый кожурой маракуйи и ананасовыми останками, он продолжил путь в сторону Патонга.

К добротной автомобильной дороге от пляжа вела широкая тропа, вдоль которой тянулся ряд колючей проволоки, охранявший частные джунгли. До отеля, в котором остановился Фома, нужно было идти около часа, и ему нравился этот его каждодневный путь, сначала сквозь джунгли, а затем, уже в городе, – вдоль стеклянных бутиков с марихуаной и массажных салонов. Эта долгая пешая прогулка, как ни что, настраивала Фому на поэтический лад.

У пересечения тропы и магистрали был сооружен навес, под которым слоненок зарабатывал тем, что с аппетитом ел огурцы-переростки, нарубленные и расфасованные его погонщиком в маленькие корзинки, и продававшиеся скотоводом по сто бат за порцию. Редкий турист равнодушно проходил мимо этого, сидящего на цепи, подростка царственного млекопитающего. Этот малыш уже съел пятьсот огуречных бат из кармана Фомы, и, благодаря милосердию поэта, наверняка, съест еще пятьсот.

Добравшись до большой дороги, Фома пошел вдоль трассы по мощенному ажурной брусчаткой тротуару. Сверкая огромными глазами из глубины сарая-лавки, черная старуха продавала манго, мангустины и рамбутаны. Все эти чудеса были идеальной закуской к рому. Чуть дальше, в этом же ряду трущоб, толстая тайка, с глазами навыкат, жарила на мангале куриные крылышки, и путник, проезжая мимо, мог с колес оценить степень их готовности. Радуясь рациональному устройству мира, Фома легко ступал по разогретой солнцем плитке, отягощенный лишь мусорным мешком. Однако мука эта скоро должна была кончиться. За стихийной заправкой, представлявшей собой деревянный ящик, на котором в ряд стояли бутылки из-под рома, наполненные бензином, количества которого хватало примерно на полбака среднестатистического мопеда, была сельская свалка. Дальше добротная дорога поворачивала направо, и, с павильона магазина сети «Севен-элевен» (где Фому ждала новая бутылка рома), начиналась цивилизация. Пронзая город насквозь, дорога убегала на север острова и упиралась в аэропорт, откуда послезавтра самолет должен будет унести Фому в родную Сибирь. Влево от свалки, в сумерки джунглей, уходила рябая от желтых луж, вся в болезненных следах мопедных шин, корчившаяся в судорогах, дорога к деревне.

Из кармана белоснежных шорт, Фома вынул смартфон и убедился в том, что опоздал в почтовый офис – с утра он носил в нагрудном кармане белоснежной же рубахи пару подписанных открыток с видами райских лагун. Сойдя с тротуара, Фома водрузил свой мешок на гору мусора, меланхолично смердящего под лучами любознательного солнца.

Тут же, на свалке, Фома подобрал несколько помятых яичных поддонов, чтобы размочить их, и позже сделать из них статуэтки для продажи туристам. Подволакивая ногу, на которую сегодня, во время погрузки, с высоты кузова грузовика, упала здоровенная шишка масличной пальмы, Фома, уставший и голодный, но счастливый предвкушением встречи с Дарикой и ребятишками, поплелся домой, то и дело, попадая больной ногой в желтые лужи. Приближаясь к деревне, под сенью джунглей, он представлял себе как Амо и Чала, побросав игрушки, начнут плясать вокруг стола, радуясь теплым еще куриным крылышкам, только что купленным им у лупоглазой Бун Ма.

Ночью, отдышавшись от ласковой Дарики, озадаченный новым положением жены, Фома поднялся с циновки, проверил малышей, и вышел во двор. Завидев хозяина, куры забеспокоились на насесте под навесом из пальмовых листьев. В звездных сумерках Фома отыскал стоявшие у плетня мотыги и проверил их готовность к завтрашней работе в поле.

Константин Фомин 10. 2024 г.

Обложка К.Фомин