— Как же холодно. Опять Санёк забыл закрыть окно, — пробормотал Артём, ворочаясь и пытаясь найти одеяло.
«Чего так темно? Блин, который час? Где я вообще?» — мысли путались, пока он шарил в поисках телефона, пытаясь понять, куда попал.
«Неужели вчера так набухался, что даже домой не дошёл?»
Холодный металл — первое, до чего он дотянулся. Сделав ещё пару движений, Артём осознал: маленькая комнатушка, примерно полтора на полтора метра.
— Ало, живые есть? Меня кто-нибудь слышит? Да где же я? Ни единой щёлки, как ещё не задохнулся? — паника нарастала, и он молотил руками по стенам, пытаясь подать сигнал.
Сердце билось чаще. Артём не страдал клаустрофобией, но непонимание жутко пугало. Вдруг рядом послышались голоса. Он забарабанил по всем стенам.
— Выпустите меня, тут человеку плохо! — крикнул он.
Одна из стен щёлкнула и отъехала, как в купе. Яркий свет ударил в глаза.
— О, спасибо вам, а то я думал, задохнусь, — Артём прикрывал лицо рукавом.
— Да заткнись ты уже, — ответил незнакомый голос.
— Хватай его, а то он еле движется, обед пропустим! — рявкнул второй.
Два тёмных силуэта схватили его под руки. Движения резкие, отточенные — профи, знающие своё дело. Тени одним мощным рывком выкинули тело из тесной комнатушки.
Холод ударил мгновенно — дерзкая пощёчина. Под ногами захрустел снег: холодный, колючий, не тот, что снится в лихорадочных грёзах. Ладонь сжалась, и комок, попавший на кожу, растаял, оставив влажный след.
«Как же так? Август, откуда снег?» — Артём моргал питаясь вернуть зрение.
Сквозь пелену, застилавшую глаза, начали проступать детали, каждая из которых будоражила сознание. На запястьях блестели чёрные, как смола, наручники. Тёмная одежда на теле — грубая, напоминающая военную форму, без лишних деталей.
— Эй, ребятки, вы меня с кем-то спутали! Что это за дрянь на моём теле? Где моя одежда? — выкрикнул он.
Лица новых «друзей» скрывали чёрные шлемы, напоминающие дезинсекторов из «Сталкера». Глаза закрыты защитными очками. Экипировка тоже чёрная, похожая на защиту мотогонщика.
Артём моргнул, пытаясь разглядеть больше, но глаза ещё не привыкли к дневному свету. Внезапно резкая, но знакомая боль прошлась по спине. Удар — жгучий, тупой, с лёгким покалыванием. Ну конечно, известная в узких кругах резиновая дубинка: ощутив однажды, ни с чем не спутаешь.
Парень пошатнулся, но удержался на ногах.
— Шевелись, давай! Не собираюсь тут мёрзнуть! — рявкнул грубый голос позади.
«Куда идти? Вокруг непроглядный лес, только ветер завывает, как дикий зверь», — подумал Артём.
— Топай вперёд, — прозвучал второй голос.
В нём не было злобы, только равнодушие, и это пугало ещё больше. Снег скрипел под ногами, каждый шаг давался с трудом. Мороз быстро дал о себе знать, скованные руки не спрячешь в карманы.
Артём начал тереть ладони, чтобы они не потеряли чувствительность. Он попытался сосредоточиться, как делал раньше: поднять хотя бы веточку, оттолкнуть её телекинезом. Бесполезно.
Холод пробирался под кожу, тонкая ткань не согревала. Но страх был куда сильнее. В голове, как заезженная пластинка, крутилась одна фраза: «Неужели это конец?»
Артём пытался вспомнить хоть что-то о том, как попал сюда. Драки, погони, допросы — где это всё? Только белый шум, гудящий в висках. Он пытался вспомнить, как оказался здесь, но каждый раз натыкался на стену. Зажмурился, надеясь, что с открытием глаз всё исчезнет. Но увы, это напоминало сериал про бандитов из девяностых: хлопнут, прикопают, а потом ищи.
Паника усилилась, каждый вздох казался последним, каждый шаг — шагом в никуда. А ветер пел свою дикую песню, и в его вое чудились слова: «Ты уже не вернёшься».
— Эй, мужики, хоть намекните, куда везёте? — голос прозвучал хрипло, но он всё равно растянул губы в улыбке, будто это шутка. Грубость — лучшая защита, особенно когда терять нечего.
— Ну, молчите, молчите. Всё равно узнаю.
Загадочность охранников лишь усиливала интригу. Страх постепенно отступал, уступая место смирению. Жизнь или смерть — теперь это казалось одним и тем же. Будь что будет.
Спустя десять минут ходьбы первый охранник остановился.
— Код 1.1, пользователь Курьер. Запрос на вход. Пароль: грибные утки на мосту.
«Кто эти пароли придумывает?» — подумал Артём.
Перед глазами появилась стена — не бетонная, а полупрозрачное энергетическое поле, гудящее, словно рой пчёл. Глаза Артёма широко раскрылись от удивления.
— Вы что, инопланетная раса? Я, если что, невкусный, и внутри у меня всё, как у всех! — выпалил он.
— Да шагай ты уже, клоун! — рявкнул охранник.
«Такие путешествия ничем хорошим не заканчиваются», — он вспомнил все похожие фильмы. Вариантов море: один шаг — и всё, разорвёт на атомы, швырнёт в пропасть или просто не хватит воздуха. Охранник с силой ткнул его дубинкой. Артём зашипел.
— Аккуратнее!
— Шагай, неженка, — второй рассмеялся во всё горло.
— Да иду, иду. Не зверь же, могли бы и попросить, — буркнул Артём.
Охранник приложил руку к устройству на поясе, и в поле открылся узкий проход. Парня втолкнули внутрь. Неожиданный контраст, мозг принял не сразу. Тепло постепенно стягивало кожу. Наручники загудели, пальцы закололо, а в груди что-то сжалось.
«Спокойно», — говорил себе Артём. Вдох, выдох. Руки дрожали, но сила не приходила. «Что за чёрт?» — подумал он, нахмурившись. Такое чувство посетило его впервые.
За полем всё изменилось. Снег исчез, воздух стал теплее — не лето, но уже не собачий холод. «Живой, живой», — отчаяние сменилось радостью на лице Артёма. Он попытался, как бывало дома, шутки ради закрутить пыль на земле. Безрезультатно.
Сердце заколотилось быстрее, но он всё равно выдавил ухмылку, глядя на охранника снизу вверх:
— Ну, спасибо за тёплый приём. Где тут поставить пять звёзд?
— Заткнись, — охранник кивнул напарнику. — Тащи его в приёмку. Пусть там с ним разбираются.
Второй подхватил парня под локоть и поволок к зданию. Дверь из толстого металла открылась с гулом, и его швырнули внутрь — в пустую бетонную комнату с голыми стенами и тусклой лампой под потолком. Дверь захлопнулась. Парень поднялся, огляделся вокруг. Возле дальней стены находился силуэт. Отвратная смесь: бетон и тишина.
— Ну и сервис, — пробормотал Артём, пытаясь пошутить, чтобы заглушить нарастающий ком в груди.
Он снова напрягся, сосредоточившись на мусоре на полу, вытянул руку — поднять , просто поднять. Ничего.
«Да что ж такое…» — выругался он про себя.
Тесная камера — восемь шагов от стены до стены. Оставшись один на один с мыслями, они, словно шакалы, терзали голову. «Так, соберись. Выдохни. Надо найти хорошее, зацепиться за что-то». Живой. И, похоже, убивать его пока не собираются. Уже плюс. Второй вопрос: где он? И зачем его здесь держат? Хотя это уже два вопроса. «Блин, сосредоточься». Неужели из-за способности? Нет, откуда им знать о ней? Хотя… сдать его мог кто угодно. Может, в рабство забрали? Или на органы? Бред, конечно, но всё же…
Из угла раздался сухой кашель. Артём вздрогнул и резко повернулся. Там, в тени, сидел старик — худой, с коротко стриженными седыми волосами. Он выглядел не лучше: чёрная форма, такая же, как у Артёма, синяк на скуле, дрожащие руки. Видимо, новенький, как и он сам.
— Чего пялишься? Тоже только что приехал? — Артём заставил себя улыбнуться, хотя внутри всё сжалось.
Старик медленно выдохнул, будто каждое движение давалось ему с трудом. Его голос был хриплым, но твёрдым:
— Зачем грубить, парень? Не учили, как со старшими разговаривать?
Вопрос поставил Артёма в тупик. Стало стыдно. Он замялся, не зная, что ответить. Старик, заметив его замешательство, усмехнулся:
— Ладно, спишем на ошибки юности. Молодость всё прощает. Меня зовут Николай, а тебя как?
— Прошу прощения за грубость, — Артём опустил взгляд. — Я Артём. Дело не в молодости, просто за последние часы я, наверное, пережил больше эмоций, чем за всю жизнь. Ещё и наручники эти жутко бесят.
— Рад знакомству, хоть место и паршивое, — Николай улыбнулся, и в его глазах мелькнула искренняя теплота.
— Дядь Коль, подскажи, где мы? — Артём чуть подался вперёд.
— Эх, если б я знал, — старик пожал плечами. — Но, судя по одежде, это тюрьма. Такую робу зэки носят.
Николай прищурился, внимательно глядя на Артёма.
— А ты, парень, что натворил, раз тут оказался?
— Это сложный вопрос даже для меня, — Артём вздохнул. — Последние пару месяцев как стёрлись. Очнулся, когда меня из машины выкинули. А ты, дядь, за что здесь?
— Похулиганил немного, — Николай усмехнулся, но в его голосе чувствовалась горечь. — У меня слух был острый — мог стены насквозь слышать, шаги за километр чуять. Даже как у мышки сердце бьётся.
— Слух хороший — это же не преступление.
— Да знаю, только услышал то, чего не должен был, — старик понизил голос. — Вот и привезли сюда. Такая вот история.
Артём заморгал, удивлённый. «Гостайна? Переговоры?» — подумал он, но решил не давить — если захочет, сам расскажет. История явно мутная.
— Бывает такое… — пробормотал он.
— Знаешь, дядь Коль, скажу по секрету: у меня тоже был талант. Мог мыслями двигать. Не поверишь, наверное, и показать не могу — тут не работает, как будто выключили!
Николай задумался, его взгляд стал отстранённым.
— Знаешь, я тут тоже почти ничего не слышу. Ну, или, точнее, как раньше. Бывало, мне даже музыку в наушниках на полную громкость включать приходилось, чтобы заглушить шаги или голоса за стеной. А сейчас — тишина. Самый обычный слух, как у всех.
— М-да, вот так задачка, — Артём попытался усмехнуться, но голос дрогнул.
— Одно ясно, юнец: за людей нас тут не считают, — Николай понизил голос, — но чуйка подсказывает, что это только начало долгого пути.
Николай упёрся лбом в стену. «Он-то хоть пожил, повидал мир, а этот парень — совсем молодой, ему бы ещё жить да жить», — подумал он с горечью. Артём, заметив его настроение, подошёл и осторожно положил руку на плечо.
— Ничего, дядь Коль, прорвёмся. Человек — тварь живучая, ко всему привыкает!
Николай поднял взгляд, и в его глазах мелькнула благодарность. На душе потеплело. Он, старший, опытный, должен был поддерживать парня, а вместо этого раскис, как тряпка.
— Я тут подумал, дядь, если мы с тобой и правда одарённые, значит, они научились блокировать наш дар. Надо понять, как это работает. Наши способности ещё точно пригодятся, — сказал Артём.
В железной двери щёлкнуло, и открылось маленькое окошко размером с лист бумаги. Громкий голос рявкнул:
— Руки сюда, живо!
Николай подошёл первым, и, к его удивлению, с него сняли наручники. Тот же грубый голос снова заорал:
— Второй, быстрее! Вам тут не пансионат!
Окошко с лязгом захлопнулось.
— Какое облегчение, — выдохнул Артём, потирая запястья.
— Да уж, браслетики эти — тяжкая ноша, — поддержал его Николай, растирая руки.
Спустя несколько минут дверь снова щёлкнула, но на этот раз открылась полностью. В камеру ввалились четверо — словно к себе домой, в чёрных тюремных робах с красными полосками вместо серых. Не охрана, а заключённые, но с наглыми ухмылками и уверенностью. В тесной камере стало ещё теснее. Один, лысый, с глубоким шрамом через губу, хлопнул в ладоши и оскалился:
— О, новенькие! Давно мясо не отбивал, аж руки чешутся!
Артём вскочил, выставив руки вперёд.
— Эй, мужики, давайте сперва поговорим! Мы ж только приехали, чего сразу драться?
Его не слушали. Здоровяк, в полтора раза выше обычного человека, занял позицию у двери — видимо, стоял на шухере, следил, чтобы никто не позвал охрану. Лысый, чьи правая и левая руки покрылись блестящим металлом, шагнул ближе и схватил его за воротник.
— Поговорить, значит? Есть тут два друга, которые любят поговорить.
Удары сыпались, как град: в живот, по печени, в лицо. Кулак врезался в скулу, кровь брызнула из разбитой губы, второй удар в солнечное сплетение вышиб воздух из лёгких. Артём замахнулся в ответ, но его руку обмотал гибкий жгут, тянувшийся от другого зэка.
— Бесполезно, малыш, сегодня явно не твой день, — хихикнул тот с зловещей улыбкой, будто резиновый.
— Слышь, выродок, заткни пасть! — прорычал лысый напарнику, добавляя ещё один хук в челюсть Артёма. — Ты на кого руку поднял, а, мясо?
Лысый напоминал бешеную псину, сорвавшуюся с цепи.
— Ну чего ты такой злой, лысая башка? — хмыкнул он, поворачиваясь. — Ладно, тут ещё одна игрушка есть.
Тощий парень не стал тратить силы на старика — просто щёлкнул тыльной стороной ладони, и голова деда мотнулась в сторону. Пальцы удлинились, обвили Николая, как верёвки, и швырнули в стену. Старик рухнул, хрипя, но резиновый ублюдок не остановился — дёрнул его вверх, играя новой марионеткой. Хохоча, он заставлял Николая бить самого себя: рука старика, подтянутая резиной, врезалась в его же лицо.
— Эй, гляньте, как дед выплясывает! — заорал он, кивая товарищам. — Давай, старик, ещё разок!
Четвёртый стоял у стены, тощий, с чёрными, как гудрон, волосами, скрестив руки. Его лицо не дрогнуло, будто он смотрел на дождь за окном. Ничем не примечательный парнишка, но взгляд его был как бездна, которая смотрит на тебя.
Артём, задыхаясь от ударов, прохрипел:
— Эй, оставьте деда в покое! Он вам ничего…
Лысый прервал его, вмазав металлическим кулаком в рёбра так, что кости затрещали.
— Заступник, да? — прорычал он, ухмыляясь. — Щас за двоих получишь!
Удары ускорились: в печень, в голову, в грудь — без пощады. Это больше походило на повара, который колотит отбивную. Резиновый снова заорал:
— Смотрите, а этот ещё без штанишек сальто закрутить может!
Николай стонал, его лицо исказилось от боли и унижения, глаза блестели, будто вот-вот польются слёзы. Его тело дёргалось в хватке «резинового». Артём, несмотря на боль, твердил про себя: «Я выживу. Не сдохну тут, как крыса. Не сдохну!» Кровь текла из носа, сбивая дыхание, один глаз заплывал, но он стиснул зубы, глядя на лысого сквозь мутную пелену.
— Смотрю, у тебя ещё остались силы вякать, — оскалился лысый. — Хорошо, я только размялся!
Он провёл руками по ногам, и они, как и руки, покрылись блестящим металлом.
— Если смотрел «300 спартанцев», точно оценишь!
Четвёртый, до того молчавший у стены, вдруг отлепился от бетона и шагнул вперёд. Его голос был ровным, холодным, без тени эмоции:
— Достаточно.
Лысый замер с занесённой ногой.
— Ну вот, весь кайф обломал, — пробурчал он.
Резиновый отпустил Николая, и старик рухнул на пол, тяжело дыша. Четвёртый подошёл ближе, глядя сверху вниз на избитых. Его глаза на миг засияли — не ярким светом, а тёмным, словно чёрная звезда.
— Ваши жизни теперь вам не принадлежат, — сказал он спокойно, будто зачитывал приговор. — Бросайте их. Нам пора возвращаться.
Лысый сплюнул на пол, недовольно буркнув:
— Да я только размялся!
— Чё, уже всё? — резиновый ухмыльнулся, но тут же сменил тон, глядя на четвёртого. — Босс, как всегда, добрый.
Уходя, он пнул Николая напоследок.
— Дед ещё бы поплясал.
Здоровяк молча открыл дверь. Четвёртый, не оборачиваясь, бросил:
— Хватит. Идём.
Он вышел, и троица, ворча, потащилась за ним, оставив Артёма и Николая на бетонном полу.