Абсолютный Ноль

Швейцария, Клоттен
Международный аэропорт Цюриха (ZRH) – частный сектор
17 января 1999, 9:41

Зима стояла суровая даже по швейцарским меркам: снег лениво падал мягкими хлопьями, стелясь по бетонным полосам и набрасывая тонкое белое покрывало на стеклянные стены терминала вдали. На одной из частных полос стоял чёрный самолёт с серебристыми крыльями, повторяя своей раскраской цвета логотипа одного из самых известных и могущественных конгломератов в мире, ровно который и красовался на хвосте. Личный лайнер, что притягивал взгляды и уважение одним своим видом.

Экипаж — пилоты и стюардессы — уже стояли у спущенного трапа, готовясь встречать с зонтами и идеальными улыбками своих пассажиров. Даже стоя на холоде, они являлись показателем профессионализма, которым так гордилась корпорация Волковых.

Прерывая любые разговоры, к самолёту плавно подъехал чёрный «Мерседес», лимузин, достойный статуса его владельца. Двери открылись почти одновременно, и стюардессы тут же поспешили укрыть выходящих зонтами.

Первым вышел высокий и статный мужчина уже в годах. Его аккуратно уложенные волосы и ровно подстриженная борода были покрыты серебром, будто бы сам благородный металл увенчивал своего хозяина. Владимир Волков — человек с корнями старой русской аристократии, тот, кто своими руками и умом смог создать империю, распространяющуюся на весь мир. Человек беспринципный, стальной и беспощадный, как его описывают сотрудники и конкуренты. Но даже так, количество уважения в голосе каждого заметно даже самому неискушённому слушателю. И всё же сталь в его голосе полностью пропадает каждый раз, когда он видит свою дочь и своих внуков, а ледяной океан в глазах, что пробирает до дрожи даже самого жесткого человека, сменяется почти осизаемой любовью и заботой.

Как раз в этот момент человек с такой безупречной репутацией смеялся как первоклассник, неся на руках свою пятилетнюю внучку, которая с непосредственностью, присущей всем маленьким детям, тянула дедушку за бороду, заполняя округу смехом — звонким, словно звук десятков маленьких колокольчиков. Со светлыми волосами, прикрытыми тёплой и мохнатой шапкой с помпонами, которые она так любит, и голубыми глазами, словно два блюдца, внутри которых плещется океан.

Прямо за ними выходили его дочь и её муж — уже не такие молодые, но уверенные и статные. Отец спокойный, уверенный и надёжный, будто высокая и крепкая стена для своей семьи, наследник старых европейских денег, встретивший во времена студенчества такую обаятельную и сильную девушку — истинную дочь своего отца. А она сама — со сильным взглядом и твёрдостью, унаследованной от отца, но невероятно нежная и добрая со своей семьёй. Деловая женщина со стальной хваткой и надёжная опора для своих близких.

Последним вышел старший сын — маленький Данте. Хоть ему всего восемь лет, он аккуратен и собран не по возрасту, с очень серьёзной моськой и в идеально сидящем чёрном пальто — будто маленькая копия своего отца и деда. Светлые волосы и голубые глаза, излучающие лёгкий холод, как визитная карточка их семьи.

Он на секунду остановился и, как заворожённый, засмотрелся на падающий снег, что в его глазах был куда красивее, чем цветущие зеленью деревья летом.

— Данте, не отставай, милый, — мама протянула ему руку, которую он сразу взял и одарила его улыбкой, излучающей любовь.

— Дорогая, разве ты не знаешь? Наш маленький волчонок-мечтатель, скорее всего, просто снова задумался о планах на будущее, верно, сынок?

Отец взъерошил его волосы и по-доброму рассмеялся, пока смущённый Данте опустил взгляд и сильнее сжал ладонь матери. Она ободряюще сжала его руку в ответ.

— Всё правильно. Как и его мама, он точно знает, чего хочет, даже в таком возрасте, — заметила она с гордостью. — И я не сомневаюсь, что он добьётся всего, чего пожелает.

— И я! И я тоже! — гордо заявила Настя, всё ещё сидящая на руках у деда.

Дедушка засмеялся заявлению самой младшей, чмокнув её в щёчку.

— И конечно же, ты тоже, золотце. Ты ведь хочешь во всём быть похожей на своего брата.

— Данте самый-пресамый лучший! — заявила малышка.

Она потянулась в сторону брата, и дедушка опустил её на землю. Настя стремительно помчалась к нему. Данте улыбнулся и взял её ладошку в свою.

— А у меня самая милая и самая лучшая сестрёнка.

— Но я всё равно не понимаю, почему я не могу полететь с вами… Я не хочу прощаться.

Малышка смешно шмыгнула носом и сильнее прижалась к брату, показывая всем своим безапелляционным видом, что отпускать его не собирается. Отец присел на корточки перед ними и приподнял её подбородок, чтобы посмотреть в глаза.

— Волчонок, это всего на месяц или два. Папе с мамой нужно проследить, что в Америке всё хорошо с дедушкиной компанией. Мы же не прощаемся навсегда — ты не успеешь и заметить, как мы снова будем вместе. Даже раньше, чем успеешь надоесть дедушке.

— Я не надоем… — буркнула малышка, нахмурившись.

— Конечно не надоешь, солнышко. Но кто-то ведь должен остаться со мной, чтобы я не заскучал. Кто же будет пить со мной горячий шоколад и кататься на санках?

Дедушка взял её руки легко, будто перышко, и прижал к себе. Настя хоть и всхлипнула, но всё равно крепче прижалась к его груди. Данте подошёл и взял её за руку — совсем как взрослый.

— Настя.

Девочка повернулась к нему, выглядывая из-под челки.

— Я вернусь быстро-быстро. Ты даже не успеешь соскучиться.

Она улыбнулась так искренне и с таким доверием, как может только маленький ребёнок.

— Обещаешь?

— Обещаю!

Он протянул ей мизинец, и она зацепилась своим.

Пока дети были заняты друг другом, Владимир обратился к дочери и зятю:

— Берегите друг друга и держите меня в курсе всех изменений. Ситуация в мире сейчас нестабильная, и никогда не знаешь, чего ожидать дальше. Хотя вы и так это знаете.

— Не волнуйся, пап, — она обняла его и чмокнула в щёку. — Я знаю, что делаю, так что не переживай.

Она повернулась к Насте и погладила ту по щеке.

— Пока, малышка. Слушайся дедушку и не капризничай. Я тебя очень люблю. Мы позвоним, когда приземлимся.

— Я тоже тебя люблю! И папу, и братика! — малышка замахала им своими крошечными ручками.

Дедушка перехватывает свой бесценный груз и поворачивается к Данте.

— А ты помогай родителям и не забывай — когда-нибудь это всё станет твоим.

— Да, дедушка, я понимаю.

Он ответил так серьёзно, как будто от него зависел результат всей поездки.

— Ну вот и хорошо. Скоро увидимся.

Семья обнялась перед трапом, пока экипаж молча ждал, не смея нарушить семейную идиллию. В окружении мягкого снега, хрустящего под ногами, Данте с родителями зашёл внутрь, оставляя дедушку с Настей позади. Он ещё не знал, что снег этого дня будет сниться ему всю жизнь.

Где-то над Канадой
Самолёт Volkov International
17 января 1999, 10:23

Данте разлепил глаза и потер их рукой, потянувшись в кресле. Он заснул на середине пути; на нём лежал тёплый плед — кто-то из родителей укрыл его.

Данте огляделся и увидел, как на креслах справа от него родители вполголоса обсуждают какие-то документы и планы на поездку. Они спорили о каком-то заводе и о том, что кто-то не согласен с переносом части активов в США. Он не совсем понимал, что всё это значит, но чувствовал, что дело важное, и не хотел им мешать. Но они тут же замолчали, заметив, что он проснулся. Мама поднялась и села рядом, обнимая его.

— Ты уже проснулся, сынок? Выспался?

— Угу…

Сонно ответил Данте, стараясь прикрыть рот ладошкой, заразительно зевая. Мама умилённо улыбнулась своему маленькому чуду.

— Ты стал уже таким взрослым. Даже не боишься летать.

— Я не боюсь, потому что я с вами.

— Я тоже, сынок, не боюсь, когда я вместе с тобой и папой.

Отец присоединился, и семья наслаждалась тёплым моментом.

До того момента как…

— Дорогой… что это? — вдруг напряглась мама. — Это что, вспышка?

— Что там? — отец наклонился к иллюминатору…

Мир взорвался.

Грохот. Ослепляющая вспышка. Самолёт разорвался пополам.

Потом — только тьма.

Канада, Шикутими
Окрестности Мон-Вален
17 января 1999, 11:12

Снег шёл крупными хлопьями, гася запах гари и глухой треск ещё тлеющих обломков. Несколько армейских джипов остановились по окружности дымящихся останков самолёта. Люди в зимнем камуфляже и боевом снаряжении тут же высыпали из них и окружили место крушения — слаженные, молчаливые. На форме — никаких знаков подразделения. Руководил ими человек в форме: седой, холодный, с будто бы застывшей ненавистью в глазах.

— Периметр чист, — прошёл голос по рации.

— Начинаем поиск, — ответил другой.

Они двигались методично: один отряд поднимал обломки, второй фиксировал на камеру.

Полковник Страйкер подошёл к краю обломков, глядя на искорёженный металл.

— Высота падения семь километров… от самолёта практически ничего не осталось, — доложил капитан.

— И не должно было остаться, — тихо бросил Страйкер. — Всё должно быть чисто.

— Полковник Страйкер, никого живого не обнаружено. Тела целей определить будет непросто: два найденных полностью обуглены, но это могут быть и члены экипажа.

— Да чёрта с два кто-то мог выжить в таком падении, — сухо бросил Страйкер. — Так что начинай…

— Сэр! Вы должны это видеть!

Раздражённый тем, что его перебили, Страйкер начал пробираться через обломки к солдатам, которые нашли нечто, требующее его внимания… и замер.

— Что за… — Страйкер наклонился ближе. — Что это за чертовщина?

Огромный кусок льда прямо среди обломков. Он не только не растаял — он еще и выдержал взрыв и крушение.

— Откуда тут лёд? При такой температуре он должен был испариться при взрыве… — прошептал капитан.

Страйкер обошёл глыбу, всматриваясь в структуру. Лёд будто пульсировал. Еле заметно, едва различимо, но он дышал холодом — так, как не бывает в природе.

— Сэр, посмотрите… там внутри будто кто-то есть.

И вправду — внутри был кто-то. Ребёнок.

— Неужто живой…

— Сэр, возможно, он мутант, — осторожно сказал один из солдат.

Страйкер медленно повернулся к нему:

— «Возможно»?

— Виноват, сэр! — солдат тут же отвёл взгляд, лишь бы не встречаться с таким ледяным, убийственным взглядом полковника.

— Мутант, значит, — повторил Страйкер, будто пробуя слово на вкус. — Значит, у нас необычайно ценный объект.

Он подошёл ближе и приложил ладонь к гладкой поверхности. Лёд был настолько холодным, что даже через перчатку резанул кожу.

— Он жив, — произнёс Страйкер. — Я чувствую.

— Что прикажете делать, сэр?

Страйкер выпрямился.

— Погрузить. Аккуратно. Если объект будет повреждён — вы все трупы.

Солдаты бросились выполнять приказ. Страйкер наблюдал, как они осторожно подводят платформу и грузят кокон, словно боятся разбудить спящего зверя.

— Сэр, — тихо спросил капитан, — как его обозначить в отчётах?

Полковник задержал взгляд на силуэте ребёнка внутри ледяного кокона. Словно смотрел не как человек — как учёный. Как военный. Как фанатик.

— Обозначение? — он почти улыбнулся. — Назовите его «Субъект Ноль».

— Ноль?

— Да. Думаю, наши многоголовые друзья будут довольны таким материалом… пусть программа уже и началась.

Моторы джипов взревели, и снежную равнину вновь заволокла тишина.