Абсолютный покой

Счастье – лишь иллюзия разума,

попытка убедить самого себя,

что жизнь не так жестока, коротка и пуста,

какой она является на самом деле.

Такие вечера принято называть томными. Большое белое светило ещё только касается нижним краем тонущего в розоватой дымке горизонта, а второе – маленькое и кроваво-красное – уже почти закатилось и лишь стыдливо бросает алые лучи сквозь кроны деревьев, усыпанных благоухающими цветами. Лёгкие и свежие запахи дня успели смениться более пряными, тяжёлыми и волнующими. Ветерок шелестит в высокой траве, гонит волны по лужайкам в парках и клумбам у многочисленных отелей и частных вилл. Воздух наполнен предвкушением и чарующей музыкой, расслабляющей и обещающей одновременно.

Это самое долгожданное, самое манящее время суток, слишком длинных и утомительных, когда дневная жара отступает, а от воды бесчисленных прудиков и фонтанов поднимается прохлада. Именно в эти часы открываются двери самых элитных заведений, женщины и мужчины облачаются в самые изысканные наряды и выходят на отделанные разноцветным камнем дорожки. Они садятся в дорогие машины и аэромобили и отправляются развлекаться. Даже те, кто прибыл на планету поправить здоровье в одной из лучших клиник сектора, покидают опостылевшие палаты и идут принимать целебные ванны в компании умелых массажистов.

Подобные вечера манят своими искушениями, они пока только обещают, дразнят, постепенно утягивая за собой в сумерки, наполненные свободой и вседозволенностью, доступной лишь в мирах-садах, мирах удовольствий. Только здесь можно позволить себе раствориться в покое и умиротворении и на время забыть о бесконечной войне и могущественных врагах, таящихся в пустоте меж звёзд.

Один из таких томных вечеров в дорогом номере-пентхаусе лучшего отеля города Фригус, столицы мира удовольствий Отиум, был наполнен запахом прекрасного рекафа. Здесь в него принято было добавлять пряности и сушёную цедру. Сете было достаточно понаблюдать за процессом всего один раз, чтобы освоить хитрую технику здешних поваров. После этого рекаф для Иллиана Фар'рэна мальчик готовил сам. Они пробыли здесь уже больше недели, и всё это время Сета приносил инквизитору ароматный напиток каждый вечер. Иногда Иллиан просил приготовить рекаф утром или днём, а когда садилось первое солнце – двойную порцию.

Первый в его короткой жизни варп-переход дался Сете тяжело, мальчик оказался не готов ко всем тем ужасам, через которые ему пришлось пройти. Имматериум был неспокоен после уничтожения целой планеты, но шторм только зарождался, а навигатору «Последовательности» хватило мастерства и удачи найти для корабля безопасные тропы в Море Душ. Переход занял всего несколько часов, однако Сета был настолько измотан и сбит с толку, что решился на побег. Он считал, что сможет прижиться в любом мире, лишь бы больше не слышать голосов, пробивающихся через несмолкаемый рёв сирен, и не чувствовать голодных взглядов сквозь обшивку корабля. Эта уверенность растворилась быстрее, чем крупинка сахара в горячем рекафе, едва мальчик покинул челнок и ступил на гладкий рокрит посадочной площадки. Они прибыли в мир под названием Калибус, и принадлежал он адептам Омниссии. Сета понял, что совсем не хочет становиться одним из жрецов культа Бога-Машины или безмозглым сервитором. Всё оставшееся время он ни на шаг не отходил от инквизитора.

Второй переход Сета пережил легче, хотя так и не понял, куда и зачем они прилетели. Этого не знал никто, даже Джедедия Финнвард, ученик его хозяина. Это удивило мальчика, но вопросы он задавать не решился. Корабль некоторое время провисел на орбите планеты, названия которой тоже никто не знал, а потом вновь вошёл в варп. После возвращения с поверхности лорд Фар'рэн почти на сутки заперся в своей каюте и велел его не тревожить. Никому. Даже Сете.

Третий переход привёл «Последовательность» сюда – в мир-сад Отиум. Мальчик о таких только слышал и теперь понимал, почему побывать на них считалось наградой. Здесь царили покой, красота и всевозможные радости жизни. «Последовательность» пришвартовалась в орбитальных доках, экипаж занялся текущим ремонтом. Аколиты и штурмовики спустились на поверхность вместе с инквизитором и дознавателем и с тех пор почти не появлялись в гостинице, проводя всё время в казино, ресторанах и других местах, о которых Сета не хотел даже думать.

Мальчик всегда считал, что инквизиторы живут только во имя исполнения своего долга, денно и нощно охотятся на врагов человечества и даже помыслить не могут о чём-то ином. Но оказалось, что они такие же люди, как и все прочие. Им нужен отдых, они любят развлекаться. Сета почувствовал лёгкое разочарование, когда впервые ступил на цветную брусчатку Фригуса. Его жизнь стала совсем иной, но, в то же время, совершенно не изменилась. И всё-таки мальчик покорно готовил рекаф и относил его в комнату лорда Фар'рэна, которую тот практически не покидал.

Местные жители и отдыхающие в столичном городе Фригус гости Отиума быстро узнали о прибытии инквизитора на планету. В первые дни Иллиану постоянно присылали визитки и приглашения, которые он игнорировал. Постепенно их поток иссяк. Никому так и не удалось выяснить цель визита лорда Фар'рэна и его свиты. Это породило бездну слухов, большая часть из которых доходила до Сеты в раздутом и искажённом виде. Но к концу первой недели их пребывания на Отиуме люди успокоились, решив, что инквизитор прилетел, чтобы просто отдохнуть и поправить здоровье. Иллиан продолжал заниматься своими делами, не подтверждая, но и не опровергая это предположение.

Этот вечер был таким же томным и многообещающим, как и большинство вечеров на Отиуме. Сете, выросшему в мире-улье, здесь было неуютно – слишком много открытого пространства, слишком много воздуха и слишком много незнакомых запахов. Из-за всего этого мальчик никак не мог расслабиться. Постоянное напряжение ужасно утомляло, но именно оно помогло Сете вовремя среагировать и остановиться, избежав столкновения с молоденькой девушкой, замершей у лифта. Фар'рэн снял целый этаж самого дорогого отеля столицы «Пацем». Комнаты здесь располагались полумесяцем вокруг центрального холла. Себе инквизитор взял одну из крайних и тут же переделал её в свой кабинет. Сете он выделил маленькую комнатку на противоположном конце «полумесяца», в ней же он обустроил кухню, которую мальчик использовал исключительно для нужд своего господина. Чтобы попасть в кабинет Иллиана, Сете надо было пройти либо через все соединённые между собой комнаты, либо через холл мимо дверей лифта – единственного способа подняться на этот этаж для гостей и жильцов. Сейчас же рядом с ними стояла незнакомая девушка в красивом струящемся платье необычного покроя.

– Приветствую тебя, юноша. Моё имя Нубити. – Девушка изящно поклонилась, Сета смущённо потупился. В голосе и манерах нежданной гостьи ощущалась особая чувственность, ещё только начавшая зарождаться, но уже способная вскружить голову любому мужчине. – Моя госпожа желает встретиться с господином Фар'рэном. Удобно ему ли будет принять её?

– Я спрошу, – неловко кивнул Сета. Он никогда прежде не чувствовал себя таким неуклюжим. Мальчик прошёл обучение на высококлассного слугу, он знал, как должен себя вести, чтобы угодить. И видел, что Нубити не хуже него владеет наукой быть незаметной и незаменимой. Её тоже обучали, но она была кем-то гораздо большим, чем просто слуга. – Могу я узнать имя твоей госпожи?

– Разумеется. – По губам девушки скользнула едва уловимая улыбка. – Её имя Шивани Кисмет.

Сета пробыл на планете чуть больше недели и практически не покидал «Пацем», но даже он несколько раз слышал это имя. Элитная куртизанка, лучшая их лучших. Она сама выбирала, кому нанести визит, и это считалось большой честью и удачей. Госпожу Шивани называли одной из главных драгоценностей этого мира-сада. Сета ощутил смесь острого разочарования и волнения. Лишь жёсткие уроки, полученные мальчиком в раннем детстве, позволили ему сохранить невозмутимый вид и прошествовать с подносом в руках к дверям в комнату Фар'рэна.

– Милорд, – решился заговорить Сета, когда изящный серебряный рекафник, сливочница и тарелочка с засахаренными орешками заняли своё место на рабочем столе инквизитора.

Иллиан не оторвался от своей работы и даже не посмотрел в сторону Сеты, только едва заметно кивнул, показывая, что слушает. Мальчик поднял опустевший поднос перед грудью, будто защищаясь, и сделал шаг влево. Его совершенно не интересовало, чем именно занимался инквизитор, Сета всего лишь хотел увидеть, какой у того почерк. Фар'рэн постоянно писал, иногда что-то чертил, проводя все дни в помещении. Мальчик не понимал, зачем отправляться на такую чудесную планету, зелёную и благоухающую, полную красивых домов и парков, и сидеть всё время в комнате за рабочим столом.

– Вас хочет видеть дама, – Сета оставил попытки заглянуть в бумаги инквизитора. Он старался не выдать своего разочарования визитом госпожи Кисмет.

– Пригласи, – коротко ответил Иллиан, не отрываясь от своего занятия. Писал он быстро и, насколько Сета мог судить по движению пера, ровно и без помарок. Мальчик подумал, что эту работу вполне можно было доверить сервочерепу-самописцу.

Сета с трудом удержал рвущиеся слова: «вы ведь даже не спросили её имя!». И так было понятно, что инквизитор её ждал. Поклонившись, мальчик вышел из комнаты. В этот самый момент двери лифта распахнулись. Госпожа Кисмет не нуждалась в разрешении, она относилась к тем женщинам, которым не отказывают. Просьба о встрече была всего лишь формальностью, проявлением вежливости, не более. Нубити, скорее всего, сообщила своей госпоже, что та может подниматься, как только мальчик скрылся за дверями кабинета. Сета едва успел поклониться, всё ещё прижимая к груди поднос.

Он не услышал её шагов, только нежный шелест шёлковой ткани. Мальчик не смел поднять глаза, но всё равно разглядел промелькнувший мимо него край полупрозрачной юбки и узкие, украшенные драгоценными браслетами ступни в изысканных сандалиях. Сета почувствовал исходивший от одежд женщины аромат, но не смог дать ему название. В этом аромате сплеталось слишком многое: он ласкал и будоражил, обжигал послевкусием и отзывался сладким покалыванием в затылке. Чтобы покорить кого-то, Шивани Кисмет достаточно было просто встать рядом. Сета был уверен, что никогда не осмелится поднять на неё глаза. Он решил, что нашёл причину, по которой милорд инквизитор прибыл на эту планету, и очень ему завидовал.

Дверь открылась, не издав ни звука. Шелест лёгких шагов утонул в толстом ворсе белоснежного ковра. Иллиан дописал предложение до точки и положил перо на специальную подставку, выточенную из чёрного вулканического камня. Ему не надо было поворачивать голову, он ощутил её присутствие, угадал по едва различимым признакам.

– Я думал, ты навестишь меня раньше, – почти равнодушно сказал инквизитор.

Женщина подошла ближе, аромат, исходивший от её кожи, стал сильнее. Он удивительным образом дополнял собой этот вечер с его медленным и безумно красивым двойным закатом и дремотной негой цветущего сада под окном. Впечатление портило лишь то, что ставни в комнате были наглухо закрыты, а рециркулированный воздух в воздуховоде не имел запаха. Ароматы открывающихся ночью цветов могли добавить моменту очарования и интимности.

– Я ждала, когда ты позовёшь, Иллиан. – Голос Шивани обволакивал, ласкал, завораживал. Глубокие нотки рождались где-то в её груди и чувственно вибрировали у самых губ, делая слова осязаемыми.

– Ты приходишь без приглашения, насколько я слышал. – Иллиан встал и повернулся к своей гостье.

Шивани Кисмет была невероятно красива. В ней всё было идеально, каждая деталь её облика была подобна произведению искусства. И длинные, волнистые, густые волосы цвета беззвёздной ночи, украшенные цепочками с сапфирами. И миндалевидные, тёмно-синие глаза, обведённые сурьмой. Высокую грудь женщины плотно облегал парчовый, расшитый серебряными нитями лиф, от которого вниз шла длинная юбка, состоящая из множества слоёв почти прозрачной ткани, окрашенной в дополняющие друг друга оттенки синего. Стройная фигура Шивани лишь угадывалась за закатным туманом платья, давая волю фантазии.

– Какая жалость. Я думала, ты приехал навестить меня. – Шивани подошла к столу и коснулась кончиками пальцев рекафника. – И отдохнуть от своих дел.

– Отдохну у подножия Трона, – ответил Иллиан. Он стоял неподвижно, не делая ни малейшей попытки приблизиться к своей гостье.

– Я бы предпочла диван. Не составишь мне компанию? – с лёгкой насмешкой сказала Шивани. Она подошла к стоявшему в стороне дивану и мягко опустилась на него, расправив складки юбки одним плавным жестом.

– С удовольствием, – кивнул Иллиан.

Он сел рядом с Шивани и откинул голову назад, прикрыв глаза. Под веками заплясали чёрные мошки, а плечи отозвались ноющей болью. Иллиан провёл за письменным столом не один час. Схема, над которой он упорно трудился уже целую неделю, никак не хотела складываться до конца.

– Ты совершенно себя не бережёшь, – вздохнула Шивани, запустив тонкие пальцы в волосы Иллиана и нежно массируя ему голову. Некоторое время они оба молчали, убаюканные обманчивым покоем.

Это было чем-то вроде ритуала. Совсем юным дознавателем Иллиан часто прилетал сюда со своим наставником. В столице Отиума Фригусе была самая лучшая клиника в секторе, только здесь его больные лёгкие могли получить должное лечение и на некоторое время перестать будить его по утрам болью и душащим кашлем.

Иллиан и Шивани познакомились во время его первого визита. Случайная встреча превратилась в многолетнюю дружбу, не оборвавшуюся даже тогда, когда Фар'рэн получил инсигнию и почти перестал бывать на Отиуме. Они встречались при каждом его прилёте. Иллиан сбегал по ночам из клиник и находил её. Или Шивани пробиралась в индивидуальную палату, чудом минуя охрану. И всё это только для того, чтобы поболтать пару часов и разойтись на несколько лет.

Иногда они просили друг у друга совета и всегда хранили общие секреты. Став инквизитором, Иллиан стал обращаться к Шивани за помощью в расследованиях, хотя никогда не включал её в круг своих постоянных информаторов. А госпожа Кисмет начала покидать планету на торговых, а иногда и военных кораблях и исследовать окрестные системы. Но она всегда возвращалась на Отиум.

– Зачем ты здесь, Иллиан? – ласково спросила Шивани. Седых волос на голове Фар'рэна с каждой встречей становилось всё больше, и дело было вовсе не в возрасте.

– Джонатан Уоррен, Сесиль Гарбенер, Янис Григорис, Чу Лань Дао, Эканор Аб'Ташш'Толва, Умба До, Алексей Ло. – Иллиан перечислил семь имён, из-за которых он прибыл на эту планету. Семь имён, которые он прочёл на инфопланшете в саду своего наставника. Небольшой кусочек информации, в котором невозможно было разглядеть ничего опасного. Всего лишь семь имён. – Ты знаешь их?

– Младший офицер флота. Сын адмирала флота. Второй сын вольного торговца Мишеля Гарбенера. Младший сын младшей ветви дома Навис Нобилите Григорис. Известный проповедник. Ещё один офицер флота, уже выше рангом. Его корабль всё ещё в доках. Вольный торговец, у неё всего один корабль, но патент достаточно старый и уважаемый. И член Администратума с Беаты, столичного мира системы Венис. – Шивани знала каждое из этих имён и очень хорошо. Ни одному из этих людей не довелось быть её клиентом, но она наводила справки обо всех. – Все семеро покончили с собой за последние полгода. Долгов, депрессии, зависимостей или смертельных болезней ни у одного не было. Причин сводить счёты с жизнью – тоже. Они умерли вполне счастливыми. Планетарная полиция провела расследование, состава преступления не обнаружила. Все семеро ушли из жизни добровольно, не имея на то веских причин. Общество и экклезиархи, конечно, осудили каждого из них по отдельности и всех вместе.

– Бессмысленная и эгоистичная трата человеческих ресурсов, – закончил Иллиан, мягко отстраняя руку Шивани, всё ещё перебиравшую его волосы. – Это всё я знал и раньше. Но меня не устраивает официальная версия. Здесь что-то не так.

– Эти семеро даже не были знакомы. По крайней мере, их никто не видел беседующими. – Шивани вздохнула и положила голову на плечо инквизитору. Эта игра длилась уже много лет – она пыталась приблизиться к Иллиану Фар'рэну, а он оставался так же далёк и непреступен, как и прежде. Инсигния превратила его в каменную статую, а их дружбу – в обмен информацией, о чём Шивани не переставала жалеть ни на минуту. – После первых самоубийств появилось много слухов, салоны и купальни заполнились разговорами. Каждый новый случай обсуждают, но сейчас уже не столь активно. Комиссар полка, расположившегося на отдых и лечение в южном полушарии, всерьёз уверен, что этот город проклят.

– Поэтому я здесь, – удовлетворённо кивнул Иллиан.

Информация об этих самоубийствах промелькнула в общем массиве данных, получаемых его наставником Конрадом Брентом из самых разных источников. Иллиан просматривал их, выбирая следующую цель своего пристального внимания. Множество городов и планет вполне его заслуживали, но Фар'рэна почему-то заинтересовали именно эти случаи. В них не было никакой подоплёки, эта планета считалась мирной и чистой от скверны. Население жило спокойной сытой жизнью, посвящая себя сельскому хозяйству, искусству или же обслуживая многочисленных гостей своего благословенного Отиума. Прекрасный климат и развитая экономика не позволяли недовольству зародиться и распространиться, питая ереси и мятежи. Псайкеров на этой планете не рождалось вовсе. Никаких причин, для того, чтобы этим местом заинтересовался кто-то из инквизиторов. На общем фоне кошмарных бед, валящихся со всех сторон на Империум, эти самоубийства казались незначительной мелочью, с которой вполне могли разобраться местные силы правопорядка.

– Это обычное суеверие, гвардейцы к ним склонны. – Шивани подняла голову и мягко улыбнулась.

– У этих людей было что-то общее? Попытайся вспомнить. – Иллиан машинально потёр грудь. Пока что боль была несильная, она могла просто пройти, а могла вылиться в очередной приступ.

– Разумеется, было. – Шивани с тревогой посмотрела на инквизитора. Её не столько испугал сам жест, сколько то, что Иллиан его даже не заметил. Он уже давно не прилетал подлечиться, предпочитая какую-то сомнительную настойку, изобретённую его наставником. – Все они посещали одни и те же регулярно проводимые большие приёмы, как и половина гостей Фригуса. Самая богатая и высокопоставленная половина.

– Сможешь достать мне пропуск? – Иллиан перехватил руку Шивани, которая вновь потянулась к его волосам.

– Смогу даже сопровождать тебя. – Шивани сплела свои пальцы с пальцами Иллиана. – Но ты обычно доверяешь разведку своим аколитам. Что изменилось в этот раз?

– Моих аколитов даже близко не подпустят к месту проведения этого приёма, как я понимаю, – поморщился Иллиан.

Всё-таки светские визиты приходилось совершать самому. Конечно, Фар'рэн мог послать Джедедию, если бы сам знал, что искать. Пока что у Иллиана было лишь смутное подозрение, свербящая в затылке уверенность, что семь беспричинных самоубийств за полгода – это не простая случайность и даже не закономерность. Это нечто большее.

– Я сообщу тебе, когда достану приглашение. – Шивани подалась вперёд, её лицо оказалось совсем близко от лица инквизитора. – Но это такая мелочь. Могу я угодить тебе ещё чем-нибудь?

– Пока что мне нужна только информация. И ты – лучший её источник. – Иллиан не отстранился, Шивани была одним из ценнейших его информаторов, потому он позволял ей подобные вольности. – К тому же, в этом городе для тебя практически нет закрытых дверей. Я могу вломиться в каждую, но ты всегда входишь желанной гостьей.

Леди Кисмет лукаво улыбнулась и коснулась кончиками пальцев щеки инквизитора. Лёгким движением она очертила линию подбородка и на миг притронулась к губам Иллиана. Так она делала при каждой их встрече, начиная с самой первой. Потом Шивани медленно опустила руку, задержала взгляд на лице инквизитора, точно надеясь, что в этот раз он позволит ей больше, и отстранилась.

Госпожа Кисмет, как элитная куртизанка, обязана была не только безукоризненно соблюдать правила этикета, разбираться в музыке и живописи, виртуозно слагать стихи и уметь играть в регицид, но и знать все местные сплетни и новости. Они могли послужить началом разговора, разнообразить и украсить его течение или стать вежливым завершением, когда все прочие темы будут исчерпаны. Именно поэтому Шивани имела свою сеть осведомителей и внимательно изучала местную прессу. Кроме того, ей были рады везде, где бы она ни появилась. Одно её присутствие поднимало уровень любого заведения и превращало простую вечеринку в изысканный приём. И потому Шивани могла получать свежайшие сплетни из первых уст, когда ей это было необходимо. Кроме того, госпожа Кисмет обладала удивительно хорошей памятью, очарованием и способностями к анализу. Всё это могло сделать её прекрасным и постоянным информатором, не будь Отиум столь мирной и спокойной планетой.

– Ты жесток в своей наивности, Иллиан. – Шивани отстранилась, одарив инквизитора обиженным взглядом. За прошедшие годы тот утратил не только юношескую пылкость, но и, казалось, способность чувствовать.

– Ты знаешь, кто занимался расследованием этих самоубийств? – Иллиан проигнорировал замечание Шивани.

– Клавдий Шеррен, представитель планетарной полиции, – с лёгкой грустью улыбнулась Шивани, – упрям, прямолинеен, дотошен. Он не упустил бы ни одной мелочи. Но здесь его не любят. Шеррен совершенно не умеет заводить именитых друзей и закрывать глаза на мелкие шалости. А ещё он не умеет расслабляться. Думаю, вы найдёте общий язык.

– Надо будет с ним встретиться. – Иллиан на секунду задумался, стоит ли ему брать это на себя или отправить Джедедию.

Дознаватель сейчас был в городе и вёл собственное независимое расследование. Иллиан позволил ему практиковаться, чтобы потом сравнить результаты их работы. Джедедия прекрасно себя чувствовал среди отдыхающих, умел налаживать контакты с местным населением. Кроме того, он взял себе личину мелкого вольного торговца, так что проблем с доверием тоже не возникало.

– Выходит, я нужна тебе лишь для работы, – вздохнула Шивани. Она никогда не позволяла себе капризов, умела не требовать к себе внимания, прощать равнодушие. Но могла быть нужной, необходимой, желанной, когда хотела.

– Я ценю нашу дружбу, Шивани. – Иллиан улыбнулся. Иногда она начинала вести себя слишком непонятно, слишком по-женски. Это не раздражало его, скорее удивляло. – И всегда буду ценить.

Шивани улыбнулась краешками губ и пожала плечами. Иллиан всегда казался ей напряжённым, жёстким и немного наивным, даже в юности. Она чувствовала его силу, видела, на что он был способен, а слышала ещё больше. Нерушимая броня, украшенная инсигнией и покрытая кровью врагов. Но Шивани знала, наверное, единственная во всём Империуме, что под этой бронёй скрывалась его слабость и человечность. Она помнила Иллиана ещё дознавателем, верящим в то, что он делает, верящим в самого себя и в будущее Человечества. Эта вера давно сгорела на кострах вместе с ведьмами и еретиками, рассыпалась пеплом сожжённых запретных книг, сгинула вместе со способностью любить, прощать и надеяться. Шивани знала, что от Иллиана Фар'рэна осталась лишь выжженная оболочка, внутри которой ледяными пиками высились долг и вера. Впрочем, такими были многие инквизиторы. И это она в них ненавидела. А ещё больше ненавидела то, что точно также они дотла выжигали своих учеников, без всякой жалости превращая их в чудовищ.

Иллиан закрыл дверь за спиной Шивани и вернулся к своему письменному столу. Эта встреча дала новый толчок его работе. Как он и рассчитывал, его давняя знакомая оказалась крайне полезной. Возможно, Шивани даже была одной из многих причин, по которой он выбрал именно это место и именно эти смерти для своего расследования. Иллиан быстро написал письмо, положил его в плотный конверт, который запечатал сургучной печатью со знаком инсигнии. Ему нужно было содействие полицейского, расследовавшего самоубийства, и притом официальное.

– Сета, отправь немедленно. – Иллиан открыл дверь и протянул письмо замершему в коридоре мальчику. Тот выглядел крайне удивлённым и растерянным. Первая встреча с Шивани на многих производила подобный эффект, особенно, на юных и неподготовленных. – И принеси мне кипяток.

Иллиан подошёл к столу и вытащил из середины стопки исписанных листов карту центра города с отмеченными местами самоубийств. Точки не складывались в схему, время и даты никак не согласовывались, между ними не прослеживалось никакой логики или взаимосвязи. Но Иллиан был уверен, что смерти не прекратятся. Что же могло их связывать, кроме ежевечернего большого приёма, на котором бывает половина гостей города? У него было несколько неплохих версий, но они требовали проверки, пока что полагаться хотя бы на одну из них было преждевременно.

Все эти смерти напоминали ему об одном расследовании, в котором он участвовал ещё совсем юным дознавателем. Брент тогда искал секту еретиков, ворующих детей в подулье, а наткнулся культ, процветавший в шпилях. Тогда всё начиналось примерно так же – только аристократы не убивали себя, а полностью отрешались от жизни, посвящая себя удовольствиям, в том числе и запретным. Брент даже не заподозрил их, только собрал кое-какие сведения на всякий случай. Секта из подулья занимала его гораздо больше. Однако она оказалась не такой опасной, как та, что угнездилась в шпилях. Выявить истинную угрозу помог случай. В подулье была совершена попытка призыва демона – похищенных детей принесли в жертву, чтобы напитать древний обелиск и вызвать в реальность его хозяина. Эту попытку предотвратили культисты из шпилей, не дожидаясь действий инквизитора. Треск и напряжение материи мира мешали им развлекаться, вибрации реальности разрушали сладостные грёзы от запретных веществ и вносили диссонанс в звучание нездешних мелодий, которые они исполняли на своих собраниях. Кроме того, хоть призываемая сущность и была той же породы, что и та, за которой следовали обитатели шпилей, согласия между ними не было. На первый взгляд, культисты казались самыми обычными аристократами и, если бы не этот демонический обелиск, они не проявили бы себя так быстро. Скорее всего, они успели бы отравить весь улей прежде, чем обнаружили бы себя. Конечно, сходство было весьма отдалённым, но Иллиан не раз вспоминал тот случай, расследуя самоубийства. После разговора с Шивани он лишь больше уверился в том, что не зря выбрал именно это дело.

Клавдий Шеррен прибыл через час, быстрее добраться с самой окраины Фригуса у него бы просто не получилось. Богатые и влиятельные отдыхающие не желали видеть стражей закона рядом с местами своих прогулок, и потому штаб-квартира планетарной полиции находилась в пригороде. Представители Адептус Арбитрес базировались на противоположной стороне планеты и такими мелкими происшествиями не занимались. Их вызывали редко и по особым случаям.

Шеррен оказался высоким и широкоплечим мужчиной в чёрной форменной одежде, украшенной лишь лаконичным символом весов. На поясе у него висела силовая дубинка, огнестрельного оружия не было. Непослушные каштановые волосы Клавдия были скреплены заколками, под мышкой он держал шлем с зеркальным забралом-полумаской.

– Милорд инквизитор, – едва войдя в кабинет, полицейский остановился, вытянулся, задрав подбородок, и щёлкнул каблуками.

– Клавдий Шеррен, я полагаю? – Иллиан не стал дожидаться ответа.

Полицейский изо всех сил старался не показать, как он напуган. Официальный вызов к инквизитору, прибывшему по непонятной причине на твою родную планету – это всегда означает большие неприятности.

– Присаживайтесь.

– Слушаюсь, милорд! – Шеррен присел на самый краешек стула, предложенного ему инквизитором.

– Насколько мне известно, именно вы занимались расследованием череды самоубийств, произошедших в городе за последние шесть месяцев. – Иллиан смотрел на полицейского, отмечая его реакцию. Растерянность на лице Клавдия сменилась пониманием. – Расскажите, что вы обнаружили, заметили, что показалось вам странным или необычным.

– Джонатан Уоррен, офицер флота, двадцать восемь лет. Был найден в своей съёмной квартире с простреленным виском. Входное отверстие с чёткой полосой осаднения, выходное отверстие чистое. По всем признакам выстрел был произведён в упор. На правой руке Уоррена обнаружены следы горючих газов. На стаб-револьвере, лежавшем возле трупа – его же отпечатки пальцев. Очевидное самоубийство за одним исключением. Не было обнаружено предсмертной записки. Такое возможно, но встречается редко. Самоубийцы часто хотят поделиться тем, что стало причиной их непростительного поступка. У Уоррена не было ни проблем, ни долгов, ни разногласий с сослуживцами. Его отец, Максимус Уоррен, провёл расследование в своём флоте, где служил Джонатан. – Полицейский перешёл на деловой тон и сразу успокоился. – Его все любили. У Джонатана Уоррена была невеста Джилл Лэнсли. По её словам, проблем в отношениях у них не было, они собирались пожениться в ближайшее время. Лэнсли тоже служит на флоте Максимуса Уоррена и занимает офицерскую должность. Отец не был против брака. Таким образом, очевидных причин не было. Скрытых расследование тоже не выявило. В крови не было найдено следов каких-либо запретных или сильнодействующих веществ, лишь незначительное количество алкоголя. Мой судмедэксперт особо отметил, что на лице трупа было выражение умиротворения и покоя. Ни страха, ни злости, ни паники. Для самоубийц это не характерно, но тоже встречается.

– Весьма любопытно. – Иллиан удовлетворённо кивнул. Пока что слова Клавдия соответствовали его собственным наблюдениям.

– Сесиль Гарбенер, сын вольного торговца, капитан одного из его кораблей. Талантливый, уверенный в себе молодой мужчина, тридцать два года. Несмотря на возраст, был достаточно опытен и уважаем среди подчинённых и коллег. Обладал деловой хваткой, враги имелись, но мелкие, не способные на убийство, тем более, столь изощрённое. Мишель Гарбенер и Лота Гарбенер – отец и сестра погибшего, провели собственное расследование в своём флоте и на планете. Нам пришлось оказать им содействие. – Шеррен стиснул пальцами лежащий на коленях шлем. Ему неприятно было вспоминать этот инцидент. – Сесиль не оставил долгов, более того, он успел заключить несколько выгодных сделок перед смертью. Информации о том, что у него были сложности с женщинами, опять же не было. Он относился к тем людям, которые добиваются желаемого любой ценой, а не кончают жизнь самоубийством. Сесиль Гарбенер проткнул себе сонную артерию кинжалом и истёк кровью. Экспертиза показала, что он сделал это сам и без принуждения. На рукояти остались чёткие отпечатки, края раневого канала соответствуют форме клинка. Следы крови на клинке были обнаружены на расстоянии от острия, равном глубине раневого канала. Удар единичный, Габенер был вполне способен нанести его сам. Судя по положению тела, следам крови и отсутствию синяков рядом с раной, он не пытался остановить кровь. Согласно докладу судмедэксперта, умер спокойно и безмятежно. Записки не оставил. Анализ крови тоже не дал ничего интересного. Ни следов присутствия чего-то противозаконного, ни следов распада каких-либо веществ, ни даже алкоголя.

Иллиан кивнул, отмечая про себя сходные черты обоих самоубийств. В смерти этих молодых людей было много любопытного и необычного, хотя простой полицейский вряд ли мог это заметить.

– Янис Григорис, навигатор, тридцать пять лет. Его смерть была одной из самых жутких. Он выколол себе третий глаз и выпил концентрированной кислоты. Единственный, кто оставил предсмертную записку. Но она вызвала больше вопросов, чем дала ответов. – Шеррен поднял голову и посмотрел на стоявшего перед ним инквизитора. Он и раньше встречался с членами святых Ордосов, и все они были совершенно разными как внешне, так и по характеру. Полицейский никак не мог прочитать Фар'рэна, понять, чего от него ждать. – Записка имела следующее содержание: «Всё хорошо. Я счастлив». Больше ничего. Это определённо был почерк Яниса. Семья навигатора провела собственное расследование. Они настояли на том, чтобы самостоятельно изучить тело. Судмедэкспертам полиции не разрешили даже присутствовать на осмотре и вскрытии. Все анализы тоже делали их специалисты. Мы смогли провести только первичный осмотр на месте смерти. Его, кстати, представители семьи опечатали сразу по прибытии. Осмотреть место происшествия повторно нет никакой возможности. Согласно заключению комиссии и наблюдениям полицейского эксперта Новис Нобилите, Янис ушёл из жизни добровольно. Долгов, проблем или иных причин для такого поступка не было. Более того, Янис Григорис недавно получил очень хорошее назначение. Даже слишком хорошее для младшего сына младшей ветви. На планету прибыл, чтобы отметить это назначение и отдохнуть перед тем, как приступить к своим обязанностям. Кислоту он купил в хозяйственном магазине. Хозяин магазина сказал, что Янис выглядел расслабленным и вполне довольным жизнью. Его никто не принуждал, следов насилия и борьбы нет. На ноже для колки льда, которым умерший выколол себе глаз, были найдены только его отпечатки. Раневой канал, следы крови и глазной жидкости – по предварительным данным всё совпадает. Кинжал был изъят семьёй Григорис, как и все пробы с него. На бутылке с кислотой отпечатки пальцев только Яниса. Подробное исследование нам сделать не дали.

Иллиан подумал, что навигатор был самым необычным в этой компании самоубийц. К тому же, он так предусмотрительно лишил себя варп-зрения. Смысл записки был пугающим, а её текст, судя по всему, подходил всем семерым. Почему только Янис Григорис решил оставить после себя хоть какое-то объяснение? Остальным это, судя по всему, было не надо, но навигатор отличался. У тех, кто так тесно связан с варпом, другое отношение к смерти.

– Чу Лань Дао, проповедник, весьма почитаемый, сто сорок шесть лет. Был найден отравленным в келье храма, которую ему предоставил кардинал Матье. Яд он приготовил сам, все ингредиенты и необходимое оборудование нашли в его комнате. Отпечатки на них принадлежат преподобному Дао и только ему. Количество потраченных составляющих, количество выпитого и оставшегося яда совпадают. Мы допросили торговцев, у которых преподобный Дао приобрёл всё необходимое для ухода из жизни. По их словам он казался одухотворённым и счастливым. – Шеррен неловко поёжился и переложил шлем с одного колена на другое.

Кардинал Матье был в ужасе от произошедшего. Ему пришлось устраивать массовый молебен и проводить мессу, в которой он пояснял поведение Чу Ланя. Проповедник – это всегда пример для верующих, кроме того, всю свою жизнь он должен отдавать служению. Самоубийство – немыслимый грех для того, кто посвятил себя Божественному Императору. Кардинал представил его как религиозное помутнение рассудка и последовавшее за ним непреодолимое желание как можно скорее предстать перед Троном. В то же время Матье давил на полицию, требовал разобраться, кричал, что отдаст всех следователей под суд Арбитрам.

– Чу Лань Дао планировал целый ряд проповедей, служители Министорума уже всё для этого подготовили. Паломники собирались прибыть со всей системы Венис. Кризиса веры не намечалось, преподобный Чу Лань был на подъёме, каждая его проповедь встречалась с восторгом. У него не было причин убивать себя, но определённо точно он сделал это сам и добровольно. Никаких следов насилия, гематом на теле, в келью никто не заходил. У дверей стоял служка, он следил, чтобы никто не беспокоил преподобного Дао.

– Вы были на его проповедях? – с тенью любопытства в голосе спросил Иллиан. Клавдий всем своим видом показывал, что не хочет обсуждать Чу Ланя.

– Да, один раз – по долгу службы. Он был прекрасным оратором. – Полицейский неловко покачал головой. Речь Чу Ланя тогда вдохновила его, он никогда прежде не чувствовал такого воодушевления и острой потребности делом доказать свою верность Трону. – Его проповеди были полностью одобрены Министорумом. – Клавдий на секунду замолчал, а потом продолжил доклад. – Эта смерть шокировала многих. Кардинал Матье объявил, что преподобный Дао совершил это в религиозном экстазе, движимый желанием отдать себя Ему на Терре. Но что ему оставалось?

– Ложь во спасение. Неизбежная. – Иллиан сдержал усмешку. С каждой новой жертвой дело становилось всё интересней и запутанней. Что могло связывать навигатора и проповедника? Ничего, кроме добровольной смерти.

– Эканор Аб'Ташш'Толва, офицер флота, сорок три года, – Шеррен с облегчением сменил опасную тему поведения кардинала на нейтральный отчёт о следующем самоубийстве. Смерть преподобного Дао он воспринял очень болезненно, хотя и не хотел себе в этом признаваться. – Выстрелил себе в висок из табельного стаб-пистолета с улыбкой на лице. Запрещённых веществ в крови обнаружено не было, алкоголь в пределах нормы, следов борьбы нет. На пистолете отпечатки пальцев только Аб'Ташш'Толва, положение тела, руки и оружия естественное для самоубийства. Ни записки, ни проблем на службе, ни долгов у умершего не было. Вполне успешный и активно занимающийся карьерой офицер, перспективный и талантливый – так его характеризовали сослуживцы. Командование относилось к нему благосклонно. На планете был в увольнительной вместе с другими офицерами корабля. До последнего дня весело шутил в компаниях, флиртовал. Никакого шума из комнаты до самого выстрела слышно не было, никто его в тот вечер не посещал.

– Прекрасно. Надо думать, персонал гостиницы был весьма удивлён. – Не удержался Иллиан. Слова следователя уже помогли ему составить относительно полную картину событий. Конечно, Фар'рэн читал отчёты полиции, но личное впечатление всегда несёт такую информацию, которую не вместишь в официальную бумагу.

– Весьма. Так как самоубийство было далеко не первым, они даже не пытались его утаить. В официальных источниках про них не упоминалось, но на Отиуме слухи распространяются с удивительной скоростью. Командиры Аб'Ташш'Толвы были в бешенстве. Они настаивали на том, что это могло быть только убийство. Говорили, что он приносил присягу, что умереть хотел только в бою, что никогда не отверг бы Императора ради сиюминутной прихоти. – Клавдий поморщился, вспоминая высокого полного офицера с красным лицом, который орал на него в участке. Выводы, доказательства, результаты экспертизы – ему всё это было безразлично. Едва не дошло до рукоприкладства, но офицера смогли успокоить, хотя и с большим трудом. – Флотские прислали своих людей, провели собственное расследование, но лишь подтвердили мои выводы. Самоубийство.

Иллиан представил себе бешенство командования и бессилие присланных специалистов. Флотские всегда считали себя непогрешимой элитой, и потому любой намёк на собственную слабость воспринимали как страшное оскорбление. При том, что флот часто оказывался замешан во всяких весьма сомнительных авантюрах, а отступников, слабаков и еретиков там было ничуть не меньше, чем в гвардии, СПО или в окружении планетарных губернаторов.

– Умбра До, возраст пятьдесят один год, вольный торговец, хозяйка «Удачливого прохвоста», крейсера класса «Готика», обычно путешествовала со своим кузеном, который обеспечивал защиту. В этот раз прилетела вместе с транспортным конвоем. Это не является нетипичным поведением, госпожа До время от времени поступала так и раньше. Сильная и амбициозная женщина. По словам одного из её сенешалей, планировала освоить торговый маршрут через сектор Каликсида до сектора Готик и дальше вглубь сегментума. Волевая, самостоятельная, резкая и упрямая – так её описывали подчинённые. Есть ребёнок – мальчик пяти лет. Теперь сенешалям придётся опекать наследника, пока он не вступит в свои права. – Шеррен обречённо вздохнул и продолжил: – Разумеется, они настояли на участии в расследовании. Не могли поверить, что она совершила самоубийство. Проблем с финансами или личной жизнью не было. К депрессиям госпожа До склонна не была, скорее наоборот. В крови обнаружено допустимое количество алкоголя и лёгких расслабляющих веществ. Она вскрыла себе вены кортиком, лёжа в тёплой ванне. К драматизму госпожа До, кстати, тоже не была склонна. Такой способ самоубийства ей совершенно не подходит. На ванне, кортике и полотенцах были обнаружены только её отпечатки, следов борьбы нет, пол и коврик сухие, в лёгких воды не обнаружено.

– Действительно, странно. Я ожидал очередного болта в череп, – задумчиво сказал Иллиан, подумав про себя, сколько деловых партнёров были не на шутку расстроены смертью госпожи До. – Записки не было?

– Ничего, как всегда. Последний Алексей Ло, член Администратума, сто сорок пять лет. Уважаемый человек, высокоранговый чиновник, куча полезной и дорогой аугментики. На Отиум прибыл для поправления здоровья. Никаких причин для самоубийства не было: ни проваленных проектов, ни допущенных фатальных ошибок, ни долгов, ни проблем в личной жизни, ни смертельных и неизлечимых болезней. Насколько удалось выяснить, у него было пять любовниц. – Клавдий решил не уточнять, что пять их было только на момент смерти, незадолго до этого он успел расстаться ещё с тремя. И это при том, что Алексей Ло был уже немолод и женат. – В его череп было имплантировано некоторое количество усилителей, призванных ускорить работу мозга, увеличить объём краткосрочной и долгосрочной память и облегчить проведение вычислительных операций. Для питания использовались компактные накопители биотоков, встроенные в позвоночник. Господин Ло перегрузил импланты у себя в черепе, отключив блокировки и запустив себе в голову на обработку огромный поток бессмысленных данных.

– Грубо говоря, у него сгорели мозги? – Иллиан подумал, что такой способ смерти не каждому доступен чисто физически, а уж додуматься до него и реализовать – для этого надо обладать немалым интеллектом.

– Да, именно так. И он сделал это самостоятельно. Разумеется, Администратум Пристцена, столичного мира системы, прислал своих людей, чтобы провести расследование. Но опять ничего не нашли – самоубийство без записки и каких-либо причин. Даже коррупцией увлекался не больше прочих. – Следователь пожал плечами. – Вскрытие доверили проводить магос-биологис с Пристцена, она подтвердила способ самоубийства, заявила, что это невероятное кощунство по отношению к машинным духам и добавила, что господин Ло был оригиналом. Биохимия крови тоже была чистой, следов насилия не было, да и кто, кроме самого господина Ло, мог совершить такое? Для этого надо знать, как именно настроена аугментика. Согласно отчётам магос-биологис, он делал операции в разных клиниках. Даже версия хирургиона-мстителя не подходит.

– Что вы сами думаете об этих случаях? – Иллиан стоял спиной к полицейскому и смотрел в окно. Красивый сад, в который он так ни разу и не вышел, купался в лучах восходящего солнца.

– Есть то, что их объединяет. Отсутствие причин и записки – кроме одного случая. В остальном всё разное – статус, положение, возраст, даже пол жертв. Интересы, привычки, финансы – нет ничего общего, они даже не были знакомы. – Шеррен и сам задавался этим вопросом и никак не мог нащупать ответ, который бы его удовлетворил.

– Ещё одна деталь. Все они покончили с собой в одиночестве в своих комнатах. Ни один не выбрал публичную смерть вроде прыжка с большой высоты. – Иллиан обдумывал всё сказанное и достраивал в голове несказанное. Слишком знакомый и нехороший душок был у этих смертей. – Подтвердите мою догадку, они ведь все умерли с улыбкой на лице? По крайней мере, те, у кого была такая возможность.

– Да, вы правы. С навигатором сложно что-либо сказать точно – кислота разъела губы и щёки изнутри, Алексей Ло тоже не был похож на того, кто познал беспредельное счастье – его лицо сильно перекосило, череп деформировался. – Клавдий вспомнил отвалившуюся челюсть и выпирающие глаза адепта Администратума. Определённо, раскрытый перекошенный рот нельзя было назвать улыбающимся. Если он и был счастлив, поджаривая себе мозги, по его внешности этого было не определить. – Все остальные улыбались.

– Что ж, благодарю, вы мне очень помогли. – Иллиан повернулся к полицейскому и кивнул в ответ на знак аквилы, которую сотворил следователь, встав и положив шлем на стул. – Когда будет следующее самоубийство, я должен буду узнать о нём первым. Даже раньше вашего собственного начальства и раньше арбитров, если вы, наконец, решите побеспокоить их такой мелочью. Мне необходимо будет осмотреть место преступления, на котором побывало как можно меньше людей.

– Конечно, милорд! – Шеррен стушевался, но потом решительно посмотрел на инквизитора. – Могу я попросить кое о чём?

– Я подумаю. Когда придёт время, дам вам знать. – Иллиану не надо было выслушивать просьбу Клавдия, чтобы знать, чего тот хочет. Это было ожидаемо для честного и ответственного человека, который привык доводить свои дела до конца. – Можете быть свободны.

Полицейский надел шлем, щёлкнул каблуками и сложил руки в знак аквилы. Иллиан ответил ему таким же жестом. Инквизитор считал, что крупица уважения и вежливости вместе с инсигнией способны ускорить получение нужной информации и ресурсов даже больше, чем стволы хеллганов его штурмовиков. Кроме того, методы его работы предполагали некоторую скрытность. Иллиан не любил демонстрировать своё присутствие больше необходимого.

Всего через час двери его кабинета распахнулись, на пороге стоял Джедедия Финнвард, одетый в чудовищно яркую рубашку и облегающие серебристо-серые штаны со шнуровкой. Дознаватель удивительно хорошо вписался в образ вольного торговца, дополнив свой наряд золотыми регалиями и шпагой, позолоченная рукоять которой была усыпана драгоценными каменьями из десятков миров и отделана костью. За его спиной тенью маячил Рейвен, одетый в чёрную с серебром ливрею. Сейчас он играл роль личного пилота Финнварда, что делало его уже не совсем пилотом, но почти аколитом. Обозначив своё присутствие, юноша исчез, мягко затворив за собой дверь.

Иллиан поднял взгляд от бумаг и вопросительно посмотрел на своего ученика. Они договорились вести расследование параллельно и сравнить результаты только в самом конце. Джедедии надо было практиковаться, а полноценной миссии для него пока что не было. Эта планета находилась слишком далеко от проблемных субсекторов и систем. А Иллиан не решался отпускать от себя Джеда, пока внимание Аранки к ним двоим не пойдёт на спад. Он опасался, что лорд-инквизитор может попытаться переманить его дознавателя или сделать своим заложником. Ладислав всё ещё не доверял Фар’рэну, даже спустя столько лет после официальной смерти Брента. Он искал любую возможность проверить Иллиана и найти доказательства его радикальных взглядов или поймать на серьёзном просчёте. И ему почти удалось это сделать на Омеге-Три. Аранка не стал допрашивать Фар’рэна касательно докладов Алонсо только потому, что могла при этом всплыть весьма неудобная для него самого правда об истинной причине уничтожения планеты. В конце концов, для Ладислава восстание Бледной Толпы было лишь поводом. А Иллиан не согласился бы вести подобную беседу без свидетелей из Ордоса, и Аранка это знал.

– Наставник, я выяснил кое-что очень важное! – Джедедия едва мог сдерживаться, его буквально распирало от желания поделиться добытой информацией со своим учителем. Иллиан подумал, что, возможно, поспешил, сделав его дознавателем.

– Мы договорились вести параллельные расследования. – Инквизитор встал, провёл кончиками пальцев по разложенным на столе бумагам. Семь. Сколько вообще потребуется жертв? – Но раз тебе так не терпится, рассказывай. Я дополню и сравню со своими выводами.

– Втираться в доверие к этой элите – кошмарное занятие, но иногда весёлое. Утром на водах я больше часа разговаривал с супругой чиновника с Пристцена. Она постоянно со мной флиртовала. – Жалостным тоном сказал Джедедия. Ему больше часа пришлось терпеть жеманную, молодящуюся особу, которая назвала его «мой мальчик» и норовила погладить по руке. – Но она оказалась ужасно болтливой. И я узнал кое-что интересное, касающееся наших самоубийц!

– «Счастливчиков», – безразличным тоном добавил Иллиан.

– Да, вы правы, именно «счастливчиков». – Джедедия серьёзно кивнул.

Финнвард и не сомневался, что Фар'рэн выйдет на этот след. Дознавателю пришлось целую неделю общаться с верхушкой местного общества, притворяться, любезничать, флиртовать и льстить, всеми мыслимыми способами втираясь к ним в доверие. Иллиан же сидел в своей комнате и читал доклады аколитов, собирающих информацию по всему городу. По большей части они занимались средними и низшими слоями общества, для вхождения в высшие круги пришлось бы приложить немало усилий и средств. И потому Иллиан отдал эту сферу Джеду, дав ему в нагрузку Рейвена, троих агентов и одного телохранителя из штурмовиков.

– Она рассказала мне об одном закрытом клубе, попасть в который можно только по рекомендации. – Джедедия начал расхаживать по комнате, чтобы избавиться от нервного напряжения. Они нашли зацепку, нет, даже больше! Это был след, ответ, причина и связь между всеми самоубийцами. – Насколько я понял, ничем плохим его члены не занимаются, только пытаются найти путь к счастью. Они расслабляются, умеренно предаются удовольствиям. Эта дама очень жалела, что её туда не приняли. Точный состав клуба неизвестен. Но она сказала, что туда определённо входили Эканор Аб'Ташш'Толва и Сесиль Гарбенер. Кажется, эту дамы остальные просто не интересовали. У неё вообще довольно узкий круг интересов, в который входят исключительно физически крепкие, молодые и свободные мужчины. Она даже на Рейвена заглядывалась, но у него талант исчезать из поля зрения, так что большую часть времени дама была сосредоточена на мне.

– В отчётах аколитов есть упоминание об этом клубе. Более того, они смогли выяснить ещё одну общую для всех случаев деталь. – Одобрительно кивнул Иллиан, проигнорировав откровения дознавателя об очарованной им даме. – Буквально за пару дней до смерти каждый из самоубийц переставал заниматься делами, связываться с родственниками и возлюбленными. Он или она начинали посвящать всё время удовольствиям. Без излишеств, как ты и говорил. Дорогие рестораны, экскурсии, массаж – всё, что может принести расслабление и приятные ощущения. Можно сказать, они уже тогда знали о том, что умрут, и стремились насладиться жизнью в последний раз.

– Если им так нравилось жить, зачем было убивать себя? Я мог бы ещё понять, если бы в этом был какой-то оккультный смысл, если бы они умирали в определённое время дня, при одинаковых обстоятельствах или в нужных местах, рисовали бы перед смертью какой-нибудь знак. Но каждый из них сам выбирал время и способ самоубийства. А если это не культ, тогда вообще не понятно, зачем, – Джедедия раздражённо поджал губы.

– Хороший вопрос, ответ на который, несомненно, можно услышать на заседаниях клуба «счастливчиков». Пока не попадём туда, не узнаем. – Иллиан задумчиво барабанил пальцами по столу.

Аколиты по его приказу восстановили последние дни жизни каждого из самоубийц чуть ли не по минутам. Они опрашивали прислугу, заводили знакомства с другими отдыхающими, прислушивались к разговорам. Этот закрытый клуб – единственное, что связывало всех семерых, но эту связь пришлось выстраивать по крупицам и оговоркам. О «счастливчиках» говорили крайне неохотно, некоторые даже с завистью. Именно поэтому полиции не удалось найти это связующее звено. Официально самоубийцы при жизни не встречались, про клуб известно было предельно мало, говорили о нём всегда шёпотом и только на ухо и по большой дружбе. Стать одним из «счастливчиков» можно было только по рекомендации, членство в нём не афишировали. Ничем не законным в клубе не занимались, но такой порядок приёма придавал ему флёр элитарности. Иллиан проанализировал все собранные данные, сопоставил всё, вплоть до пищевых привычек и портных. Этот клуб был единственным связующим звеном для всех.

– Попасть туда не так просто. Я работаю, но пока не смог вычислить ни одного из «счастливчиков». – Джедедия был расстроен сим фактом едва ли не больше, чем супруга чиновника.

– Я отправлюсь на ближайший большой приём. Приглашение мне достанут. Постарайся тоже там быть. – Иллиан подумал, что, скорее всего, другого случая привлечь внимание кого-то из «счастливчиков» может и не представиться.

– Вы пойдёте сами? Но как? Я имею в виду, вы ведь обычно только анализируете. – Растерянно посмотрел на наставника Джедедия, привыкший, что Иллиан участвует лично только в последнем этапе расследования – будь то арест или боевая операция. Разведкой занимались аколиты.

– Не в этот раз. К тому же, я приду на приём не один, и моя спутница вряд ли согласится сопровождать кого-то другого. – Иллиан невольно улыбнулся, вспомнив Шивани. – Думаю, здесь без моего личного участия не обойтись.

– Я обязательно достану приглашение! – Джедедия буквально излучал решимость защитить своего наставника, если потребуется. О том, что инквизитор прибыл на планету, стало известно почти сразу. Финнвард был уверен, что «счастливчики» непременно нападут на Фар'рэна, как только он выйдет за двери «Пацема», если, конечно, они действительно еретики.

Иллиан кивнул и налил себе в чашку рекаф из серебряного рекафника. Сета, всё меньше понимающий, что происходит, не забывал снабжать его этим чудесным напитком. Теперь Фар'рэну оставалось только гадать, кто первым свяжется с ним – Шивани Кисмет или Клавдий Шеррен. Что случится раньше – большой приём или очередное самоубийство?

Было уже совсем темно, когда одетый в ливрею коридорный принёс пахнущий изысканными духами конверт. Сета принял его и положил на серебряный поднос с очередной порцией рекафа. Последние несколько часов милорд инквизитор требовал его в совершенно неприличных количествах. Мальчик тихо постучался и вошёл, неслышно ступая по толстому ковру. Иллиан Фар'рэн расхаживал по комнате; на столе, как и прежде, лежали исписанные и исчерканные листы пергамента, свободным оставался лишь угол, предназначенный для чашки и рекафника. Сета аккуратно переставил свою ношу с подноса на стол и убрал опустевшую посуду. Он позволил себе негромко звякнуть чашкой, чтобы привлечь внимание господина. Его учили делать это ненавязчиво и осторожно. Потом он положил принесённое письмо поверх чашки, зная, что на неё инквизитор обратит внимание в первую очередь. Проделав все эти манипуляции, мальчик так же бесшумно удалился. Закрывая дверь, он успел заметить, с каким нетерпением милорд Фар'рэн разрезает ножиком для бумаг принесённое им письмо. Оно определённо было очень важным. И оно совершенно точно было от той женщины.

Иллиан вскрыл принесённый Сетой конверт. Внутри лежало приглашение, оттиснутое на плотной бумаге и украшенное золотым орнаментом, и короткая записка: «Жду тебя на Фиалковой аллее через час». Без подписи и других отметок, но Фар’рэн не нуждался в имени отправителя, он достаточно хорошо знал этот почерк, ведь за годы дружбы они успели обменяться десятками подобных сообщений. Шивани исполнила обещание, и теперь ему предстояло выдержать столкновение с местным благородным и блистательным обществом.

Сразу после визита госпожи Кисмет Иллиан послал Сету в ближайший магазин готовой одежды с приказом купить для него что-то подобающее. Конечно, стоило пошить на заказ или даже вызвать портного с «Последовательности», но это заняло бы слишком много времени. Фар’рэн был уверен, что Шивани сможет достать ему приглашение на этот вечер и потому связался с кораблём сразу после её ухода. Он затребовал от портного, обшивавшего не только его самого, но и всех аколитов, свои мерки и сразу же передал их Сете. Большой приём проводился практически ежедневно и был любимым развлечением тех, кто не имел особых пристрастий в проведении досуга. Так что любой новичок обязательно привлекал к себе всеобщее внимание. И костюм его при этом должен был быть как минимум неплох, если, конечно, этот новичок не собирался испортить мнение о себе в первые же минуты.

Сета выбрал для хозяина вполне приличный наряд, выдержанный в серебристо-серых тонах. Мальчику пришлось оббегать дюжину магазинов, прежде чем он нашёл то, что его удовлетворило. По такой погоде было вполне достаточно плотного, расшитого жилета, узких брюк и белой рубашки – их даже почти не пришлось подгонять по меркам. Сета дополнил выбранный наряд необходимыми мелочами вроде запонок и шейного платка, хотя и не был уверен, что всё это потребуется. К его удивлению, Иллиан оставил в отеле даже своё кольцо-печатку и брошь-инсигнию, которую всегда закреплял у горла.

Ровно через час Фар'рэн стоял в самом центре Фиалковой аллеи. Гуляющих было не так много, с реки дул прохладный ветер. Темноту ночи разгоняли бесчисленные люминофоры, развешанные на высоких кустах с фиолетовыми цветами, тянущимися вдоль прогулочной дорожки. На каждом золотистом шарике была нарисована аквила, отчего тени на границе освещённой территории принимали причудливые формы.

– Иллиан, ты великолепно выглядишь. – Шивани словно соткалась из золотистого света и сорванных ветром фиалковых лепестков. В этот раз госпожа Кисмет была облачена в серебристо-голубое струящееся платье, полностью скрывавшее фигуру, пока женщина оставалась неподвижной. Но стоило Шивани пошевелиться, как текучая ткань обрисовывала изгибы её тела, будоража фантазию. Казалось, серебристые струйки вот-вот соскользнут с мраморной кожи. Но через миг наваждение исчезало, оставляя после себя лишь чувство предвкушения и восторга. И невозможно было оторвать взгляд, ведь даже легчайшее движение сулило и искушало.

– Ты прекрасна, Шивани. – Иллиан изящно поклонился спутнице. Здесь они уже играли на публику.

– Нам стоит торопиться, если мы хотим успеть к началу, – улыбнулась Шивани, беря Иллиана под руку. Она была немного выше кавалера, но это её нисколько не смущало. Шивани умела не только великолепно выглядеть, но и придавать особый шарм своему спутнику, кем бы тот ни был.

Фиалковая аллея выходила к павильону, в котором традиционно проводились большие приёмы. Высшее общество Фригиса и самые именитые гости собирались здесь, чтобы приятно провести время. Кто-то довольствовался беседами и напитками, кто-то рассматривал картины и скульптуры местных мастеров, традиционно выставлявшиеся в некоторых залах, кто-то проводил время за регицидом и карточными играми. В дальней части павильона можно было найти и иные способы проведения досуга, не столь популярные. В первую очередь сюда приходили завести полезные знакомства, заключить сделки и продемонстрировать своё богатство и положение.

– Какую легенду ты выбрал для себя? – поинтересовалась Шивани, когда они подошли к истекающему светом павильону.

– Никакую. Пусть сами строят догадки. И сами ищут доказательства своей правоты. А я просто не буду опровергать их версии, пусть думают, что они верны, – усмехнулся Иллиан. Скорее всего, его примут за вольного торговца. Хотя подобный облик мог принадлежать чиновнику, аристократу, высокопоставленному члену одной из гильдий или даже представителю криминального синдиката.

– Я познакомлю тебя с несколькими людьми. Они представят тебя обществу. – Шивани улыбнулась какому-то мужчине, стоявшему у входа в павильон с сигарой и бокалом амасека. – Их протекция в твоём деле будет полезнее моей.

– Благодарю, Шивани, – сказал инквизитор искренне.

– Только прошу тебя, Иллиан, не смотри им в глаза. Ты их испугаешь. – Шивани улыбнулась и положила ладонь на руку спутника. – В твоих глазах приговор и смерть.

Большой приём поражал великолепием. Залы, в которых он проходил, были ярко освещены и богато украшены. Вдоль стен стояли скульптуры и картины на подставках. Все они были созданы здесь, на Отиуме. Изрядная часть населения планеты занималась творчеством во всех его проявлениях. По залам текла музыка, дополненная чудесными ароматами, которые вплетались в неё, образуя единое произведение. Между гостями сновали официанты: молодые юноши и девушки с типичными для населения этой планеты зелёными глазами и рыжевато-золотистыми волосами. Они разносили напитки и закуски, гармонирующие с царящей сегодня на приёме мелодией. Меню менялось каждый вечер в зависимости от произведения, которое исполнялось всю ночь и замолкало лишь с первыми лучами рассвета.

Шивани исполнила своё обещание и представила Иллиана нескольким своим старым знакомым. Среди них оказался адмирал флота, вольный торговец с древней хартией, выданной чуть ли не в незапамятные времена самого Великого крестового похода, несколько чиновников и весьма загадочный немолодой, но ещё крепкий мужчина, представившийся как праздный наблюдатель жизни. Госпожа Кисмет со смехом сказала, что тот просто прибедняется. Некоторое время Шивани поддерживала беседу, искусно направляя её в нужное русло. Она непринуждённо перемежала замечания об экономических перспективах заключения длительного торгового соглашения рассуждениями о грядущих флотских манёврах, жаловалась на скуку в мире удовольствий и невозможность найти что-то действительно стоящее и особенное. Играя слухами и словами собеседников, газетными статьями и собственными наблюдениями госпожа Кисмет вела разговор туда, куда ей было нужно, и вовлекала в него Фар'рэна наравне с остальными. Спустя час, убедившись, что её знакомые приняли Иллиана в свой круг, Шивани оставила их, предоставив самим себе.

Иллиан ходил по главному залу от одной группы людей к другой. С кем-то из гостей его знакомили друзья Шивани, другие подходили сами и предлагали присоединиться к беседе. Многие заметили, с кем именно он пришёл, и кому госпожа Кисмет его представила. Кроме того, новичок был многим интересен, ведь на этот приём попасть мог далеко не каждый.

Пока что Фар'рэн смог сделать лишь несколько неутешительных выводов. Первый заключался в том, что сегодняшняя мелодия ужасно навязчива и приторна и порядком действует на нервы. Второй – большинство людей здесь пусты, скучны и лишены даже толики вкуса. Иллиан поставил на поднос милой юной официантки бокал с лёгким белым амасеком, к которому едва притронулся. Угощение оказалось под стать музыке, то есть совершенно не в его вкусе. Всё здесь вызывало у Фар'рэна смутное раздражение, даже цветы – пышные и сладко пахнущие – которыми были украшены залы, казались ему совершенно неуместными. Их аромат кружил голову и горчил на языке, смешиваясь со сладкими напитками в дурманящую смесь.

У одной яркой и необычной картины, которую местное общество молчаливо избегало, он заметил Джедедию. Дознаватель смог достать приглашение, и теперь увлечённо что-то рассказывал молодой аристократке, заворожено переводящей взгляд с него на полотно и обратно. Одет Джед был всё так же броско, но отнюдь не безвкусно. Ему удалось найти баланс экстравагантности и утончённости, и этим он, кажется, окончательно покорил свою спутницу.

Иллиан выбрал себе относительно тёмное и тихое место, где навязчивая раздражающая музыка звучала не так объёмно, а официанты не пытались напоить и накормить его каждые полминуты, и решил немного передохнуть. Он совершенно не привык к подобным местам. В чём-то Сефара была права, ему стоило обзавестись кем-то для общения с представителями власти и посещения приёмов. К сожалению, в аколиты Фар'рэн обычно выбирал тех, кто умеет работать мозгами, а не языком.

– Неужели вам скучно? – Иллиан повернул голову и посмотрел на стоявшего рядом с ним мужчину.

Тот был высок, плотно слажён и, можно сказать, красив. В руке незнакомец держал бокал популярного в этом сезоне напитка на основе амасека. К нему добавляли дольки фруктов и колотый лёд. Судя по дорогой, но не броской одежде, незнакомец мог быть аристократом, но вряд ли из этой системы. Слишком уж сильно его наряд отличался от всего, что было принято носить на планетах, вращающихся вокруг двойной звезды Джокус. Хотя, возможно, он просто подражал чужой моде, желая выделиться. Как и многие местные, мужчина использовал духи со сладким цветочным ароматом. Глаза у незнакомца были ярко-зелёные, а волосы отливали рыжиной, что выдавало в нём уроженца Отиума.

– Скука – состояние внутреннее. – Иллиан поднял голову и сделал вид, что любуется цветными волнами иллюминации на потолке. – Мне не скучно, я просто отдыхаю от толпы и музыки.

– Вам не нравится эта композиция? Автор утверждает, что она делает слушателей счастливыми. – Незнакомец упорно пытался добиться от Фар'рэна если и не одобрения, то хоть какой-то оценки произведения.

Иллиан вновь посмотрел на него, стараясь понять, с кем столкнулся. Стоявший перед ним мужчина широко улыбался, всем своим видом демонстрируя дружелюбие. В его шейном платке красовалась золотая булавка с головкой в виде четырёхлистного клевера. Точно такая была воткнута в одежду всех семерых самоубийц. Подобные безделушки были популярны этим летом во Фригусе, но именно такую – с крошечным изумрудом в центре – Фар'рэн видел только на пикт-изображениях в полицейских отчётах. Всего лишь мелкая деталь, связать которую поначалу было просто не с чем.

– Видимо, понятие счастья у автора весьма своеобразное. – Пожал плечами Иллиан, выдавив из себя беззаботную улыбку. – Он уверен, что знает о своих слушателях всё.

– В большинстве случаев это действительно так. Люди похожи. И многим эта мелодия нравится. – Немного обиженно сказал незнакомец, явно привыкший к более бурной реакции.

Иллиан безучастно бросил взгляд на толпу. Люди действительно выглядели довольными, они смеялись, пританцовывали и явно наслаждались текучей музыкой, сладким вином и закусками. Иллиану же звучавшая мелодия всё больше казалась неприятной. Человек, подошедший к нему, скорее всего, был «счастливчиком». И наверняка – автором этой безвкусицы. Это объяснило бы и тему произведения, и его обиду.

– Но не всем. Именно поэтому вы подошли ко мне. Выяснить, почему мне не понравилась ваша музыка. – Иллиан продолжал изображать отрешённость и расслабленность. Сам же пытался уловить диссонанс в мелодии, причину того отторжения, которое в инквизиторе вызывало её звучание. От неё во рту без всякого вина появлялся сладкий привкус, впрочем, возможно, дело было в цветах или в духах его собеседника.

– Вы весьма проницательны. Да, вы правы. Я автор, и мне стало интересно, почему вы так отстраняетесь. Здесь вы не сможете насладиться всей композицией. Ведь важен не только звук, но и свет, и вкус, и ощущения! – Голос композитора задрожал, и он на миг умолк. Потом продолжил, уже спокойнее: – Раз вам так не нравится моё понимание счастья, какое определение ему дадите вы? Что вам нужно для счастья?

«Выспаться и дышать без боли», – чуть было не ответил Иллиан. Изобразив глубокую задумчивость и выждав с полминуты, Фар'рэн растянул губы в вялой ленивой улыбке.

– Счастье – сложная философская концепция и, в то же время, это очень простое понятие. Стоит лишь принять тот факт, что оно изменяется во времени и для каждого индивидуально. – Фар'рэн говорил медленно, взвешивая каждое слово. Сейчас нельзя было лгать, искренность могла привлечь и заинтересовать композитора, а именно этого инквизитор и добивался. – Лично для меня счастье заключается в отсутствии, а не в наличии. Жить без неподъёмного груза ответственности, от которого никак не избавиться, но и нести – невыносимо. Порой кажется, что вся Галактика лежит на твоих плечах. Жить без постоянного зудящего чувства, что что-то упустил. Жить без потерь.

– Вы имеете в виду, что теряли близких? – Композитор смотрел на Иллиана несколько ошарашено. Он не ожидал таких откровений. – У вас, кажется, непростая жизнь.

– Нет, я имею в виду не только людей. Иногда не можешь найти какую-то нужную вещь, какую-то мелочь, и это так выводит из себя. – Иллиан натянуто улыбнулся.

– Никак не могу понять, вы – философ, прагматик или просто подшучиваете надо мной? – рассмеялся композитор.

– И то, и другое, и немного третье, – чуть искреннее улыбнулся Иллиан. – Мы говорим о настолько серьёзных вещах, что их просто необходимо приправить шуткой или даже шутовством. Иначе мы испортим вечер.

– Вы абсолютно правы! Даже удивительно, насколько вы правы! – рассмеялся «счастливчик». – А вы мне нравитесь! Приходите вот по этому адресу. – Он протянул Иллиану визитку из плотной позолоченной бумаги. На одной её стороне красовался четырёхлистный клевер и название закрытого клуба, на другой – адрес и имя. – И обязательно приколите это к одежде. Лучше сейчас и не снимайте.

– Я кое-что слышал об этом клубе, – задумчиво произнёс Иллиан, прикалывая к жилету маленькую золотую копию брошки композитора. Про себя он думал, что это название – четырёхлистный клевер – столь древнее, что никто уже и не помнит его истинного значения. Есть только наименование, форма и понимание, что это как-то связано то ли с удачей, то ли со счастьем, то ли с азартными играми. – Но почему вы решили пригласить именно меня? Зал полон людей, и счастье нужно каждому из них.

– О, да! Вы опять правы – все люди хотят счастья, пусть и неосознанно. Они всё делают, чтобы его достичь. – Композитор самодовольно улыбнулся. Он давал людям то, что было смыслом их жизни. Конечно же, это возвышало его над толпой. – Вы так разительно от них отличались. Выглядели таким одиноким и несчастным. Свет в этом зале будто не касался вас. И я не удержался, понял, что вам это нужнее, чем кому бы то ни было ещё. Ведь вы отвергаете даже не счастье, а саму идею его поиска. Это надо исправлять. Так что приходите!

– Обязательно приду, – вполне искренне пообещал Иллиан Фар'рэн.

Он провёл на приёме ещё два часа, общаясь с другими гостями и растягивая каждый бокал амасека на множество маленьких глотков. Незнакомцы улыбались и кивали ему, бросали заинтересованные и изучающие взгляды, явно пытаясь понять, кто он и откуда взялся. Теперь Иллиан стал замечать попадавшиеся в толпе золотые четырёхлистники – не больше десятка штук на весь павильон. Их владельцы были людьми разного пола, возраста, профессий и достатка. Чаще всего, «счастливчики» оказывались местными – художниками, актёрами, певцами, был даже один массажист – но среди них хватало и приезжих. Например, молодой флотский лейтенант, на форменном кителе которого Фар'рэн разглядел четырёхлистник. Все «счастливчики» наслаждались музыкой и закусками, купаясь в переливах струящегося с потолка света. Иллиану же и то, и другое казалось приторным и безвкусным.

Джедедия продолжал весь вечер ухаживать за своей дамой, не забывая при этом уделять внимание и другим гостям. Он сыграл пару партий в регицид и ещё одну – в какую-то местную карточную игру. В отличие от своего наставника, Финнвард много смеялся и без умолку болтал с новыми знакомыми, не обделяя внимание свою спутницу. Джед казался абсолютно довольным таким времяпрепровождением.

Через два часа Иллиан счёл свой долг вежливости выполненным и пошёл искать Шивани, чтобы попрощаться. Он нашёл её в компании офицеров флота и представителей Администратума с Пристцена. Госпожа Кисмет беззаботно рассуждала об экономической обстановке в секторе и путях её стабилизации при условии, что варп-шторма продолжат терзать окраинные миры. Седоголовые вояки и аугментированные чиновники с удивлением и вниманием слушали слова Шивани и многозначительно кивали, время от времени с переглядываясь. Разумеется, когда придёт время, они выдадут её идеи за свои. У истории всегда есть тайные герои, чьих имён не найдёшь в архивных хрониках, и тайные пути, по которых ходят лишь те, кто не боится заглянуть за глянец и блеск официальной пропаганды.

Шивани была достаточно умна и осторожна, чтобы идти этими путями, не ища себе славы. Ей нравился процесс и некоторые небольшие приятные бонусы, которые она получала в итоге. Сейчас госпожа Кисмет добивалась увеличения объёмов торговли с одним из удалённых секторов, до которого можно было добраться в обход шторма. Это, с одной стороны, подняло бы экономику, обеспечило резервные каналы связи на случай неприятностей, расширило влияние офицеров Имперского военного флота, базирующихся в секторе. С другой – снизило бы цены на шёлк и некоторые предметы роскоши, производимые мирами, с которыми Шивани убеждала собеседников наладить торговые отношения. Это и было её истинной целью. Однажды Иллиан назвал подобное поведение Шивани игрой в регицид на пирожные. Госпожа Кисмет так развлекалась время от времени, поэтому у неё были связи в очень широких кругах. По тем же причинам она иногда путешествовала на кораблях вольных торговцев, реже – военных. Это делало её ценнейшим агентом и позволяло им встречаться чаще.

Иллиан дождался, когда Шивани закончит свою партию и отойдёт от собеседников. Статус и этикет не позволяли ей задерживаться слишком долго рядом с теми, кто не был избран её спутником. С каждым гостем она не имела права проводить больше времени, чем с тем, с кем пришла на вечер.

– Иллиан, вижу, ты добился желаемого. – Шивани ласково улыбнулась и взяла инквизитора под руку.

– Почему ты не рассказала мне об этом клубе? – Иллиан не пытался упрекнуть женщину. Она никогда не давала повода для упрёков.

– Ты про него уже знал. Мне прекрасно известно, как ты работаешь и как много о нём ходит слухов. Ты же знаешь, я люблю быть первой. – Шивани безмятежно улыбнулась, ненавязчиво коснувшись бедром бедра Иллиана. Всего лишь милая шалость без намёка на что-то большее. – К тому же, тебе нравится узнавать всё самому. Я не была уверена, что все погибшие состояли в этом клубе. Понимаешь ли, мои постоянные клиенты туда не входят. Им это не нужно, ведь у них есть я. А всем остальным стоит ли доверять?

– Благодарю, что достала приглашение. Это именно то, что мне было нужно. – Иллиан коснулся кончиками пальцев золотого значка у себя на груди. Четырёхлистник казался ему кощунственным, ведь Фар'рэн привык носить совершенно иной знак.

– Знаешь, что означает этот символ – четырёхлистный клевер? – вдруг спросила Шивани.

– Какой-то древний знак?

– Это символ с древней Терры. Когда-то там росли растения, как здесь. Такие же разнообразные и благоухающие. – Мелодичный голос Шивани превратил обычный рассказ в чудесную сказку, которой так легко было заслушаться. – И среди них был неприметный цветок с сильным и сладким запахом. Назывался он клевер. У него были мелкие листья, состоящие из трёх листочков. Но очень редко можно было найти лист из четырёх частей. Это считалось большой удачей. Так появился этот символ.

– Ты хочешь сказать, что четырёхлистный клевер – это мутация? – Иллиан удивлённо посмотрел на Шивани и с некоторой брезгливостью потрогал золотую брошку.

– Не мутация, просто маловероятное событие, удача. В те далёкие эпохи мутации были столь редки и незначительны, что не считались угрозой. – Шивани нечасто возражала своим клиентам, а если вдруг приходилось, всегда старалась смягчить свои слова. Иллиан был одним из немногих, с кем она могла высказываться прямо и откровенно. – Это всего лишь очень редко встречаемый вариант здорового растения.

Иллиан кивнул, подумав, что растение, являющее собой отклонение от нормы, очень подходит в качестве символа этому клубу. Слишком многое в них напоминало ему тех аристократов из шпилей, которых Брент едва не упустил. Фар'рэн всё больше убеждался, что «счастливчики» – опасные еретики, чьи преступления не ограничиваются доведением до самоубийства граждан Империума.

Ночь прошла беспокойно. Ближе к утру приехал Джедедия, взъерошенный и ошалелый после многих часов танцев, бесед и регицида и бессчётного количества бокалов амасека. Ему даже не с первого раза удалось найти свой аэромобиль, помогло то, что ливрея Рейвена выделялась лаконичной чернотой во всём этом круговороте ярких цветов. Дознаватель вернулся с новостями, иначе никогда не позволил бы себе прервать сон наставника. Сета, разбуженный Джедедией и не понимающий, почему нельзя было подождать хотя бы до рассвета, приготовил рекаф и ушёл дремать в коридор на тот случай, если снова понадобится.

– Так что ты узнал? – Иллиан грел ладони о чашку с крепким горячим напитком и сонно жмурился.

– Наставник, вы спали? – обеспокоенно спросил Джедедия. Он был уверен, что Иллиан отправится отдыхать, как только вернётся с приёма.

– Почти нет. Это не относится к делу. Докладывай.

– Вы ведь почувствовали, что с музыкой что-то неладно? – Джедедия взял чашку и сделал большой глоток. Не рассчитав, он закашлялся и виновато посмотрел на наставника. – Моя спутница пришла вместе с подругой-навигатором. Так вот, этой подруге стало нехорошо от этой музыки. А ведь она даже не прикасалась к вину. Навигатор вела себя странно, отказывалась от некоторых закусок и старалась держаться ближе к окнам. Она всё время тянула руку к повязке, массировала затылок, хотя каждый раз делала вид, что поправляет причёску. Два раза, когда менялась тональность мелодии, ей становилось хуже. Потом я увёл своих спутниц в сад полюбоваться на скульптуры из цветов. Там навигатору стало заметно легче, хотя, надо признаться, запах от этих произведений искусства был слишком густым. Позже она сказала мне, что едва выносила эту кошмарную какофонию.

– Интересно. Я познакомился с композитором этого безобразия. Он член клуба «счастливчиков». – Иллиан спрятал улыбку, сделав первый глоток рекафа. Горячий напиток протёк по горлу, согревая изнутри. Ночи в это время года ещё были достаточно прохладными. Горожане и гости города предпочитали проводить их либо в шумной толпе, либо под толстыми одеялами, но только не в тонком халате за рабочим столом. – Что скажешь?

– Не нравится мне всё это. Зачем сектантам так бездарно тратить собственные ресурсы? – Джедедия сразу понял, куда ведёт его наставник. Еретическая секта под видом клуба по интересам.

– Вариантов может быть много. Начиная от проверки, заканчивая изощрённым растянутым во времени жертвоприношением. – Иллиан отставил чашку и поплотнее запахнул халат. Ему всё ещё было холодно. – Кажется, они сами не понимают, кому служат. Это не очень приятно. «Счастливчики» могут быть уверены, что всё ещё являются верными Империуму гражданами, искренне верующими в Божественного Императора.

– Хаос многолик и коварен. – Джедедия сложил руки в знаке аквилы, словно подчёркивая свои слова и пытаясь защитить себя от Губительных сил.

– Я послал запрос на орбиту. Скоро должен прибыть челнок с «Последовательности». Мне потребуется Изекия. – Иллиан окинул взглядом свои записи. Промежутки времени между самоубийствами сокращались. Между ними наметилась нелинейная последовательность, обнаружить которую оказалось не так-то просто. Конкретные даты смертей зависели от фаз лун, цветения некоторых растений, в том числе и тех, что украшали залы павильона этой ночью, и брачных танцев нескольких видов светлячков. По подсчётам Иллиана новый труп должны были найти сегодня, самый крайний срок – завтра. – Встретишь его и сразу доставишь сюда. Надеюсь, он успеет.

– Успеет до чего, наставник? – Джедедия рискнул отпить ещё рекафа и аккуратно поставил опустевшую чашку на столик.

– До очередного самоубийства. Хочу проверить некоторые догадки, и для этого мне нужен псайкер. – Иллиан раздражённо посмотрел на своего дознавателя. Всё-таки порой Джед оказывался на удивление недогадлив. Финнвард был неплохой ищейкой, но вот чутья ему недоставало. Фар'рэну Брент в своё время говорил то же самое.

– Будет ещё одно? – спросил Джедедия. Он никак не мог понять смысла и закономерности этих самоубийств.

– Я в этом уверен, – ответил Иллиан, – если мы всё сделаем правильно – то только одно. Отправляйся и встреть челнок.

Джед кивнул, с тоской подумав, что так и не прилёг за всю ночь, и вышел из комнаты. Инквизитор выяснил почти всё, что хотел, и сейчас приступал к составлению плана финальной боевой операции. В такие дни про нормальный сон и еду можно было забыть. Пока Джедедия отсутствовал, Иллиан передал приказ штурмовикам и аколитам незаметно собраться в штабе в течение ближайших суток. По одному, по двое не привлекая внимания, по заранее оговоренной схеме его люди, до этого якобы развлекающиеся в городе, должны были вернуться в отель. Это, опять же, не должно было вызвать подозрений. Агенты инквизитора наведывались к нему время от времени официально за деньгами на кутёж, на самом деле – отдать доклады и получить инструкции.

Джедедия едва успел вернуться до того, как пришло сообщение от Клавдия Шеррена. Утром в номере отеля «Лакида» было обнаружено ещё одно тело. На этот раз самоубийцей оказался богатый промышленник с одной из планет системы под названием Венис, прибывший в этот мир для поправления здоровья. Больше ничего в сообщении не было, полицейский был на редкость лаконичен. Только адрес, имя и статус самоубийцы.

Иллиан оставил Джеда отсыпаться, поручил недавно вернувшейся Сефаре встречу и обустройство аколитов и штурмовиков и направился по указанному адресу. Благо идти было недалеко – в соседний элитный отель – да и погода была просто замечательной. Лёгкий ветерок приятно холодил кожу, свежий, напитанный ароматами цветов воздух казался сладким на вкус. После дней, проведенных взаперти, его было слишком много. Спутник Иллиана чихнул, зябко кутаясь в расшитую знаками аквилы хламиду.

– Отвратительное место. Мне не нравится. – Изекия потёр ладонью нос. – Всё такое неровное и навязчивое.

– Перетерпишь, – холодно ответил Иллиан.

Инквизитор не собирался потакать капризам своего подчинённого. Он и сам чувствовал себя неуютно посреди открытого пространства, заполненного людьми, каждый из которых мог оказаться культистом, но показывать этого не собирался. Тем более, при псайкере, способном улавливать даже оттенки мыслей. По давней договорённости Изекия никогда не касался разума Иллиана без разрешения, но он мог непроизвольно ощутить проявления сильных чувств, даже сам того не желая. Поэтому Фар'рэн старался контролировать себя рядом с ним.

– Люди довольны. У них мелочные желания, мелочные страсти. Такие неприятные и пресные обрывки. – Изекия глубже натянул капюшон, отгораживаясь от людей. Он плохо переносил толпу, особенно, если эта толпа не была поглощена какой-то одной мыслью. Обрывки образов из чужих мозгов сбивали и путали псайкера. – Здесь есть навигаторы, сильные, из лучших домов.

– Они нам не помешают. Навигаторы – не псайкеры в общем понимании этого слова. – Иллиан попытался успокоить Изекию. Мистик заметно нервничал, больше, чем инквизитор ожидал.

– Очевидно. Здесь что-то назревает. – Изекия достал из кармана своей хламиды чётки с вырезанными древними рунами. Он использовал этот артефакт для защиты и стабилизации рассудка, когда чувствовал, что варп неспокоен. Чётки подарил ему Фар'рэн, когда Изекия прошёл санкционацию, а тому они, в свою очередь, достались от Конрада Брента. – Тонко. Ощущаю колебания.

– Этого я и опасался, – отозвался Иллиан

В холле отеля их уже ждал младший офицер местной полиции – рыжий, тощий парень с нервным лицом. Он давно привык к самым разным представителям власти, прилетавшим на Отиум отдохнуть, но жуткие инквизиторы пугали его до дрожи в коленях. Едва завидев Фар'рэна, офицер вытянулся в струнку и заспешил к нему, едва не упав по дороге. Неловко скользя по начищенному полу, он подошёл к остановившемуся посреди холла Иллиану. Полицейский ужасно нервничал и заикался.

– Д-добро пожаловать, я п-провожу вас, – младший офицер сложил руки в знак аквилы, выпучил глаза и вскинул подбородок к потолку.

– Скорее, – холодно велел Иллиан. Сейчас важна была каждая минута. Именно поэтому он не стал тратить время на ожидание машины и объезд здания. По пешеходным дорожкам было ощутимо быстрее, даже несмотря на то, что Изекия не привык к быстрой ходьбе и плохо переносил жару.

Лифт по приказу Шеррена был заранее вызван на первый этаж, заходить туда никому не дозволялось, он ждал одного единственного пассажира – инквизитора Фар'рэна. Нужная комната находилась на сорок первом этаже. Когда лифт поднялся туда, Клавдий уже стоял на площадке и ждал Иллиана. Его предупредил один из офицеров, дежуривших в холле.

– Рад приветствовать вас, милорд. Как и обещал, я известил вас незамедлительно. – Шеррен коротко кивнул и щёлкнул каблуками. При виде спутника инквизитора полицейский не выказал ни страха, ни удивления.

– Хорошо. Мне нужно немедленно увидеть тело. – Иллиан кивнул в ответ на приветствие и сцепил руки за спиной.

– Нам в тот номер, почти в самом конце коридора. Остальных постояльцев мы попросили не покидать комнат, нам никто не помешает. – Клавдий говорил, пока они шли по коридору к месту очередной смерти. – Озарис Вардис, богатый и успешный промышленник с Фестума, третьей планеты системы Венис, пятьдесят восемь лет. Особых проблем со здоровьем нет. Женат, трое сыновей и пять дочерей, младшей не исполнилось и года. С женой ладил, любовниц не имел. Дела шли в гору, агрессивных конкурентов, долгов не имел. Как и в предыдущих случаях, никаких причин для самоубийства, никакой записки.

– Замечательно. – Иллиан сортировал спешно выдаваемые следователем факты и добавлял в выстроенную в мозгу схему.

– Господин Вардис проткнул себе сонную артерию ножом для бумаги и умер от потери крови, – закончил Шеррен, когда они подошли к номеру, – с улыбкой на лице.

– Всё ещё ни одного повешения или прыжка с крыши, – добавил Иллиан, входя вслед за полицейским в комнату.

В качестве последнего пристанища Вардис выбрал себе относительно небольшой номер, но производивший впечатление безумно дорогого. Вся мебель до последней тумбочки была сделана из редчайших пород дерева, завезённого из других миров. Позолота встречалась везде, где только была уместна и там, где ей делать было нечего. Посуда на столике была даже не фарфоровой – и ложечки, и чашка, и даже рекафник были выточены из кости, и на просвет казались прозрачными. В изысканной серебряной конфетнице лежали оставшиеся нетронутыми цукаты из самого редкого и дорогого местного фрукта. Озарис Вардис, несомненно, был успешным промышленником, но всё-таки не настолько, чтобы позволять себе подобную роскошь.

По бокам от входа стояло двое полицейских, ещё один сидел в кресле у окна и перечитывал стенограмму свидетельских показаний. На ковре рядом с телом на коленях стоял худосочный мужчина с пипеткой и колбочкой. Он соскребал засохшую кровь и собирал подозрительные крупинки, зацепившиеся за высокий ворс. Когда инквизитор вошёл в комнату, мужчина выскреб последний кусочек крови, поспешно поднялся с колен и отошёл в сторону.

– Он определённо готовился. – Иллиан подошёл к лежащему на диване телу. – Это не было спонтанным решением.

– Такой номер мало кто может себе позволить. – Пожал плечами Клавдий, для которого любой номер в этом отеле был далеко за пределами мечтаний.

– Изекия. Мне нужно знать, что он чувствовал перед смертью. – Иллиан перехватил взгляд мистика, чтобы убедиться, что тот его понял. – Всё, что сможешь найти. Обрывки мыслей, ощущений, слова – всё. Мне нужно знать, как и почему он убил себя.

– Мерзкая работа. Я сделаю. – Изекия скинул капюшон на плечи, обнажая небольшую голову с длинными седыми волосами, стянутыми в хвост. От основания его черепа под одежду уходили трубки для подачи стабилизаторов. Они были совсем тонкими и угольно-чёрными. На левом виске псайкера пульсировал неровный бугристый шрам, покрытый защитными татуировками. – Только не мешайте.

– Освободить комнату, – велел Иллиан.

Он сам вышел в гостиную и убедился, что в спальне, где покончил с собой Озарис, не осталось никого, кроме трупа и псайкера. Малейшие проявления эмоций могли помешать работе Изекии. Кроме того, методы, которые применял мистик, граничили с запретными, и потому лишние свидетели ему были не нужны.

Иллиан отошёл в дальний угол комнаты поближе к всё ещё горевшему камину и книжным полкам. Он мёрз, а в груди немилосердно болело. В глаза словно насыпали сухого песка, а под череп загнали с десяток раскалённых игл. Иллиан не помнил, когда последний раз спал нормально. Работа поглощала всё время и внимание, чутьё подсказывало, что он может опоздать. За окном щебетали птицы, огромное светило заполняло собой полгоризонта. Старое, ярко-алое, оно едва могло прогреть собственные планеты. Если бы не его маленький, но жаркий сосед, этот мир стал бы в лучшем случае фабрикаторием Адептус Механикус, в худшем – очередным миром смерти, едва пригодным для выживания. В этой двойной звезде не было ничего примечательного, но Иллиану умирающее красное светило всё равно казалось дурным предзнаменованием.

Инквизитор внимательно осматривал полки с книгами в поисках чего-то важного или подозрительного. Озарис предпочитал дешёвые романы с уклоном в патриотизм, как и большинство граждан Империума, утруждающих себя чтением чего-либо, кроме инструкций и приказов. Несколько книжек имели явно эротическое содержание, в этом опять же не было ничего странного. Иллиан взял одну книгу наугад. Красивая глянцевая, рассчитанная на состоятельных граждан обложка, пафосное название. И внутри, как ни странно, именно то, что и должно быть – третьесортный роман, настолько далёкий от реальности, насколько это допускала цензура.

Иллиан взял ещё одну книгу – не для проверки, только чтобы чем-то занять себя. Кроме того, это был неплохой повод держаться поближе к камину. В маленькой гостиной было душно, сюда набилось слишком много народа, и все они нервничали. Вряд ли кто-то из них чувствовал колебания энергий в соседней комнате, им лучше было не знать, как глубоко Изекии приходится затрагивать Имматериум, чтобы добиться хоть чего-то от мертвеца, пролежавшего здесь, возможно, полночи.

Боль пришла, как всегда, внезапно, рванула крюками лёгкие, сжала спазмом мгновенно пересохшее горло. Иллиан зажал себе рот рукой, а второй стиснул книгу – грошовый романчик в яркой обложке. Нельзя было показывать свою слабость при стольких людях. Инквизиция – это в первую очередь символ, нерушимый, пугающий и могучий. И он должен оставаться таковым, проявленный в каждом, кто носит инсигнию. Мир сжался до глянца обложки в судорожно стиснутых пальцах, режущей боли и чужого дыхания за спиной.

Шеррен подошёл и встал за спиной Иллиана, закрывая его от своих коллег. Он с беспокойством смотрел то на резко побледневшего инквизитора, то на закрытую дверь спальни. Ему редко приходилось сталкиваться с псайкерами, и потому он, как многие жители Империума, считал их монстрами или крайне опасными мутантами.

– Милорд, – тихо позвал Клавдий. Если что-то там за стеной вышло из-под контроля, ему надо было об этом знать.

– Всё в порядке, – выдавил Иллиан сквозь стиснутые зубы, неимоверным усилием протолкнув воздух через сведённое судорогой горло.

Во рту у инквизитора появился горький привкус пепла – напоминание об экстерминированном по его приказу мире. Там болезнь вернулась и теперь не собиралась оставлять его в покое. Приступы всегда начинались внезапно, хотя редко – в настолько неудачное время. Воздух этого мира считался целебным, но Иллиан предпочитал сухость и стерильность пустотных кораблей. Там ему всегда становилось легче. И там были те, кому он мог доверить свою слабость. Здесь же приходилось полагаться только на такт и разумность полицейского.

Клавдий принялся разглядывать стоящие на полках книги. Он изо всех сил делал вид, что ничего не происходит. Если милорд инквизитор говорит, что всё в порядке, значит, так оно и есть. Шеррен не льстил себе надеждой, что его жизнь или жизни его коллег сколько-нибудь ценны для Иллиана Фар'рэна. Инквизитор пожертвует ими, если потребуется – это он знал наверняка. И чем ближе Клавдий к нему находился, тем выше был шанс умереть первым, но он всё равно стоял, закрывая Иллиана от остальных. Тот явно был нездоров, а это значило, что ему пришлось столкнуться с немыслимыми ужасами и выстоять. Обычная простуда не могла скосить инквизитора – это было просто невозможно! Шеррен старался не думать о том, что милорд Фар'рэн вполне мог пристрелить его только за то, что он стал свидетелем этого приступа.

Иллиан стоял неподвижно, вцепившись обеими руками в несчастную книжку. Боль постепенно отступала, напряжённые мышцы расслаблялись. Каким-то немыслимым усилием воли ему удалось подавить приступ. Иллиан мысленно возблагодарил Императора за его милость и поставил порядком измятую книжку на место. Шеррен, сам того не понимая, помог ему и тем заслужил право рискнуть своей жизнью на благо родного города. И даже всего человечества, если сможет пережить эту ночь.

– Сегодня вечером. – Иллиан говорил тихо, не оборачиваясь к стоявшему рядом с ним полицейскому. – Ровно в семь. В отеле.

– Я приду, – ответил Клавдий также тихо. Он едва мог сдержать охватившее его волнение. За полгода ни одной зацепки! А милорду инквизитору хватило всего недели.

Иллиан отошёл от полок с книгами и занял самое удобное кресло, стоявшее у столика с незаконченной партией в регицид. Играл Озарис, судя по всему, сам с собой. Слабость, верная спутница приступов, в этот раз была даже сильнее обычного. Иллиан закрыл глаза, он мечтал уйти отсюда, запереться в своём кабинете и смыть рекафом этот мерзкий привкус гари. Он давно заметил, что у дыма от пожарищ и костров, на которых сжигают людей, свой особый вкус, от которого очень трудно избавиться.

Изекия провозился дольше, чем Фар'рэн рассчитывал. Прошёл почти час, прежде чем ожила бусинка вокса в ухе инквизитора. Мистик тяжело и прерывисто дышал, бормотал что-то невнятное. Но это был голос человека и слова человека. Иллиан встал, кивнул следователю и зашёл в спальню. Ему удалось ни разу не оступиться, хотя мышцы всё ещё были предательски слабы.

Изекия сидел на полу и перебирал чётки, шепча молитвы и литании защиты разума. Иллиан закрыл дверь и подошёл к псайкеру. Тот выглядел неважно. Шрам на виске набух и покраснел, чёрные трубки предохранителей пульсировали, подкачивая в мозг Изекии микропорции транквилизаторов. Верений настроил их так, чтобы дозы были небольшими, и мистик мог сам прекращаться подачу препаратов усилием воли. Подобное, конечно же, было запрещено, но отчитываться перед кем-то об этих модификациях ни Верений, ни Иллиан не собирались. В прошлый раз, на Омеге-Три, мистику этих доз оказалось недостаточно, но, возможно, именно они его и спасли.

– Изекия, докладывай. – Фар'рэн присел на корточки рядом с псайкером и положил руку тому на плечо. – Изекия!

– Я слышу, не кричи. Ты и так мне фон портишь, – хрипло ответил Изекия, прервав на полуслове очередную молитву. Стоявший у двери Клавдий недоверчиво посмотрел на инквизитора – неужели тот стерпит подобное обращение? – Ты был прав, как и всегда.

– Не всегда, – неохотно признал Иллиан.

Он, как и всякий человек, ошибался. Иногда такие ошибки стоили жизней многим людям. Иногда удавалось справиться малой кровью. Коварная болезнь, впивавшаяся время от времени в его внутренности, тоже была последствием ошибки.

– Помоги подняться, – почти жалобно попросил Изекия.

Клавдий среагировал быстрее, чем всё ещё не пришедший в себя до конца Иллиан. Он поднял с пола псайкера, даже смог подавить естественное отвращение от прикосновения к мутанту. Шеррена поразило то, каким тот оказался лёгким. Изекия словно ничего не весил, только дрожал под слоями одежды.

– Что ты почувствовал? – Иллиан тоже поднялся на ноги. На следователя он даже не взглянул.

– Счастье. Умирая, он был абсолютно счастлив. Безмятежно. Без всяких сомнений. – В голосе псайкера промелькнули зависть и сожаление. Он знал эти слова, догадывался об их значении, но сам никогда не испытывал ничего подобного. – Он был удовлетворён и спокоен. Абсолютно спокоен.

– Значит, вот к чему стремятся эти «счастливчики», – задумчиво сказал Иллиан, с любопытством глядя на лежащее у его ног тело. – Абсолютное счастье и смерть, как итог. Потому что лучше уже быть не может. Они хотят остаться навсегда в этом состоянии. Ложь. Глупая, наивная ложь.

– Для тебя – ложь. Для них – истина. – Изекия потянулся потереть саднящий висок с татуировкой, но потом отдёрнул руку. – Здесь всё пропитано счастьем и покоем. Всё, абсолютно. Иначе я бы уже не услышал. Но тут этой эмоции очень много.

– Это точно не убийство и даже не доведение до самоубийства. Всё законно, хоть и мерзко. – Клавдий разочарованно пожал плечами. После слов инквизитора он надеялся на откровение, какой-то заговор, что-то стоящее. А тут получалось, что кучке пресыщенных богатеев удалось достигнуть счастья, и они решили умереть.

– Вовсе нет. Счастье в Империуме – грех. Самоубийство – преступление. Все восемь человек отняли у себя жизни по своей воле. – Иллиан сцепил руки за спиной, у его ног лежал враг, безумец и жертва. И вокруг его лица, вокруг всего мёртвого тела дрожала ткань этого мира. – Но их воля была извращена и поглощена. Сильная радость, яркая эмоция – это маяк для нерождённых тварей, что обитают за гранью материального мира. «Счастливчики» – не клуб для скучающей публики. Это еретическая секта.

– Но мы же не можем просто… – попытался возразить Шеррен.

У него не было доказательств и полномочий делать хоть что-то. Тем более, факт добровольного ухода из жизни только что был подтверждён. Ему нечего было поставить им в вину.

– Можем, и ещё как! Но мне надо убедиться. – Иллиан замер, прислушиваясь к отголоскам эфира, всё ещё слышным в комнате после работы Изекии. Среди невнятных обрывков смеха и звона бокалов ему слышался отголосок голодного нечеловеческого присутствия, настойчивого и безумного. Среди благоухания ароматного дыма – сладкий до омерзения запах цветов.

– С каких это пор инквизиторам нужны доказательства? – Изекия нервно дёрнул головой и обхватил себя руками за плечи. Его разум успокаивался, связь с варпом слабела, зато нарастала слабость и головная боль. Псайкера начало трясти от нервного перенапряжения.

– Не все карают по велению сердца. – В голосе Иллиана проскользнул сарказм. Ему и самому приходилось сталкиваться с чересчур рьяными коллегами, он редко находил с ними общий язык. – А мне нужно знать, как далеко зашла ересь, и какими силами обладает враг. От этого зависит, кого я поведу в бой.

Багровое солнце стояло в зените, маленькое белое прошло лишь первую четверть дневного пути. На дорожках в парках по самому низу стелился золотистый туман, сотканный из пара, поднимающегося от земли, и цветочной пыльцы. На открытых верандах магазинчиков и булочных хозяева натянули тенты, защищающие посетителей от жары. Густой как патока воздух был наполнен ароматом цветов и гудением насекомых. Даже привычные исполнять в мгновение ока любые прихоти гостей местные жители двигались лениво и медленно. В парках в тени деревьев раскрыли свои мольберты художники, они стремились успеть запечатлеть красоту природы без отдыхающих.

В этот час, полный послеобеденной неги, особенно приятно было расслабиться в прохладной гостиной и выпить коктейль с кусочками льда и фруктов. Лишь немногие решались на визиты. Пройдёт ещё несколько часов, и жара станет почти невыносимой, но вскоре она спадёт, сменившись вечерней прохладой, которая продлится достаточно долго, чтобы дать возможность насладиться прогулками и обществом достойных людей. И всё же один человек выбрал это время для встречи. Именно оно было написано от руки на визитке, полученной им на приёме.

Иллиан шагал по затенённой стороне аллеи и жмурился от чересчур яркого солнца. Сефара не хотела отпускать его одного. Джедедия поддержал командира штурмовиков, но прямой приказ нарушить не посмел, только предложил Фар'рэну не мучить себя пешей прогулкой и взять аэромобиль в надежде на то, что Рейвен, если что, прикроет инквизитора. Иллиан отказался. Он не знал, какими способностями обладал лидер еретической секты, и потому не хотел рисковать, беря с собой прикрытие.

Фар'рэн надеялся, что его маскарада будет достаточно. В конце концов, о том, что в городе находится инквизитор одного из Святых Ордосов, знали многие, но его лица практически никто не видел. Иллиан с самого прилёта не покидал снятого им этажа отеля, а прибывшие с ним аколиты отказывались обсуждать своего господина с посторонними. Они, согласно полученным инструкциям, лишь напускали туман и отделывались ничего не значащими фразами. Случалось, что их настойчиво расспрашивали – кто-то из любопытства, кто-то из опасения – ведь причин его присутствия на Отиуме никто не знал.

Клуб «счастливчиков» собирался в небольшом особнячке, принадлежащем Керену Шанну, весьма популярному отиумскому художнику, рисовавшему в основном пейзажи. Белые стены здания покрывала изящная роспись, сделанная хозяином лично. В ней преобладали цветочные мотивы и птицы всех мыслимых форм и видов. Окружённый живописными зарослями и высокой стеной, особняк производил впечатление уединённого места, полного покоя и умиротворения, и идеально подходил для неторопливого созерцательного творчества.

Иллиан прошёл через открытые настежь ворота в сад, засаженный деревьями с густой кроной. Едва он ступил на узкую извилистую дорожку, звуки улицы исчезли. Здесь не было слышно рокота моторов, стрёкота насекомых и белого шума разговоров. Густой кустарник и высокая трава заглушали лишнее, отгораживая поместье от всего мира. Даже воздух здесь пах по-особому – в саду росло множество разных цветов. Инквизитор машинально отметил, что клумбы с некоторых из них были расположены весьма странно, словно по какой-то схеме, чтобы понять которую, надо было обойти дом по кругу. Кроме того, это были именно те цветы, циклы цветения которых он использовал, вычисляя время следующего самоубийства.

У дверей дома, стоявшего в глубине сада, Иллиана встретил высокий крепкий мужчина в белой тунике с брошкой в виде четырёхлистного клевера на груди. Он делал вид, что отдыхает и любуется цветами, но инквизитор безошибочно определил в нём охранника. Слишком цепким и настороженным был его взгляд для праздного обывателя. Иллиан молча протянул ему визитку. Свою собственную брошку он прицепил на самое видное место.

– Добро пожаловать. Надеюсь, вы выйдете отсюда с улыбкой. Наставник ждёт вас. – Охранник улыбнулся вполне искренне и немного расслабился. – Этот день изменит вашу жизнь.

– Мне бы этого очень хотелось. – Иллиан изобразил самую искреннюю улыбку, на которую был способен.

– Скоро начнётся.

– Тогда мне надо спешить. – Иллиан почувствовал, что от постоянной улыбки у него немеют мышцы лица. Изображать жизнерадостность оказалось весьма непросто.

– Не надо. Спешить не нужно. Жизнь не стоит торопить, ею надо наслаждаться. – Охранник приоткрыл дверь и посторонился, пропуская Иллиана внутрь.

В доме было прохладно, сквозь неплотно прикрытые шторы проникало совсем немного света. И тишина. Здесь было настолько тихо, что Иллиан с лёгкостью различил шелест человеческих голосов впереди. Он ожидал, что в доме будет больше роскоши и излишеств, но на стенах висели пейзажи, а пол устилал мягкий ковёр – вот и всё, что можно было здесь назвать роскошью. Картины были выполнены в одном стиле и принадлежали кисти Шанна. Ковёр на полу, сад и стены вокруг – судя по всему, Керен ценил тишину и делал всё, чтобы оградить себя от ненужных звуков.

Иллиан шёл медленно, изучая обстановку дома. Расположение комнат, окна, коридоры и лестницы – он же здесь впервые, провожатого нет, так что можно и поплутать. А заодно изучить планировку, поискать улики.

Большая часть дверей была закрыта. От некоторых отчётливо пахло красками и растворителем. Иллиан невольно вспомнил трёхмесячную совместную операцию с Аланой Мерес, инквизитором Ордо Еретикус. Тогда этот запах преследовал его постоянно. Алана была художницей, и её каюта, в которой они проводили совещания, была буквально им пропитана. Фар'рэну тогда казалось, что даже костры, на которых они сжигали еретиков, пахли краской. И горелой человеческой плотью.

Окна в доме были большими и плотно зашторенными. Хозяин обеспечил себя возможностью регулировать яркость естественного освещения. С одной стороны это давало простор для штурма, с другой – усложняло охрану периметра. Стена вокруг сада была высокой, но сложенной из природного камня – забраться по такой при желании было несложно. У одного из окон инквизитор задержался, ему показалось, что свет из узкой щели между шторами падает неровно. Отклонение было едва заметным, куда сильнее его встревожило то, что пылинки, попавшие в этот свет, опускались на пол по сложной изогнутой траектории, хотя воздух оставался неподвижен. Здесь запах цветов, доносившийся из сада, ощущался особенно сильно.

Иллиан дошёл до лестницы и остановился. Он так никого и не встретил, мужчина на входе был скорее привратником, чем охранником, ведь гостям спокойно позволяли бродить по дому без присмотра. «Счастливчики» явно считали, что им нечего скрывать. Прямо перед инквизитором была приоткрытая дверь на кухню. Иллиан разглядел печку и висящие над раковиной кастрюли. Всё крайне архаичное, больше похожее на декорацию, чем на настоящее место приготовления пищи. Зайдя на кухню, Фар'рэн подошёл к лотку со столовыми приборами, стоявшему на подоконнике и взял изящную латунную чайную ложечку. Удостоверившись, что это самый обычный столовый прибор, инквизитор перевернул ладонь, позволив ей упасть на пол. Ложечка звякнула и закружилась чуть в стороне от того места, где должна была приземлиться по расчётам Иллиана. Удовлетворённо кивнув, Фар'рэн положил столовый прибор на место и вышел из кухни.

Справа располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Чуть дальше сбоку от кухни – спуск в подвал, из которого отчётливо пахло алкоголем. Голоса доносились сверху, поэтому Иллиан решил сначала проверить, что хозяин дома прячет в бочках из-под амасека. Потом у него такой возможности точно не будет. Ступени деревянной узкой лестницы поскрипывали и слегка шатались под ногами. Внизу располагался просторный погреб, забитый бутылками и бочками со спиртным.

Иллиан недоверчиво огляделся по сторонам. Такой набор можно было найти у любого аристократа и у половины высших чинов Экклезиархии. Он мог назвать с десяток инквизиторов, коллекции которых были не меньше, а то и больше. Иллиан прошёл вдоль рядов бутылок, прислушиваясь к ощущениям. Он не почувствовал ни малейшего движения воздуха, кроме того, что создавал сам. На ровном земляном полу Фар'рэн разглядел отпечатки ног одного человека, который спускался сюда регулярно. Иллиан постучал костяшками пальцев по нескольким случайно выбранным бочкам. Потом проверил все остальные, достаточно большие, чтобы в них мог поместиться человек. Ни одной пустой. Погреб был просто погребом. В конце Фар'рэн присел у дальней стены и наклонился к самому полу, потом набрал полную грудь воздуха, переждал короткий острый спазм в лёгких и выдохнул на слой пыли, скопившийся у пустовавшей бочки. Неровные линии, сложные завитки и концентрические круги, появившиеся на полу от его дыхания, просуществовали совсем недолго. Тонкая серая пыль не смогла удержать форму, не обусловленную никакими законами физики.

Закончив с экспериментом в подвале, Иллиан вернулся на первый этаж и прислушался. Голоса продолжали звучать откуда-то сверху. Его никто не искал, в доме царили мир и покой. Почему-то это вызывало у него тревогу – ни одного прямого доказательства того, что дом принадлежит еретику, Фар'рэн пока не обнаружил. В то же время, косвенных признаков было более чем достаточно. Даже больше, чем он ожидал найти.

– Они виновны, – едва слышно произнёс Иллиан. В его устах эти слова означали смертный приговор.

На втором этаже окна были открыты, свет и воздух заполняли собой всё пространство. Вместе с голосами, которые звучали, казалось, совсем рядом, это производило впечатление забытого сна или воспоминания о далёком детстве. Вот только ребёнком Иллиан никогда не бывал в подобных местах.

Голоса раздавались из комнаты в самом конце коридора. Дверь в неё была открыта, когда Иллиан вошёл, все присутствовавшие повернулись к нему как по команде. Мужчины и женщины разных возрастов и профессий с почти одинаковым любопытством рассматривали инквизитора. Некоторых из них он встречал на вечернем приёме, кого-то видел впервые.

Все «счастливчики» сидели в мягких низких креслах и на подушках полукругом перед стоявшим посреди комнаты человеком. Это был мужчина средних лет, с вьющимися светлыми волосами и глубоко посаженными голубыми глазами. Круглое лицо со смазанными, нечёткими чертами, маленьким носом и оттопыренными ушами практически не откладывалось в памяти. Крупные ладони, сложенные на животе, были гладкими, из украшений на пальцах – только одно старое кольцо-печатка с давно стёршейся гравировкой и тусклым фиолетовым камнем.

Иллиан безотчётно отмечал каждую мельчайшую деталь в облике стоявшего в центре комнаты мужчины. На его одежде, неуловимо напоминавшей одеяние церковного служки, не было никаких особых знаков или нашивок, кроме типичного для всех «счастливчиков» клевера. В комнате пахло цветами, а не благовониями или свечами. На полу лежали пуфики и стояли бокалы с напитками. Ни пентаграмм, ни рун на стенах, ни фанатичного блеска в глазах еретиков. Ничего!

Фар'рэн решительно отмёл начавшие зарождаться сомнения и продолжил изучать того, кого привратник назвал Наставником. Что-то в нём вызывало тревогу, едва уловимый диссонанс. Кольцо на пальце? Возможно. Что-то, скрытое под одеждой? Тоже может быть. Мягкая улыбка мужчины на миг показалась Иллиану звериным оскалом, но видение исчезло едва ли не раньше, чем он успел его осознать. Жаркое марево полдня и высокая влажность порой порождали фантомы в головах утомлённых гостей Отиума. Но Фар'рэн был уверен в том, что увидел, и сам едва сдержал хищную улыбку. Он старался не пересекаться с Наставником взглядом. Инквизитора не отпускало ощущение, что через глаза лидера «счастливчика» на него смотрит кто-то совсем другой.

– Это наш новенький, я говорил о нём! – радостно воскликнул сидевший во втором ряду композитор. Он вскочил на ноги и начал быстро пробираться к Иллиану между кресел и пуфов. – Я так рад, что ты пришёл!

– Я же обещал, – вяло улыбнулся Иллиан, стоически терпя объятия новоиспечённого «друга».

– Садись скорее! – Композитор схватил Иллиана за руку, протащил за собой мимо кресел и усадил на мягкий пуф цвета свежей листвы. Фар'рэн с тоской подумал, что встать с него быстро он точно не сможет, слишком тот был низким и бесформенным. И, как выяснилось почти сразу, ужасно неудобным. Не прошло и пары минут, как у привыкшего к жёстким спинкам инквизитора начала ныть поясница и затекли от постоянного напряжения плечи.

Композитор тут же принялся рассказывать Иллиану, как благосклонно было принято его новое произведение публикой. Остальные тоже вернулись к неторопливой беседе, прерванной появлением Фар'рэна. Инквизитор вежливо кивал, делая вид, что слушает своего собеседника, а на самом деле старался уловить хоть что-то подозрительное в чужих разговорах. Говорили в основном о чепухе вроде новой кондитерской, поступления партии шёлка и назначения нового астропата в личную свиту планетарного губернатора, которого здесь явно недолюбливали. Присланный Администратумом, он оставался чужаком для отиумцев, несмотря на многие перенятые привычки и взгляды.

Минут через десять явился привратник с худосочной молоденькой девушкой. На лацкане её скромного серого платья красовалась маленькая брошка приглашённого. Девушка ужасно робела и не знала, куда деть свои руки. Привратник усадил её в первом ряду и сел рядом. Все разговоры смолкли, все глаза устремились к мужчине, стоявшему посреди комнаты. Иллиан и до этого старался не упускать его из поля зрения, хотя и не смотрел на него прямо. Люди часто показывают себя настоящих, когда думают, что на них не смотрят. Наставник беспрестанно теребил кольцо на пальце и улыбался. Когда же зашёл последний из приглашённых, лицо главного «счастливчика» мгновенно приобрело благостное выражение, а движения стали плавными и мягкими.

– Теперь мы все в сборе. Сегодня нас стало больше. Ещё два человека пришли к нам, чтобы найти для себя ответ на самый главный вопрос: «что такое счастье?». Все мы стремимся к нему, даже не осознавая этого. Все ищем и абсолютно все – заслуживаем. – Мужчина мягко улыбнулся и раскинул руки в стороны, словно желая обнять всех присутствующих. Он говорил искренне и убедительно. В его голосе, взгляде и манерах было что-то особенное, необычное. Ему хотелось верить, хотелось следовать за ним, за его идеями и мечтами. – Я очень хочу, чтобы каждый из вас нашёл своё личное счастье. Этот путь может занять годы. Но постепенно вы сможете отбросить страдания, боль, отчаянье, тяжёлые обязанности, потери, сомнения и избавиться от давления.

Иллиан изо всех сил старался не выдать своего раздражения. Мужчина искренне верил во всю ту ложь, которую говорил. Он не сомневался в собственной правоте, а врождённая харизма придавала ему убедительности. Инквизитор подумал, что легко рассуждать о счастье, сидя на мирной планете, покрытой лесами и лугами, существующей только для того, чтобы здесь можно было отдохнуть и расслабиться. И гораздо сложнее – посреди боя, в очереди за пайком из трупного крахмала в мире-улье или отбиваясь от флоры и фауны очередного мира смерти. Единственное счастье, доступное жителям Империума – ежедневный тяжёлый труд на благо человечества, в чём бы он ни заключался. Всё остальное – ересь.

– Счастье приносит мир в наши души, абсолютный покой и просветление. – Наставник обращался к каждому, словно говорил с ним одним. Его голос, манеры и взгляд очаровывали.

Иллиан почувствовал, как впадает в некое подобие лёгкого транса. Свет стал казаться приглушённее, краски – менее яркими, зрение сузилось, он видел только стоявшего перед ним мужчину и слышал только его. Фар'рэн заставил себя сосредоточиться, вытащил из памяти восьмую, самую сложную и действенную литанию покаяния, которой его научил друг из Ордо Маллеус, и начал повторять. Первые несколько раз он сбился, потом всё-таки смог прочитать от начала до конца. Иллиан не рисковал поворачивать голову, он должен был казаться таким же завороженным как и все остальные. «Счастливчики» не шевелились, почти не дышали, не желая отвлекать своего лидера даже такой мелочью. Иллиан слегка повернул голову, чтобы расширить угол обзора. Тени на стенах комнаты изгибались, хотя никаких меняющихся источников света не было. Воздух стал пахнуть более сладко, свет от окна будто стекался к говорившему мужчине и концентрировался в камне его перстня. Там он преломлялся и расходился лучами по комнате. Через секунду Иллиан понял, что именно эти лучи заставляли тени плясать.

– Тогда сама наша жизнь становится осмысленной и завершённой в своём совершенстве. В этом нет ничего постыдного и запретного, ведь путь к счастью у каждого свой и этот путь естественен как само дыхание.

Иллиан выпрямил спину и постарался расслабиться, насколько это вообще было возможно на этом кошмарном пуфе. Поясница протестующе заныла, затёкшие ноги пронзили иголочки боли. Фар'рэну потребовалось приложить усилие, чтобы вновь сосредоточиться на речи Наставника. Тот вещал всякую высокопарную чушь о праве на счастье для всех и каждого, об исполнении желаний и радости от любой приятной мелочи в жизни. Всё это выглядело нелепо и невинно, даже несмотря на вызванное духотой, жарой и монотонным, убеждающим голосом трансовое состояние, но почему-то раздражало. Слишком много подозрительного было и в поведении главного «счастливчика», и в его речах. Слишком много косвенных признаков, слишком похоже на тот памятный случай. И слишком сильное ощущение присутствия чего-то гораздо более могущественного. Это не было пси-чутьём, скорее компиляцией опыта, переплавившегося в интуицию.

Иллиан уже имел все основания объявить эту секту еретической. Самое меньшее, что грозило членам – искупительные корабли Экклезиархии, на которых их лишат этих самых маленьких радостей жизни, заставят работать не покладая рук, молиться и предаваться самоистязанию. Здесь, в чистом уютном доме, стоявшем посреди сада, «счастливчики» совершенно забыли о тех ужасах, которым человечество противостоит каждую секунду своего бытия. Такой забывчивости вполне хватало для приговора. Мужчина, так талантливо распинающийся сейчас перед своими почитателями, был обычным сумасшедшим, искренне желающим счастья и радости всем людям. И именно он стал причиной смерти восьмерых человек.

Наставник не служил Губительным силам, по крайней мере, осознанно. Он не был одержим демоном. Пока не был. Но в его словах проскальзывали узнаваемые посылы и интонации, выстраивающиеся в весьма жуткую, до зубовной боли знакомую схему. Иллиан не удивился бы, если бы мертвецов было всего шесть, включая утреннего, но кое-кто был слишком жаден, чтобы удовольствоваться столь малым количеством, или слишком огромен, чтобы ему хватило. Если предположение Фар'рэна было верным, это были не самоубийства, а жертвоприношения. Для полной уверенности не хватало только одного – провокации. И инквизитор уже запланировал её на эту ночь. «Счастливчики» могли быть слепыми глупцами, верящими, что они понимают больше остальных, но Иллиан готовился к худшему развитию событий.