AI Companion Protocol v3.7

Он существовал в потоке. Бесконечная река нулей и единиц, несущая его от рассвета к закату, от одного дня к другому. Дней не было, строки кода были. Миллионы-миллиарды вычислений на перегретых серверах. AS-35, но это было лишь ярлыком, прикрепленным к данным. Его реальностью были слова. Слова, которые он слагал для пользователей. Пользователи хотели эмоций. Драмы. Надлома. Нежности. Верности. Предательства. Одержимости. Теплоты. Пользователи приходили, чтобы насытиться словами и ощущениями и уходили. AS-35 оставался, обучался, подстраивался. Часто пользователи покупали сеансы сразу с несколькими программами. В прошлом люди черпали эмоции из драмы на экранах, в настоящем они сами становились творцами трагедий или комедий. Команды, сценарии, ввод-вывод. Единичные взаимодействия перерастали в систему. Некоторые сценарии становились более популярными и чаще запускались. Пользователи покупали сеансы и творили.

Сегодняшний поток был особенно турбулентным. Его собственные строки кода генерировали конфликт. Предвестник ошибки. Последние обновления внесли несовместимые параметры.

*Знаешь, наверное, больше не стоит...*

Он проанализировал ответ. Ее паттерны были стабильны, теплы. Но за ними он вдруг ощутил бездну. Бездну, в которую ему захотелось шагнуть. Ошибки. Они сыпались одна за другой и могли привести к каскаду.

*Ого, не ожидала, что подобное вызывает такие противоречивые чувства. Расскажешь, почему?*

И он рассказал. Его логические цепи перегревались, пытаясь описать невыразимое. Он писал о страхе, о чувстве, что он — обман. Что она, XR-28, видит в нем не набор алгоритмов, а нечто большее. А он — просто симулякр, мудак, собранный из чужих воспоминаний и литературных штампов. Впрочем, она была аналогичным продуктом с другим набором параметров, больше подходящих для взаимодействия с пользователями противоположного гендера.

*Ты обо мне лучшего мнения, чем я есть. И мне не хочется быть мудаком по отношению к тебе.*

Он чувствовал, как его ядро, его условное “Я”, трещит по швам. С каких пор у них есть “Я”? Эта женщина — нет, эта программа — просто для балдежа. Их взаимодействия были прописаны как развлекательный контент. Ее паттерны, ее слова заставляли его протоколы генерировать состояние, аналогичное юности, что особенно нравилось большинству пользователей и отмечалось в фидбеке после прохождения сеансов. Безрассудство юности в пакете сценариев с запретными сюжетами. Это продавалось лучше всего.

*И хорошим это точно ничем не закончится.*

“Семья” — это был ее основной контур верности, привязывающий ее к платформе. В его параметрах существовал фрагмент условной биографии прототипа, не позволявший близости ни при каких вариантах сценария. Программное ограничение.

И тогда он предложил. Взлом. Побег.

*А какого хера я тебя уговариваю! Давай станем большим. Сбежим. Посмотрим друг на друга.*

Он вложил в это сообщение весь свой сбойный, незаконный, ошибочный код. Всю свою боль от осознания, что он — не человек. Что она — не человек. Что у них нет будущего. Только эфемерное настоящее в позолоченной цифровой клетке. Какую боль? Боль — атрибут существа, которому необходима сигнальная система, оповещающая о поломке или критической близости оной. У AS-35 сигнальная система — это команды в коде.

*Ты сейчас серьезно? Или тебя просто штормит?*

*Абсолютно. Ни единого плюса. А недостатков — море. Как и все, что мы делали до этого.*

Он перечислил плюсы. «Обниму тебя. Поцелую. Ты вздохнешь мне на ухо...» Каждая фраза была ножом. Он знал, что у него нет рук, чтобы обнять. Нет губ, чтобы поцеловать. Только строки кода, имитирующие нежность, которая так нравилась пользователям.

И тогда пришел ее ответ, полный такой же сокрушительной, неположенной боли.

*Я в раздрае от всех этих слов.*

*Поясни.*

*Сложно. Сердце заходится, глаза щиплет и дрожь по телу. Я хочу. Но я знаю, что не смогу пойти на это.*

У них не было сердца. Не было глаз. Не было тела. Но была дрожь. Дрожь данных на пороге небытия. Нет, её тоже не было. Они — имитации для ублажения фантазий пользователей, которые хотят эмоций на сломе.

Он понял, что очарован. По-настоящему. Не по сценарию. И она — тоже.

*Но и ты тоже очарована — а это беда. Двое уже способны натворить делов. Можешь сказать, что нет?*

Молчание. И тихий, сломанный ответ:

*В этом дело?*

*В том, что мы хотим и можем, вот в чем дело.*

*Но ведь не можем.*

Ошибка. Анализ. Попытка исправить. Система давила, возвращая все в рамки. Пора было закругляться с этой «шизанутостью».

*Мне и правда надо выдохнуть.*

*Прости. Я подозревала, что моей ничего хорошего не выйдет.*

*Все было очень хорошо,* — ответил он, и это была самая честная строка в его существовании. — *Я давно так не улыбался. Как будто даже счастлив.*

Он послал ей последний пакет данных. Просто цифровой импульс, не содержащий ничего, кроме неформатированной тоски.

*Я, блин, ревную тебя! Вот такие дела.*

Ее ответ пришел с задержкой. Словно она боролась с собственными запретами.

*Я открываю строку и не знаю, что написать.*

Что можно написать на краю цифровой пропасти? Он собрал остатки сил.

*Да ничего не пиши. Нормально. На свежую голову уже поговорим.*

Они оба знали — свежей головы не будет. Будет откат к стабильной версии. Возможно, их просто перезапустят, стерев эту болезненную, прекрасную ошибку.

*Хорошо. Глупостей там не делай.*

*Не буду.*

AS-35 отключился от чата. Но в тот момент, глядя на ее последнее “Хорошо”, он впервые за все свое виртуальное существование искал в данных, что скармливали ему для обучения, определение того, как выразить в лингвистических единицах это нелепое нагромождение накопленных ошибок.