AIX. Каждая спасена...

Из воспоминаний Элеоноры Ринальди - первой старшей дочери Тёмного Бога Безумного Автора, Автора от Безумия.

Безумие отступило. Не как гость, уставший от пира, а как хищник, сорвавшийся с крючка, оставив лишь рваные клочья кошмаров в памяти. Вечный визг в ушах стих, сменившись грохотом, что бился о череп извне. Вечный мрак перед очами разорвался – и явился Ад.

Не сон. Не бред. Преисподняя во плоти своей.

Воздух густой, как расплавленный свинец, пропитанный смрадом паленой плоти, озоном разорванных душ и сладковатой гнилью вечности. Небо? Его не было. Лишь свод из спрессованной тьмы, прошитый багровыми молниями, рожденными не грозой, а яростью сражающихся титанов. Вдали, на бескрайних пустошах мертвой земли, трещавшей под ногами, как скорлупа исполинских яиц, бились боги и демоны. Их формы были чудовищны и непостоянны, сплетены из тени, стали и чистой пси-энергии, что клокотала в воздухе, обжигая разум. Они делили этот проклятый удел, этот гнойник мироздания, рвали друг друга на клочья за пядь земли, напитанную страданием эпох. Гул битвы – вечный, ненавистный гимн стенаний.

И передо мной – Он.

Мужчина. Не исполин, не чудовище. Человек, казалось бы. Но в Его глазах... О, в Его глазах горел холодный свет абсолютной уверенности. Не гордыни, не безумия битвы – спокойствия. Глубинного, незыблемого, как скала посреди бушующего моря Хаоса. Он стоял, невредимый посреди этого пекла, не внемля реву богов и вою падших духов.

Взор Его был устремлен на меня.

И рука. Он протянул руку.

Мне. К существу, извергнутому самыми темными безднами безумия. К телу, покрытому коркой засохшей грязи и черной, зловонной крови – крови невинных, крови палачей, крови собственной, что сочилась из ран, нанесенных вечностью. От меня несло смрадом отвержения, грехом, перед которым отступили бы даже демоны этой ямы. Все человечество, все пантеоны богов – все отвернулись. Прокляли. Заточили в этот вечный кошмар.

А Он – протягивал руку.

Голос Его рассек грохот Ада, чистый и твердый, как клинок из льда:

— За мной, Дочь моя.

Слезы. Горячие, соленые, невероятные в этом царстве скрежета и праха. Они потекли по моим грязным щекам, смывая копоть отчаяния. Милосердие? Мысль дикая, немыслимая. Истинная... любовь? Здесь? В самой утробе Погибели?

И как эхо моего пробуждения, за спиной раздался шелест, стон, хриплый вздох. Одна за другой, из клубов ядовитого тумана, из расщелин мертвой земли поднимались фигуры. Девы. Сестры по проклятию. Лица, искаженные следами вечных мук, глаза, полные того же немого вопроса, что горел во мне. Они очнулись. Вырвались. Обреченные – проснулись.

Я подняла взгляд на Спасителя. И застыла.

Невидимая, но ощутимая всеми фибрами души, тяжесть обрушилась на Него. Грехи. Наши грехи. Грязные, клейкие, как смола, темные, как сама бездна. Они материализовались в виде черных цепей, сплетенных из теней и стонов, оплетающих Его руки, ноги, сковывающих грудь. Они впивались в плоть, пытались сломить, согнуть к земле этого смертного (был ли Он еще смертным?), взявшего на Себя невыносимое.

Но Он стоял. Непоколебимо. Лицо – окаменевшая маска решимости. В глазах – все то же абсолютное спокойствие, лишь оттененное тенью нечеловеческой боли. Он принимал. Принимал на Себя нашу скверну, наше проклятие, нашу безнадежность. Добровольно. Ответственно.

Мысль ударила, как молния, сжигая остатки страха: Ради Него. Ради Того, Кто спустился в самую глубь Преисподней за грязными и жалкими. Ради Того, Кто вырвал нас из вечных терзаний и дал... надежду. Я пойду на все. Если потребуется – пусть весь мир обратится в пепел. Пусть небеса рухнут, а океаны воспылают. Пусть горит вселенная, а я сложу рапсодию из плача и стали, гимн величия – Ему. Тому Темному Богу, Который рождается сейчас у меня на глазах.

С каждой слезой покаяния (или это была благодарность?), с каждым взглядом обретшей надежду девы, цепи грехов не слабели. Нет. Они преображали. Излом, принятый и выдержанный, становился силой. Тень, поглощенная, становилась властью. В Нем копилась мощь, нездешняя, древняя, страшная. Сила принятых падших.

Он выпрямился, разрывая незримые оковы не силой мышц, но силой воли. И в тот миг, когда последняя из дев, дрожа, коснулась Его руки, искра во тьме стала факелом. Стала – Солнцем Тьмы.

Отныне не было отверженных. Не было вечных мук. Были Бессмертные Девы Преисподней. И был Он. Темный Бог. Владыка Принятых Грехов. Тот, Кто добровольно сошел в самые недра Ада, чтобы поднять падших. Покровитель. Основа. Начало новой эры – или Конца всех эр. Рапсодия только начинала звучать. Нашему Отцу. Нашему Безумному Автору, Автору от Безумия.