Академик Шубаров

Москва приветствовала моё прибытие хорошей тёплой погодой: на ясном небе сияло солнце. В коридорах родного НИИ народу в это время дня было немного. Первым мне встретился Василий. Когда он увидел меня, его глаза расширились.

— Оттуда?

— Оттуда. — ответил я.

— И как там?

Скоро вокруг меня собралась толпа коллег. Все хотели знать о ситуации из первых уст. И я делился впечатлениями. Не слишком весёлыми. Авария очень тяжёлая. Организационные моменты, мягко скажем, не на высоте. На всех уровнях присутствует какая-то расхлябанность, недооценка опасности. Неприятно поразило всеобщее непонимание того, что такое радиация, а также нежелание начальников ставить на первое место здоровье людей.

— Шубаров! — позвала меня Люда. — Тебя к директору!

Я поднялся на последний этаж, где сидело наше руководство. Мы звали их небожителями. Эта метафора усиливалась тем, что в кабинете была стеклянная стена, и отсюда открывался великолепный вид. Они сидели передо мной на фоне ясного неба — глыбы, легенды, полубоги. Люди, которые выковали ядерный щит нашей Родины.

Небожителям тоже были интересны мои впечатления. И я рассказывал. Академики цокали языком, качали головой, сопереживали. Конечно, они многое знали и без меня. Доклады из зоны аварии поступали к ним несколько раз в день. Но одно дело сухие цифры, а другое рассказ очевидца.

Потом разговор зашёл обо мне. Небожители жали мне руки, благодарили за отличную работу. Что приятно порадовало, они высоко отозвались о моей диссертации, пообещали поддержку и содействие в дальнейших исследованиях.

Я был счастлив и горд — великие заметили и снизошли до меня. Общались со мной, ещё зелёным юнцом, как с равным. Что за это надо платить, я понял не сразу.

— Нам сейчас, — сказал мне «верховный небожитель», — очень нужна Ваша поддержка!

Он заговорил про честь атомной энергетики, про то, как важно её защитить. Посетовал на злобных завистников, которые только и ждут повода подсидеть, очернить, оклеветать.

— И сегодня, — вдохнул он, — повод у них есть. Хотя я с себя вину тоже не снимаю: где-то недосмотрел, недодумал, недооценил человеческую глупость! Придётся нелегко: наверху ищут козлов отпущения. Поэтому кого-то снимут, кого-то отправят на пенсию. На наш институт начнутся нападки. И сейчас очень важно, чтобы молодёжь подхватила выпавшее из наших рук знамя и не дала задушить важнейшее научное направление.

Потом директор спросил меня напрямую:

— Вы ведь не предадите нас, Шубаров? Не предадите наш институт и атомную энергетику?

— Не предам! — пообещал я.

— Рад слышать, что не все такие, как Зайцев! Ах да, Вы ведь не в курсе! Зайцев пошёл против нас, начал ходить со своим докладом по инстанциям. Даже каким-то образом попал на приём к генсеку. Он нас этим сильно подставил!

— С Зайцевым мне не по пути! — заявил я.

— Тогда, — он подвинул мне папку, — если Вы на нашей стороне... ознакомьтесь с заключением о причинах аварии. И подпишите. Ваша поддержка добавит веса нашему докладу.

В тот момент я не понимал, что передо мной разыгрывается спектакль. Что за масками небожителей-полубогов прячутся испуганные люди. Они ведь тогда жутко боялись. И не тюрьмы — ну кто посадит академиков, лауреатов Государственной премии, создателей советской атомной промышленности? Они боялись огласки, потери своей репутации.

С того дня к этому карнавалу лжи, затеянному небожителями, присоединился и я. Научился лицемерить и вешать людям лапшу на уши. Оказалось, это не сложно. Ведь незачем врать прямо — можно просто затушёвывать неудобные факты и выпячивать подходящие. И таким образом создавать у других в голове нужную тебе картину.

Мне помогло, что я был не одинок. Все мы, ученики небожителей, договорились не предавать наших учителей. А кто с этим не согласился, как тот же Зайцев, тех мы выдавили из нашего института.

Потом развалилась страна, исчез режим секретности. Факты стали выплывать наружу. Но мы не сдавались и продолжали продвигать свою версию причины аварии. Давали интервью прессе, вели преподавательскую деятельность, ориентируя студентов в нужном направлении.

Некоторые понимали, что мы делаем, и у меня появилось много недоброжелателей. Но им не в чем было меня обвинить. Я ведь не имел отношения к проектированию того злосчастного реактора. Зато несколько раз ездил в зону аварии. Принимал участие в создании саркофага, оставил в Чернобыле часть своего здоровья.

Сегодня мой юбилей — хорошее время, чтобы подвести промежуточные итоги. На склоне лет я сам стал «небожителем»: академиком, заместителем директора института. Пользуюсь всеобщим почётом и уважением.

Я немало потрудился консультантом в «Росатоме» и всю свою жизнь посвятил тому, чтобы искупить грехи своих учителей и сделать атомную энергетику безопасней.

При этом я лицемер и лжец. Делает ли это меня плохим человеком? Не знаю. Зато знаю, что с тех пор, как подписался на участие в этом маскараде, я ни одного дня не был счастлив. Моя душа страдает, она уже изъедена борьбой против правды. Но таковы правила этого небесного карнавала. Хочешь быть небожителем — носи маску и говори ложь!