Акихиро

«Два самых важных дня в твоей жизни: день, когда ты появился на свет, и день, когда понял, зачем».

Марк Твен, писатель

Луна необычайно сияла, звёзды на потолке небесном тихо горели, и в эту ночь Акихиро впервые почувствовал себя пустым.

Казалось, в маленькую комнатку тринадцатилетнего Акихиро не проходил ни один лучик света.

Акихиро смотрел куда-то в потолок, пытаясь разглядеть там — ничего.

Из его глаз потекли слёзы.

Они так и текли, и текли, как реки с гордых гор. Но гордо ли лицо Акихиро?

Нет, оно в печали.

Кровать, стол, стул и компьютер — да, комната Акихиро почти пуста, как и он сам. Лишь книги и манга разукрашивали эту пустоту.

Наверное, только тогда мы и чувствуем впервые чувство утраты…

В этом году Акихиро всё никак не везёт: летом погиб дедушка, а осенью бросила первая девушка, которую Акихиро так сильно любил. Его мысли съедали его.

Маленькое окошко приносило прохладу в этот осенний день.

А лампа на потолке застыла, будто в сочувствии.

«Что я мог сделать не так? Почему же я не смог преодолеть свою гордыню? Может, просто я её не любил? Я такой же подонок, как и он…»

Вопросы и мысли Акихиро бушевали — он искал ответов.

Мягкий шёпот ночи, стрекот кузнечиков, шелест травы.

Ладони Акихиро касались пола.

Его тело чувствовало тёплую прохладу.

И он уснул.

Иногда уснуть — это лучшее, что может сделать человек.

Ведь сон и отдых — это часть прогресса.

Ему приснился сон.

В этом сне он увидел дедушку.

Живой: он общался, ел, был за семейным столом.

Сон казался тусклым, тёмным, сырым, напоминал клетку.

Дом будто искажён, но всё же можно было понять, что это его дом.

Длинные коридоры, разные комнаты, большая ванна, маленький туалет и так далее.

Всё казалось обычным, но сломанным.

И этот тусклый свет — тусклый утренний свет. Было ли на улице вообще солнце?

Казалось, солнца всё-таки не было.

Встав с кровати, Акихиро осмотрелся. Его голова сильно болела, а мысли будто исчезли. А ещё этот противный звон в ушах — будто убийство лебедя, подобно ненасытной болезни, но в какой-то мере он давал ощущение просветления.

Осмотрев свою комнату — стол, стул, кровать и компьютер, — Акихиро повернулся к выходу.

Длинные, подобно гладким белым ногам чудищ, коридоры; портреты семьи и достижения старшего сына — Акихиро — тянулись, напоминая круговорот.

Последнее испытание в этом сером мире — это кухня.

Голова разрывалась от боли.

Уши кровоточили от звона, но кроме него стали слышаться тихие голоса. Что же они говорили?

Тошнота выворачивала язык. Боже мой, Акихиро вот-вот упадёт со словами: «Помогите, боженька».

Его тело не чувствовало ничего, кроме боли.

Его обоняние улавливало тошнотворный запах приятной ностальгии.

И вот, пройдя коридор, Акихиро пришёл к кухне.

Там была вся семья:

отец, мать, две младшие сестры, бабушка и даже дедушка.

Дедушка внимательно посмотрел на своего любимого внука.

Он не сказал ни слова. Или сказал — но Акихиро уже этого не помнил — и вывел Акихиро из дома.

Дедушка выглядел идентично тому, каким был при жизни:

интеллигентные усы, уверенная походка, тёмные волосы и карие глаза, прямой взгляд и нос.

Акихиро же выглядел так же, как и в жизни.

Чуть шероховатая кожа из-за болезни в виде атопического дерматита — сухая и небрежная; царапины и ссадины от зуда в некоторых зонах, и тёмно-рыжие волосы, сочетающиеся с тёмно-карими глазами.

Его тяжёлое дыхание наконец стало слышно среди всех голосов и звон

Идя по тусклым, казалось ночным улочкам — хотя было утро, и, как я говорил, солнце будто отсутствовало, — Акихиро и его дедушка шли одним темпом.
Они проходили мимо домов и улиц.
Свет исходил лишь от уличных ламп, укрывая город от полной темноты.
Кровоточили ледяные нарциссы, укутанные снегом и наблюдательные, словно уши.

Наконец казалось, будто мир замедлился —
между двумя домами.

Кожа дедушки Акихиро…
Она словно исчезла: остались одни мышцы и одежда. Можно было увидеть, как билось безжизненное сердце покойного.

Страх окутал Акихиро.
Но он был спокоен.
Он не контролировал своё тело — только это удерживало его от крика и побега.

Голоса затихли, чувства утрачены, нос ничего не улавливает, глаза наблюдают кошмар, а разум — в преддверии чего-то нового.

Наконец Акихиро
проснулся.