Аквагрим

— Ты чего? — спросила Аня, когда Ромка против обыкновения не сразу направился в её комнату, а замер в коридоре.

— Да так, — будто отмахнулся тот, остановившись перед книжным шкафом. — Это ты, что ли?

Он ткнул длинным пальцем в чёрно-белое фото, на котором Аня ещё такая маленькая — наверное, дошкольница — что даже не носит очки. Оказывается, когда-то мир она видела безо всякого искажения. И лицо её там кажется очень доверчивым, и вообще, она похожа на Олю, разве что с волосами потемнее и с более серьёзным выражением лица. Вечную отличницу было видно уже тогда.

— Ну, да, — краснеет Аня, не догадавшаяся задвинуть куда-нибудь это фото. Но и Ромка раньше не проявлял никакого «книжного» интереса!

— Прикольная кнопка, — осклабился он, но глаза его остались сосредоточенными и, Ане даже показалось, тёплыми. Тогда Аня постаралась встать так, чтобы плечом прикрыть левую створку шкафа. Там среди семейных фотокарточек стояла ещё одна — как раз современная и даже цветная.

Фоткаться тогда было неудобно, но Ромка так и не доверил делать снимок Стасу. Сказал, что у него руки дырявые, как мамкина авоська, и что ему таких вещей давать нельзя. Фотографировал сам. Обхватив Аню за талию и направляя аппарат с длинным ремешком «лицом» на них двоих. Аня до сих пор помнит ту непривычную близость между ними, после которой…

Вышло, конечно, криво, и большую часть снимка занимает Ромкина зелёная олимпийка и кривоватая улыбка. Но и взъерошенная Аня на снимке тоже имеется. И широченная лыба парня. За эту фотку Ане сейчас почему-то очень стыдно, хотя вроде ничего особенного в ней и нет.

— О, сохранила! — явно радуется Ромка, и Аня понимает, что прятальщик из неё такой себе. А улыбка Ромки становится точь-в-точь такой, как на этой совместной фотке.

Ромка, наконец, двинулся к лестнице, лениво таща за собой спортивную сумку.

В Аниной комнате сегодня светло. Белый солнечный прямоугольник, ломаясь, пытается согреть Анин стол и кусок древесного пола. За окном переливается блёстками серебристо-белый ковёр, и деревья не спешат избавляться от своих посленовогодних шуб. Даже пыль, летающая в воздухе, очень хорошо видна и искрится. Наверное, за неё Ане тоже немножко стыдно.

— Садись, — чуть сконфуженно предлагает она.

Но Ромка ничего конфузящего не замечает, и диванные пружины под ним скрипят особенно весело. Такая же весёлая улыбка касается и его губ:

— Ну? Как там надо рисовать твоими красками?

Аня сразу опускается на коленки и тянется в самый дальний угол тумбочки — там за ненадобностью она хранит тюбики с аквагримом. Просто родители с Олей разрисовывать себя не дают, самой себя неудобно и скучно, а больше некого. Нет, Стас, конечно, всегда за любой кипиш, но его не хочется. А выбросить — жалко.

Хорошо, что аквагрим не выкинулся и не израсходовался.

— Вот, смотри, — Аня прямо из-за спины протягивает Ромке небольшую коробочку. И улавливает, как тот вздрогнул, поднимая на неё глаза. И как покраснели его щёки безо всякого аквагрима — до этого Ромкин взгляд явно устремлялся куда-то вниз. Пока сама Аня стояла на карачках.

— Это чо? — с сомнением спрашивает Ромка. — Мазалки девчачьи, что ли?

Аккуратную коробочку, наполненную пигментами, действительно можно было принять за экстравагантную палетку теней — все цвета яркие и насыщенные, и их больше, чем у летней радуги.

— Неа, — рассмеялась Аня. — Это краска специальная. Чтобы через кожу не просвечивала.

Она, машинально подогнув колено, плюхнулась напротив Ромки и в качестве доказательства обмакнула специальную кисть в белую краску. Потом нарисовала у себя на тыльной стороне ладони кружок размером с пятирублёвую монетку.

— Вот! — радостно сунула Аня ладонь Ромке под нос. И тот снова покраснел, а его глаза– или Ане показалось? — скользнули по её голому предплечью выше.

— На себе, правда, неудобно рисовать, — Аня принялась тереть одну ладонь о другую. Краска отходила плохо — как и положено аквагриму. — Дай руку.

Ромка поторопился сунуть ей ладонь. Аня не сразу ощутила её тяжесть, хватаясь снизу. И, только выведя нечто, напоминающее контуры цветка, поняла, что держит Ромку за пальцы.

Рука у Ромки крепкая и натруженная. Жилистая. Какой и положено быть у боксёра с призовыми местами. И так покорно лежит в Аниной — на разнице габаритов кажущейся маленькой — ладони. Большой Ромкин палец прикрывает Анин мизинец. И ей кажется, или действительно легко-легко поглаживает? По крайней мере, тепло лежит на последнем фаланге.

Аня, обмакнув кисточку в другой цвет — красный — принялась выводить края лепестков, чтобы не забыть, зачем вообще собрались.

Это её рука подрагивает или Ромкина? Аня посильнее сжала чужие пальцы, параллельно ощутив их приятную тяжесть. Кажется, её собственная ладонь стала влажной. Она попробовала всё равно сосредоточиться на рисунке, и со временем у неё это даже получилось.

Краска ложилась гладко и густо, сразу закрашивая поры. С кисточкой было не слишком удобно — жёсткая, она совсем не походила на ту, которой пишут картины на бумаге и которая с мелкими брызгами прогибается от воды.

Аня вывела один из лепестков особенно длинным — к Ромкиному сухожилию. Туда, где тыльная сторона ладони переходит во внутреннюю. И ей почудилась короткая дрожь, рефлекторно сжавшаяся на её ладони. И тепло от этого побежало Ане в сердце.

Она против воли припомнила то, что совсем недавно происходило на этом самом диване. И даже не поверила, что это было. И что перед ней сейчас тот самый Ромка, боксёр и бывший гроза школы. Краснеет.

Аня ощутила, как собственное дыхание стало длиннее. И в животе зародилось тепло. Сама не заметила, как провела зелёный стебелёк выше — даже не на запястье, а устремляясь по чужому предплечью к локтю. Туда, где на светлой коже синели толстые вены.

Ромкину ладонь для этого пришлось развернуть, удерживая в своей. И теперь они будто просто держались за руки. А жёсткая, может даже щекочущая щетина кисточки всё уползала и уползала выше. На ней уже не осталось краски, и та просто мурашила по чужой руке. Наверное, поэтому Ромкины пальцы сжались вокруг Аниных плотнее.

Дальше некуда — мешает плотная тёмная резинка, растянувшаяся до предела на Ромкином локте. Ромка, не говоря ни слова, неловко отодвигается и сосредоточенно вылезает из спортивной кофты. Миг — и Аня увидела его рельефный живот, наполненный поперечными полосками. Который снова скрыла сползшая вниз — на место — майка.

Взгляд у Ромки решительный, даже суровый. Глаза внимательно сверлят Аню. А его снятая кофта комом возвышается на спинке дивана. Ромка только в серой майке без рукавов. Из-за лямок которой поднимаются и опускаются широко расставленные плечи. И проглядывают грудные мышцы.

Аня чувствует, как нагреваются её щёки. А Ромка, всё так же глядя ей в глаза, не спеша протягивает руку — ту, на которой остался неизвестный науке цветок. И красный след от резинки.

Аня поспешила перевести взгляд на палетку с краской. И, повинуясь порыву, макнула туда не кисточку, а подушечку указательного пальца, которая тут же окрасилась в цвет ярких румян. Аня, не думая, мазнула этим цветом по Ромкиному носу. Парень смешно моргнул и остался с красным кончиком. А Аня уже опустила руку ниже и коснулась чужой впадинки под шеей. Её рука одним порывом вывела там сердечко. По крайней мере, Аня так подумала, потому что смотрела она только в зелёные глаза — со ставшими огромными круглыми зрачками.

Красная точка на носу совсем не делала Ромку смешным. Наоборот, на взгляд Ани, только придавала шарма. Хотя такому как Ромка никакого дополнительного шарма не нужно — хватает своего.

Аня не заметила, как подвинулась ближе к нему. Их лица стали почти на одном уровне, с поправкой на Ромкин рост. И у Ани зашлось дыхание. А рука её сама собой скользнула к бледно-розовым губам. Оставив на них тающий красноватый след. Протянувшийся почти до самой ямки подбородка.

Тут Ромка дёрнулся и сгрёб её руку всей пятернёй за запястье. Аня на секунду подумала, что разозлила парня своим баловством. Но не успела она и слова сказать, как девушку потянули на себя, вынуждая стать ещё ближе.

Аня только успела моргнуть, как всё слилось перед её глазами. Ромкино лицо стало слишком близко, а потом что-то опало камнем в животе — Ромкины губы без обиняков накрыли её собственные.

Языком Аня ощутила горьковатый привкус — аквагрим. Но желания прервать поцелуй это вызвало. Разве что очки немного мешались — дужка упиралась в самую щёку.

Поцелуй становился всё глубже, а Ромкина хватка наоборот — слабее. Рука Ани уже просто лежала в чужой ладони, поглаживаемая размеренными движениями мужских пальцев. Аня, смелея, положила вторую на Ромкино плечо. И бездумно принялся обследовать его рельеф. Пальцем осторожно подныривая под лямку.

Ромка отстранился. Но всё равно остался близко — на его лице оказалось практически невозможно сосредоточиться. И Аня взяла его в свои ладони.

Дышать ей стало сложнее. Воздух через силу захватывался грудью. И глаза сами собой закрывались.

С закрытыми глазами Ромка воспринимался иным. Настойчивым, но при этом аккуратным. Осторожно сжимающим Анины запястья. А потом с силой наваливающимся вперёд, отчего его тело рисковало полностью накрыть девушку сверху.

Ромка резко отстранился, и Аня услышала только его учащённое дыхание. И почувствовала, как у неё за ушами засаднило — с непривычки парень стянул её очки слишком резко, не учтя, что дужки держатся крепко.

Ромка быстро исправился, и Аня почувствовала лицом уже непереносимую лёгкость. Открыла глаза и, наверное, стала очень похожа на своё рассеянное детское фото — мир размылся, лишаясь привычных контуров и превращаясь в цветовые пятна. Девушка инстинктивно схватилась за Ромкины плечи, чтобы обрести хоть какую-то опору. И приблизилась к его лицу — так, чтобы снова разглядеть. Ромка воспринял это по-своему и снова накрыл её рот поцелуем.

Ухаться на спину оказалось на секунду страшно. Даже подвело в животе. А потом Ромка опустился сверху, и стало уже не очень страшно. Но Анино сердце всё равно взошлось, и очень сильно. А когда Ромкины руки с силой обхватили её за талию…

В теле — а особенно между бёдрами — заныло, разгоняя по телу предвкушение. Ромка начал ёрзать сверху, и Аня ощутила бедром его стоящий через спортивные штаны член. От чего внизу живота у Ани приятно сжалось. Ромкино дыхание из открытых губ жаром обдало её лицо. Ромка приподнялся на локтях и теперь смотрел на Аню сверху. И ей очень захотелось узнать, что такого парень сейчас видит. Потому что зелёные глаза, насколько Аня могла различить, горят огнём, а губы его стали очень сильно выделяться на лице. Даже с Аниным фиговым зрением заметно.

Ромка снова бросается вниз. Цепляется почти что зубами в Анину шею и огромными руками начинает теребить пуговицы на её блузке. Сердце гулко отдаётся у Ани в ушах, а во рту пересыхает. Ромка уже следует поцелуями по освобождающейся коже живота, в котором всё замирает узлом.

Он одним движением встаёт над ней на колени и одним рывком стягивает с себя майку. Оставаясь по пояс голым, он снова опускается на Аню сверху. Вдавливая руками её плечи. Перехватывая за ладони и целуя нетерпеливыми губами везде, куда можно. Правая рука уверенно скользит вниз и останавливается на молнии джинсов. Анино сердце пропускает удар, когда пах не сдерживает плотной тканью. А Ромкина рука без обиняков ложится прямо на перемычку трусов. Хочется застонать, и приходится выпускать воздух сквозь сжатые зубы.

Анины коленки сами собой ёрзают, а Ромкина рука, не обращая на это внимания, проскальзывает по намокшей ткани вверх и вниз, будто куда-то очень торопясь.

— Ром… — шепчет Аня, проскальзывая затылком по поверхности покрывала и зажмуриваясь. И вздрагивая, когда чужие губы впиваются ей в беззащитную шею. Сердце подскакивает. А Ромкины губы уже по-хозяйски орудуют на всей коже. И вторая рука с непереносимой нежностью оглаживает скулу.

Аня сдавленно мычит, и Ромкина рука, наконец, останавливается. Раздаются звуки возни и нетерпеливый скрип диванных пружин. Сквозь приоткрытые щёлки глаз девушка видит, как Ромка торопится стянуть с себя спортивки. Сразу вместе с трусами. И взору Ани предстаёт торчащий член в обрамлении тёмных, вьющихся волос. Она успевает сглотнуть, прежде чем Ромка схожим образом расправляется и с её джинсами. В ягодицы сразу впивается жесткий ворс.

Ромка хватает её за бёдра и уверенно — откуда только столько силы? — приподнимает их. Устраиваясь между. У Ани внутри всё падает, когда она различает расплывчатый Ромкин силуэт в треугольнике своих расставленных ног. И не успевает охнуть, когда чувствует распирающее движение. Организм инстинктивно сопротивляется. По крайней мере, в первые секунды — когда головка растягивает стенки влагалища. Наверное, Аня бы вскрикнула, но Ромка уже вышел. И огромная, тёплая ладонь накрыла сверху её живот. В паху закруживает ураган, и Аня не сразу чувствует, что Ромка снова вошёл. В этот раз уже глубже. Аня хватается руками, сминая покрывало. Разгорается всё внутри. Перед глазами плывут цветные пятна. И Ромка начинает двигаться нормально.

Собственное тело ощущается странно. Оно делает что-то такое, чего нельзя. Но это же где-то внутри и подзуживает, усиливая колющее изнутри возбуждение. И закручивает внутри. Аня уже без стеснения сжимает Ромкины бока ногами. И, кажется, слышит сквозь сбитое дыхание его усмешку. Которая пришивает удовольствием в груди. И не только

— А…а… — получается у Ани на каждый толчок. И пульс подскакивает, расширяя всё внутри.

Ромка замедляется, и Аня почему-то зажмуривает глаза. Сразу слышит своё сбитое дыхание. Чувствует Ромку сверху. Он тяжёлый, но не настолько, чтобы очень. Накрывающий. И колышущий жарким дыханием волосы на макушке. А вот внутри он ощущается совсем по-другому. Уже не как кто-то отдельный, а полностью слитый с тобой. И движения его то резкие, то плавные. Такие, как надо именно сейчас. Чтобы Анино тело окончательно им поддалось и потеряло контроль. Чтобы негромкие стоны уже не сдерживались между зубами. Чтобы руки во всю хватались за голую спину. Чтобы ноги раздвигались сильнее, пропуская глубже.

Кажется, Аня уже совершенно ничего не контролирует. И всё происходит само собой. Тело внизу пульсирует так, словно там — отбойный молот. И становится хорошо. Предупреждающая волна ноет где-то в животе. И Аня инстинктивно выгибается, чтобы коснуться Ромки получше. Её ело посылает недвусмысленные сигналы. И сердце заходится под электрическими разрядами. Ромка… Хочется, кричать. Хоть как-то выразить свой восторг. Ухватиться за Ромку поближе, чтобы понять, что он — не сон. Полностью раскрыться ему навстречу. И утонуть в вихре возбуждения, граничащим со счастьем.

Волна оргазма накрывает Аню будто бы и против воли. Просто её тело буквально распирает переполняющая теплота, которая то мелко, то очень крупно сотрясает его.

Ромка сверху замер — Аня сквозь пелену видит только яркую зелень его глаз и разомкнутые губы. Через которые парень пытался дышать. Он уже не двигался, по крайней мере с прежней амплитудой. Просто, кажется, покачивал бёдрами, всё ещё находясь внутри. И старался двинуться глубже. Аня с новой силой ощутила, как бухает собственное тело, обхватившее Ромкин член. И как не хочется, чтобы он выходил. А потом тёплая волна затопила её ещё и изнутри, разнося ощущение полного освобождения до самых кончиков волос.

Дыхание, нехотя, возвращалось. А Ромка уже перекатился на бок. Аня краем глаза видела, как загнанно поднимается и опускается его плотная грудь. Разогревшееся тело шло мурашками. Уже отпуская жар и впитывая в себя зимний дух. Хоть и смазанный комнатой.

Аня почти отдышалась и поняла, что ему некомфортно находиться в расплывающемся мире. И она поспешила нащупать и нацепить очки. Пространство сразу обрело вменяемые контуры.

Ромкино спортивное тело, развалившееся рядом, сразу вогнало её в краску. Настолько оно казалось эстетичным. Вот бы зарисовать… Аня, конечно, ещё никогда не рисовала обнажённой натуры. Да и, признаться, желание это возникло только сейчас. И отдалось жаром на успокоившихся было щеках. Так что девушка принялась торопливо одеваться, чувствуя себя глуповато.

Ромка же не комплексовал совершенно. Да и чего комплексовать, если можешь позировать для скульптуры древнегреческого бога? Так что он просто сел на диване, внимательно поглядывая в Анину сторону. Красных следов на его теле не осталось. Вернее, не осталось следов аквагрима — размазался за интенсивностью. А вот бурые пятна на шее остались. Смущая полностью пришедшую в себя Аню.

— Эх, закурить бы, — мечтательно произнёс Ромка, делая правой рукой движение, будто щёлкает зажигалкой.

Аня, ощущая себя факиром и ни слова не говоря, полезла в карман джинс и протянула Ромке немного помятую пачку с зажигалкой уже внутри.

— Е@ать, Аньк, ты куришь, что ли? — глаза у Ромки стали по пять копеек.

— Не выражайся, пожалуйста, — с оттенком назидательности произнесла Аня, и на её стеклянные линзы легли световые пятна, делая глаза невидимыми. — Оля ведь может услышать …

И усмехнулась — будто бы до этого Оля ничего услышать не могла. Ромка молча захватил пачку с Аниной ладони. А та двумя пальцами поправила оправу, делаясь снова видимой.

— Только сильно окно не открывай, а то холодно ещё, простыть можешь.

Ромка долго и задумчиво посмотрел в светлые глаза. Которые лучились тем же серебристым цветом, что и раньше. Может, даже светлее и ярче. А потом, привычно ухмыльнувшись одной стороной, парень бодро скинул себя с дивана и, подойдя к окну, взялся за деревянную ручку.

Аня с лёгкой улыбкой наблюдала за его голой спиной, пока на ней перекатывались мышцы — парень открывал трещащую форточку. А потом тоже сползла с дивана и осторожно подкралась к Ромке сзади. И как бы невзначай обняла со спины, прислоняясь ухом туда, где всё ещё учащённо билось сердце.

Как пугливый зайчик, ухитрившийся приручить волка.