Аквамант: Перерождение

— Я не хочу кашу!!! — "Так, стоп, какую ещё, мать вашу, кашу?!" Андрей повертел головой: кричал он, это точно, но что у него с голосом, и кто эти люди?! События последних часов завертелись перед глазами, словно картинки из калейдоскопа.

Утро началось как обычно, с давно опостылевшей работы. Солнце било в глаза, но он даже не щурился - давно привык. Лезвие скребка равномерно скользило по стеклу, счищая пену которую парень нанёс до этого. В наушниках надрываясь орал весьма популярный певец с похабным хитом этого лета.

— А я тебя забуду, забуду, забуду… Другую ночью я сегодня буду!

Парень притопывал в такт, но взгляд его был прикован не стеклу, а к тому, что происходило за ним. Двадцать первый этаж, дорогущая квартира в Лужки-Сити, с огромными панорамными окнами. А за ними широкая кровать, на которой раскинувшись спала девушка. И посмотреть там было на что.

Простыня сползла почти до пояса, открывая гладкую спину, тонкую талию и округлые бёдра. Волосы цвета тёмного мёда разметались по подушке, одна прядь прилипла к щеке, медленно приподнимаясь с каждым вдохом. Лицо было спокойное, с чуть припухшими веками, будто она только к утру забылась тяжёлым сном.

— «И трахает же её кто-то», — мелькнуло в голове.

Он провёл языком по внезапно пересохшим губам. Конечно трахают, правда не такие как он. Такие, как она, не смотрят в сторону парней, которые моют окна за три копейки, а по вечерам жуют «Доширак» перед потрёпанным ноутбуком, глядя очередную серию аниме. Нет, тут явно имеется богатенький дядя. Об этом говорят и дорогие трусики на полу, чёрное платье, брошенное как попало, всё кричит о том, что эта ночь стоила ей немалых усилий, а ему немалых денег.

Девушка перевернулась во сне, и простыня окончательно соскользнула, открывая грудь. Андрей замер. Солнце скользило по её коже, подчёркивая каждый изгиб, каждую родинку.

Алюминиевая люлька дрожала под его весом. Двадцать первый этаж. Высота, где даже голуби летают ниже тебя. В наушниках продолжал надрываясь орать певец.

— А ты ревнуй меня…

Скребок в его потных ладонях скользил по стеклу, оставляя полосы чистого, блестящего стекла. Перед глазами разворачивалась картина, от которой скулы сводило.

Она лежала на спине, одна нога согнута в колене, другая вытянута, как говорил его друг Миха, поза усталой балерины или дорогой проститутки, на балерину она похожа не была. Простыня съехала, обнажив левую грудь.

«Сколько интересно она берёт? — автоматически прикинул он. — Тысяч пять за ночь? Десять? И конечно же в баксах, такие за рубли не станут!»

На тумбочке завибрировал iPhone 15 Pro и чуть сдвинул ключи от BMW.

Она пошевелилась, и золотая цепочка на щиколотке блеснула в солнечном луче.

«Папик подарил. Наверное, после того как трахнул в зад», — со злостью подумалось парню. Он намеренно громко стукнул скребком о раму.

— Просыпайся, принцесса! — прошипел сквозь зубы. — Белый день на дворе, а ты, млять такая, дрыхнешь…

А злиться было от чего, вчера его бросила девушка, тоже очень красивая, дрянь, ушла к мужику с толстым кошельком. Бросив на прощание фразу, что с ним конечно хорошо, но трахаться на продавленном диване с клопами ей надоело. Откуда только этих клопов придумала!

И теперь очень хотелось выместить злобу хоть на ком-то, а тут ещё и заказ этот. Если бы в квартире никого не было, ему было бы гораздо проще. А теперь, глядя на эту, приличных слов как описать хозяйку квартиры не находилось, он видел перед собой Светку.

Та теперь тоже небось будет жить как-то так. На себя он конечно же тоже злился. Но чаще просто включал анимешку и представлял себя героем очередного исэкая. Где всё даётся легко и просто.

Но увы, в реальности приходилось работать мойщиком окон чтобы хоть как-то сводить концы с концами и оплачивать комнатку в общаге и свою учёбу.

К двадцати годам он ничего особо не добился, богатых родителей тоже не имел, а потому девушки частенько бросали его найдя кого-нибудь побогаче.

Нет, он конечно понимал, что если засматриваться на красоток, то те рано или поздно уйдут к кому-то кто сможет их содержать, но заводить отношения с простушкой вроде себя не хотелось.

Скребок скользнул по стеклу в последний раз, оставляя идеально чистую полосу. Парень уже собирался перейти к следующему участку, как вдруг зазвонил телефон, он потянулся к карману и тут налетел порыв ветра. Его люлька дёрнулась, качнулась вбок, и заскрипела.

— Чёрт!..

Он инстинктивно вцепился в тросы, но было поздно. Крепление сорвалось. И Андрей полетел вниз.

Двадцать первый этаж. Твою ж мать! Ветер завыл в ушах, заглушая похабный хит, всё ещё орущий в наушниках. В глазах мелькнуло окно, в котором она наконец проснулась, вскочила и испуганно вскинула голову, увидела его падающую фигуру…

А потом кажется закричала. Но её крик уже тонул в рёве ветра.

Город рванул навстречу, стекло, бетон, асфальт.

— «Совсем как в моих исэкаях…», — мелькнуло в голове.

Перед глазами как в плохом кино или его любимом аниме замелькали сцены из жизни. Вот их хрущёвка на окраине. Лифт сломан, впрочем как всегда. Он поднимается на девятый этаж, считая ступеньки.

— …тридцать семь, тридцать восемь… — квартире пахнет жареной картошкой и дешёвым стиральным порошком.

Мать у плиты, усталая после ночной смены.

— Мой руки, обед готов…

Он моет, а вода ледяная, из крана течёт тонкая ржавая струйка.

Потом словно перескочив Андрей увидел спортзал, там пахло потом и пылью. Услышал крики физрука.

— Давай, слабак, ещё пять подтягиваний!

Он висит на турнике, ладони горят. Одноклассники смеются.

«Когда-нибудь я уеду отсюда…»

Новый кадр, склад. Коробки с надписью «Осторожно, стекло!» Холодно, хотя на дворе июль.

Босс тычет пальцем в грудь.

— Разбил ты, а значит вычту из твоей зарплаты!

Он несёт ящик, спина мокрая от пота.

А вот и Светка в подъезде, её губы пахнут дешёвой помадой.

— Ты такой… милый…

А через месяц у нееё новый парень на чёрной AUDI.

«Я тоже такую куплю…»

Вечер. Продавленный диван. Ноутбук с треснутым экраном. Светкино сообщение. — Мы расстаемся. Прости.

А дальше про клопов, тварь! Андрей смотрит в потолок.

А потом наступила темнота, он наверное умер, хотя нет, с чего бы, вон как бодро орёт и топает ногами. Так, стоп, зачем он топает ногами?!

Взгляд переместился на стоявших вокруг него людей, которые уговаривая его поесть. С чего они такие высокие все? Да и выглядели они так, будто сошли со страниц учебника по истории девятнадцатого века.

Высокий, сухопарый, с безупречной осанкой мужчина стоял поджав губы. Лицо у него было как говорится лошадиное, бледное, вытянутое, с аккуратно подстриженными седыми бакенбардами. Одет мужчина был в строгий черный фрак с серебряными пуговицами, белоснежную рубашку и жилет. В руках он держал серебряный поднос с тарелкой овсяной каши, которую Андрей только что отшвырнул.

— Ваша Светлость, — голос глухой, почти без интонаций. — Доктор запретил вам отказываться от еды. Осмелюсь напомнить, что после обморока…

— Пошёл вон! — так, это что его голос? Эта мысль уже второй раз проскользнула в его голове, что-то определённо было не так, но что додумать ему не дали.

Круглая, мягкая, как пуховая перина женщина с розовым, в морщинках лицом и добрыми карими глазами, жалобно сморщилась. На голове у неё был чепец, из-под которого выбивались седые пряди. Платье, синее, с белым передником, из кармана торчал носовой платок, плотно облегало тучную фигуру.

— Сашенька, родной, — голос задрожал. — Ну хоть ложечку! Ты же совсем ослаб после вчерашнего… — она потянулась к нему пухлыми руками, вся такая домашняя, пахнущая ванилью и лавандой.

«Какой мать вашу ещё Сашенька?!»

В стороне стояли и перешептывались три девицы. Одна, ярко рыжая, с веснушками, вторая повыше, симпатичная брюнетка с острым подбородком, третья была бледная, с большими голубыми глазами. Все в одинаковых серых платьях с белыми фартуками и чепцами.

— Опять капризничает… — шепнула рыженькая в сторону моли.

— Сашенька, голубчик, ну хоть ложечку!

Пухлая рука в кружевном манжете снова поднесла к его губам серебряную ложку с чем-то белым и противным. Андрей машинально шлёпнул по ней ладонью и каша брызнула на расшитый серебром камзол мужчины, стоявшего рядом.

— Ваша Светлость! — тот ахнул, отпрыгивая, словно ошпаренный.

— Вы кто такие?! — голос звучал определенно странно, выше, тоньше.

Нянька ахнула, и принялась неистово творить странные знаки в воздухе.

— Батюшки, опять в беспамятство впал!

Камердинер, а это явно был он, нервно дёрнул шнурок звонка.

— Доктора сюда! Срочно! Их Светлость опять память потеряли!

Все три горничные засуетились как испуганные синички. Самая бойкая, та рыжая с веснушками быстро рванула к двери, но споткнулась о край ковра.

— Марфа! — взвизгнула нянька. — Что ж ты такая нерасторопная то!

Андрей… нет, теперь, видимо, «Сашенька»… поднял руки перед лицом. Маленькие. Нежные. Явно детские.

— Зеркало, — голос дал петуха. — Дайте зеркало, млять!

Камердинер побледнел ещё больше, Андрей удивился, оказывается, бывает и такое.

— Ваша Светлость, не извольте выражаться! Наследнику графа Ростопчина нужно быть культурным юношей!

Но рыжая Марфа уже сунула ему в руки овальное зеркальце в серебряной оправе.

Там, из-за позолоты, на него смотрел худенький мальчишка лет пяти-семи. Бледный. С огромными серыми глазами и идиотскими локонами.

— Твою мать… — прошептал Андрей.

— А-а-а! — нянька снова заголосила во всю свою могучую глотку. — Да что э это делается то, опять сквернословит!

За дверями застучали сапоги и та распахнулась впуская слугу.

— Доктор уже едет!

Андрей откинулся на подушки. Кажется его последнее желание было кем-то исполнено, исэкай не исэкай, но он определённо попал, причём во всех смыслах. Очень хотелось курить и… как ни странно на ручки к маме. О чем он тут же и заявил. Обо всём сразу. Чем довёл няньку до нового приступа, от которого та даже грохнулась в обморок, перед этим не забыв дать пухлой ладошкой по губам.

И к маме его тоже не повели, вместо этого в комнату размашистым шагом вошёл мужчина, видимо доктор, если судить по его чемоданчику, от которого сразу повеяло чем-то резким.

Он был высокий, сутуловатый, в длинном сюртуке цвета запекшейся крови. Лицо доктора, узкое, с острым носом и глубоко посаженными глазами, которые светились странным желтоватым оттенком, было непроницаемо. На переносице сидели круглые очки в тонкой оправе, запотевшие от быстрой ходьбы.

— Опять безобразничаете Ваша Светлость? — голос у него был хрипловатый, будто простуженный.

— Доброго здоровьица, Пётр Аркадьевич, — нянька кажется пришла в себя и тут же начала кляузничать, но была остановлена врачом.

Он резко махнул рукой, и чемоданчик сам раскрылся в воздухе, зависнув рядом. Внутри находились странные инструменты: кристаллы, пузырьки с яркой жидкостью, что-то, напоминающее хирургические инструменты.

— Ваша Светлость, — Пётр как его там по батюшке, склонился над кроватью, — сколько раз я говорил, нельзя расходовать ману на пустяки!

Его пальцы, длинные и костлявые, вспыхнули синим светом. Мужчина провел ими перед лицом мальчика, не касаясь кожи.

Андрей почувствовал, как по телу разливается тепло, а потом — резкий холод.

— Так и есть, — пробормотал доктор. — Опять перерасход.

Синий свет сгустился в ладонях врача, превратившись в полупрозрачную дымку. Она пульсировала, как живая, и вдруг, резко потемнела, став почти черной.

— Вы снова пытались вызвать элементаля, да? — Пётр Аркадьевич прищурился. — Или, может, хотели телепортироваться в конюшню, как в прошлый раз?

Андрей только открыл рот, но нянька снова влезла с жалобами на него.

— Он с утра орет, кашу не ест, матерится! А сейчас вот, зеркало требовал! И представляете — курить!!!

Доктор вздохнул, достал из чемоданчика пузырек с фиолетовой жидкостью.

— Это не капризы, — сказал он, встряхивая склянку. — Это последствия магического истощения. Мозг пытается компенсировать потерю энергии, отсюда и бред, и агрессия.

Жидкость в пузырьке забурлила.

— Будет немного больно, — предупредил доктор и вылил содержимое прямо на лоб мальчика. — Зато больше вам не захочется увлекаться такой пагубной, плебейской привычкой, как курение!

Андрей вскрикнул. Фиолетовые капли не растекались, они впитывались, оставляя на коже жгучие следы. Нет, пожалуй курить он больше и правда не будет.

Жидкость впиталась в кожу, оставив странное покалывание. Андрей скривился, но боль уже утихала, сменяясь приятной прохладой.

— Придержите его! — скомандовал доктор.

Камердинер и нянька крепче ухватили мальчика за руки. — Сейчас его может стошнить. «Лунный эликсир» делает свое дело, — пробормотал Пётр Аркадьевич, наблюдая, как фиолетовые разводы на лбу постепенно бледнеют. — Сейчас ваш запас маны немного пополнится и вам станет намного легче.

Андрей почувствовал, как напряжение уходит, оставляя после себя странную пустоту в голове.

— Так, — доктор отложил пустой пузырек и вытер руки. — Диагноз ясен, перерасход магической энергии плюс последствия вчерашнего обморока. От чего он говорите упал?

Нянька всплеснула руками.

— Я же говорила! Уроки магии по пять часов в день — это слишком для ребенка! Вот и упал, но Их Светлости никого не слушают!

— Совершенно верно, — кивнул доктор. — Поэтому прописываю курорт, неделя полного отдыха от любых магических практик.

Он достал из чемодана небольшую синюю бутылочку с прозрачной жидкостью.

— И рекомендую сменить обстановку. Графиня как раз собиралась в Порт-Амальди как я слышал. Морской воздух идеально подойдет для восстановления. Передайте графу Ростопчину мои наставления.

— На море?! — нянька засияла. — О, это чудесная идея, Пётр Аркадьевич!

— Именно, — мужчина протянул бутылочку Андрею. — А пока, каждое утро, три вдоха морского бриза из этого флакона. Не больше. И никакой магии, только солнце, купание и хорошее настроение.

Андрей неуверенно взял флакон. Жидкость внутри пахла солью и чем-то еще — возможно, водорослями, на море он никогда не был так что пахнет ли оно также, не знал.

— А если… — он запнулся, подбирая слова, — если голова снова заболит?

— Тогда сразу присылайте за мной, — доктор уже складывал инструменты. — Но не должно. Природа самый лучший лекарь.

Камердинер, до сих пор молчавший, кивнул.

— Я доложу графу. Экипаж может быть готов к обеду.

Пётр Аркадьевич направился к двери, но на пороге обернулся.

— И помните: ни единого заклинания. Даже самого простого. Полный покой.

Когда дверь закрылась, нянька тут же засуетилась.

— Марфа! Беги к экономке, пусть готовит дорожные сундуки!

Рыжая горничная рванула к двери и, как обычно, споткнулась о край ковра.

Андрей разглядывал синий флакон.

— Порт-Амальди… — пробормотал он.

Где-то в глубине памяти мелькнул образ бескрайней водной глади — но был ли это фрагмент его прошлой жизни или просто воображение, он не мог понять.

Нянька нежно погладила его по голове.

— Все будет хорошо, Сашенька. Море всех исцеляет. Ний покровитель воды, он поможет.

Андрей кивнул.

«Море… Может, там я наконец разберусь, что со мной происходит». Ему было интересно кто такой, этот Ний, но спрашивать мальчик не стал, и так привлёк к себе ненужное внимание. А то ещё выяснят, что он не их Сашенька и выгонят его отсюда. А ему это место нравилось больше чем его комната в общаге.

Он откинулся на подушки и принялся разглядывать своё новое жилище. Солнечный свет пробивался сквозь тяжелые бархатные шторы, отбрасывая золотистые блики на стены.

Комната была огромной, раз в пять больше его общажной. Потолок украшала фреска с ангелами, парящими среди облаков. По углам стояли мраморные статуи, изображавшие каких-то мифических существ. Одна из них, с крыльями и когтистыми лапами, особенно привлекла его внимание.

— Ний, — прошептал он, вспомнив слова няньки, может это он?

Кровать, на которой он лежал, напоминала королевское ложе, с высокими резными колоннами и балдахином из голубого шелка. Над изголовьем висел фамильный герб: золотой грифон на алом фоне.

«Граф Ростопчин, значит… А я графский сынок получается?»

Он почесал переносицу и начал вспоминать, что знал об истории царской России, а особенно о графе Ростопчине, память услужливо подкинула то немногое, что было в учебниках.

«Московский генерал-губернатор при Александре I. Тот самый, что в 1812 году, когда Наполеон вошёл в Москву, отдал приказ поджечь город. Говорили, что это он — спалил столицу, чтобы не досталась французу.

Но было ли это подвигом или отчаянием? Историки всегда от этом спорили. Одни писали, что пожар разрушил армию Наполеона, другие — что Ростопчин просто потерял контроль, а может, и вовсе не планировал такого.

Ещё вспомнились его «афишки» — грубые, язвительные листовки, которыми он поднимал дух москвичей, высмеивая французов. Жёсткий, властный, с резким умом — таким он остался в истории.

А потом — опала, отставка, жизнь за границей».

Вот только сына Саши у него точно не было, что-то не складывалось. А может он его внук?

Андрей потянулся к тумбочке, где стоял серебряный колокольчик и несколько книг. Первая — «Основы магической теории» — выглядела потрепанной, с закладками. Он открыл ее наугад и принялся читать.

«Концентрация маны в третьем круге требует…»

— Не велено! — нянька выхватила книгу из его рук. — Доктор запретил!

— Я просто посмотреть…

— Никакой магии! — она сунула ему вместо книги деревянную лошадку. — Вот, играй.

Андрей скривился. Ему вобще-то было двадцать, пусть теперь и в теле пятилетки. Но отказаться не посмел — взял игрушку и принялся вертеть в руках, хотя охотнее бы он повертел сейчас Марфу. Тем временем горничные сновали по комнате, готовя вещи к отъезду.

— Марфа! Где моя синяя пелерина? — кричала на девок нянька. — Зонтик, зонтик не забудьте!

— Ах, я уже запуталась! — недовольно пищала моль

Рыжая Марфа, та самая вечно спотыкающаяся, возилась у огромного дубового шкафа. Она доставала какие-то детские наряды — все шелковые, с кружевами.

— Ваша Светлость, что надеть в дорогу изволите? — она держала два костюмчика: синий с золотыми пуговицами и зеленый с серебряным шитьем.

Андрей едва не рассмеялся и как ему в этом покорять благородных девиц?

— Да что угодно… Выберите сами, мамушка, — он вспомнил что так на Руси звали нянек.

— Ах, милый ребёнок! — вскрикнула нянька и потрепала его по щечкам, надо сказать это было весьма приятно. — Зеленый сразу нет, это к несчастью! Синий, и только синий!

Марфа закивала и бросила зеленый костюм обратно в шкаф.

Андрей вздохнул и снова уставился в окно. За ним виднелись сады, аккуратно подстриженные кусты, фонтаны, аллеи. И где-то вдалеке — ограда с воротами.

«Дворянская усадьба… Не жизнь, а сплошной праздник, главное узнать что тут и как, но вот как, чтобы не привлечь к себе излишнего интереса?»

Он сжал в кулаке синий флакон с морской водой.

— Когда мы поедем?

— После обеда, — ответила нянька, поправляя ему одеяло. — Графиня велела подать карету к трем.

Андрей скривился при слове «карета». В двадцать первом веке он бы сел в BMW или AUDI (как у той сволочи, что увел Светку), а тут, тут придётся трястись в тарантасе на лошадях. Но выбирать не приходилось. Хотя стоп, Порт-Амальди, это же в Испании или Италии, как туда на лошадях то? Но мысли уже путались.

— Ладно… — он зевнул. Внезапно накатила усталость, то ли последствия того самого «перерасхода маны», то ли просто детски организм.

Нянька тут же заметила это и снова поправила ему подушки и одеялко.

— Спите, Сашенька. Я разбужу перед отъездом.

Андрей хотел возразить, что не маленький, но веки уже слипались.

Перед тем как провалиться в сон, он успел заметить, как рыжая Марфа, неся стопку белья, снова споткнулась о ковер, отчего её платье взметнулось обнажая весьма крутые бёдра.

«Хоть что-то в этом мире постоянно…» — мелькнуло в голове и он заснул.