«Распустится цветок на горе в ночь двенадцатой луны и дева сойдёт с горы»


925 год до н. э., эпоха правления Династии, Мин, государство Цзычжоу, предыдущего Императора (глупца, что был потехой для народа, спрятавшегося за спину Императрицы — своей матери), сменил первенец — Первый Наследный Принц, Мин Цзы Вэй.

И в день его коронации дочь гениального стратега и генерала — Нин Гу Вэя, погибшего на сражении, Нин Фей. Та что была рождена от танцовщицы и актрисы с чарующей внешностью, и голосом завоевавшим, подобно пению небесных посланниц, стала наложницей для Второго Наследного Принца.

Жизнь её отца забрала война, в последствии чего он вознесся на Небеса за заслуги и достижения. Жизнь же матери забрала сцена оперного театра. Во время всё тех же сражений, произошедших два года назад, женщина выступала на сцене оперного театра. Когда вражеское войско вторглось в столицу Цзяндэ, оперное здание было сожжено дотла. Мать Нин Фей не успела спастись, она осталась в горящем здании. От её тела не осталось ничего, кроме пыли, смешавшейся с сажей.

Виновником её смерти стала балка, обрушившаяся от жара. Придавленная телом к сцене, она ушла из жизни великой актрисой и танцовщицей, чье имя до сих пор на слуху. Её выступления тщательно записаны в летописях и хранятся в архиве Императорского Дворца, а о мастерстве слагают легенды и подают в качестве примера тем, кто стремится достичь того же величия на сцене.

Девочка, ставшая в одночасье сиротой, была воспитана братом Нин Гу Вэя. Нин Гу Чжэ, — столоначальник Императорского Двора, принявший сторону Второго Наследного Принца и ставший его правой рукой. Работа не позволяла ему воспитывать свою племянницу, поэтому он привез её на гору Цзиньлинь, отдал на воспитание клану Мо, что являлся побочной ветвью семьи Нин.

Нин Фей была прилежной ученицей, однако, строгость в которой она росла и методы обучения, проявленные к ней, стали суровым испытанием. Наказанием… Должно быть лишь за то, что она родилась во время пика славы своих отца с матерью. Её винили в смерти собственных родителей, наказывали за малейший проступок и требовали быть их точной копией, что привело к тому, что она превратилась в бесполезную дрянь с красивым личиком. Её положение в семье Мо было таким же, как и у служанок. Талант каждый день губили, гнобили и уничтожали, требуя прилагать больше усилий. Никто не относился здесь к ней с добром; считали, что она — пустое место. Желая что-то изменить, попыталась сбежать, но была поймана стражей и жестоко наказана.

Десять часов в мрачной комнате, привязанная к столу, она стиснув зубы, терпела пока на её спину наносили нательный знак в виде ворона. Игла, которую человек окунул в чернила, прикоснулась к её нежной белой коже. Сотня ударов растекались по телу дрожью. Кожу прокалывали то тут то там, её сразу же обжигало болью, словно на только открытую рану капают спиртовой раствор. Девушка прикусила губу.

Нательные знаки часто наносились девушкам из низшего сословия, расправляющих в ночи свои объятия для посетителей. Многих клиентов приковывал взгляд и манил нательный рисунок, который хотелось сжечь в порыве страсти. Девушки же им подчеркивали свою необычность и давали понять, что они рабского происхождения — заложницы судьбы, вынуждающей их заниматься торговлей тела.

Однако, в разных частях государства, нательная живопись имеет свое символическое значение. В Цзяндэ, что является Центральным регионом — его считают эмблемой проституток, на Севере — это знак наложниц Императорского Двора, на Юге — это символ танцовщиц и актрис, на Западе же — это символ рабов. В каждой части государства, он играет свою роль, но значение практически одинаково, — «Девушка с нательным рисунком это та, что дурманит взор состоятельного мужчины, лишённая право быть матерью. Всё из-за символа на её теле, что является признаком неблагополучной жизни, в которой нет места великим делам. Тело испорчено, а нрав оставляет желать лучшего. Став заложницей рисунка, она отринула моральность бытия, и, посему, может лишь наслаждаться беспорочностью». И эти женщины в праве выбрать свой нательный рисунок, но в случае с ней — все иначе.

Для неё это наказание — доказательство того, что она безвольная кукла, следующая любому приказу того, кто рядом с ней. И символ ворона это проклятие, напоминающее, что она — несущая смерть. Напоминание о том, что она причина гибели своих родителей из-за которой живёт жалкую жизнь.

Нин Фей далека от понятия «безнравственная девица». Она дочь своего отца и своей матери, великих людей, пожертвовавших жизнями ради Цзяндэ, но отчего-то в ней видят лишь инструмент. Наверное, это из-за того, что её мать с отцом стали великими людьми, которых после смерти ждали на Небесах. А она… Их тень. Последствие любви, которое принесло смерть обоим.

Нин Фей терпела боль. Когда всё закончилось, мужчина нанес на её кожу мазь, заживляющую свежие раны и объяснил страже, как правильно ухаживать за испорченной бархатной, как у младенца, девичьей, кожей. Но взамен хорошим условиям она получила тюремную камеру. Мазь ей выдали, приставили служанку и кормили по расписанию маленькой порцией объедков.

Если она не ела, стражники хватали её за волосы и окунали лицом в миску, спину окатывали холодной водой, обтирали полотенцем и наносили мазь, накладывая поверх бинтовые повязки. А если она отказывалась подчиняться, то тело опускали в бочку с холодной водой, привязав руки к подъемнику. Стражники над ней лишь потешались, насмехались и все гадали когда же она наконец-то исчезнет с глаз их долой. Или когда им уже разрешат повеселиться с ней — прикоснуться к обнаженной коже, потрогать красивое лицо своими грязными глазами, прижать её к груди и опустить ещё глубже на дно, сорвав печать девственности.

Но… вместо них, этим занимались жиголо, приглашенные семьёй Мо для особых уроков, которые обязаны были посещать все рабыни. Их насильно заставляли обслуживать этих мужчин, насильно заставляли привыкать к мужскому телу и улучшать свои навыки, дабы заказчики оставались довольны. С Нин Фей всегда обходились грубо, как им было велено. Приказ семьи Мо не обсуждался! Такого вознаграждения никто не хотел лишаться, ведь среди аристократов — Мо была одной из богатейших семей, вот и «Пепельный Дом» зарабатывал с помощью частых ночных утех в обители гончих псов (как часто величали семью Мо), крупные суммы средств для поддержания и развития своего дела. И как любой владелец, хозяин «Пепельного дома» велел своим подопечным хорошо заботиться о Нин Фей.

После ночных утех, Нин Фей всегда вызывала рвоту. Она выплевывала все, что попадало в её рот за день, а затем тщательно омывала свое тело грязной застоявшейся водой. Когда она откусила одному из мужчин его достоинство, разозлила семью Мо ещё больше, то на неделю осталась без еды и подверглась порке. Её прилюдно пороли, обнажив тело. Другие женщины и парни стыдливо отводили глаза, дергаясь от ударов плети. Нин Фей же не издавала ни звука, словно и вовсе кукла. Лишь её поникший взгляд выдавал эмоции гнева и раздраженности, переполняющие её. Взгляд алых глаз, налитых багровым цветом, пугал всех, смотрящих на неё.

После этого случая, Нин Фей перестала надеяться, что дядя узнает о том, что происходит в семье Мо. Её письма ему, которые было дозволено отсылать раз в месяц, всегда контролировались. Текст был написан под диктовку. Ей говорили писать то, что не вызовет беспокойства и не поднимет шум. Но после очередного полового акта, Нин Фей отправила письмо, написанное собственными мыслями. Тайно через рабыню, что направлялась в «Сад Цветов» — известный в Цзяндэ публичный дом, главой которого являлась бывшая проститутка, сохранившая деловые отношения с Императорским Двором. Она попросила ту девушку передать Ван Миё следующие слова: «Я собираюсь обрушить на семью Мо смертный приговор».

Месяц спустя, Нин Фей решили тайно продать на Север в качестве ночной утехи для тамошнего принца. Примерно в это же время, её дядя получил письмо от своей племянницы. Та рабыня заняла высокое положение в качестве проститутки и отправилась во дворец, чтобы станцевать перед Императором. Во время подготовки, она передала письмо Нин Гу Чжэ, заменяющего главного евнуха. Прочитав его, он был в таком ужасе и гневе, который в аду даже не мечтали узреть.

— Она ещё сказала, что клан Мо ждёт смертный приговор. — девушка произнесла, переборов страх.

Гу Чжэ передал информацию Императору. Тот приказал своей гвардии арестовать главу семьи клана Мо и привести во дворец. Спустя три дня, рыцари прибыли в клан Мо, но никого из них в живых не осталось, кроме рабов, что праздновали свое освобождение. Нин Фей стояла с мечом в руке. Её алые волосы, распущенные, танцевали на ветру, глаза, полные ненависти и усталости, смотрели на ночное небо. Воздуха в лёгких прибавилось, однако, на неё было больно смотреть.

Невозможно было оторвать взгляд от того, как величественна она была в момент, когда познала каково это — проткнуть кому-то грудь остро заточенным лезвием и отрубить голову. Глаза тех, что потешались над ней застыли в немом шоке, чьи-то выражали недовольство, а кто-то пребывал в страхе и ужасе. С её меча, выхваченного из ножен стражника, стекала кровь. Лезвие было залито прогнившей кровью, а сама девушка впервые за долгое время улыбалась, но не радостью. Она улыбалась горем. Он на мгновение отвел глаза и услышал лязг меча.

— Клан Мо должен заплатить кровью за свои деяния, в том числе, и их подопечная, связанная с ними побочным кровным родством. Свидетелями станут рыцари Его Нового Величества и мой дядя. — Нин Фей улыбалась. Гу Чжэ поднял на неё глаза. Кровь просочилась через одежду вдоль диагональной линии. Багровая. Гу Чжэ подбежал к ней, когда она прикрыв глаза, пошатнулась и начала падать в сторону статуи.

Гу Чжэ прикусил губу. Девушка потеряла сознание от потери крови. Добравшись до города, Гу Чжэ отнес её к лекарю, который оказал необходимую помощь. Он мчался так, как мог. Подгонял лошадь, что та даже выбилась совсем из сил. Вердикт лекаря был утешителен: девушка будет жить, однако, жизнь под угрозой, ведь — у неё останется шрам. На спине и на груди. Этим жестом она высказала Императору следующее: «— Я часть клана Мо, но… женщина, взявшая в руки меч, должна иметь шрам, чтобы в глазах окружающих быть достойной этой привилегии». Или, что «— Как та, что убила своих родственников, я должна умереть, как наследница клана Мо».

Нин Фей быстро пришла в себя и от Императора было утаено, что Нин Фей имеет шрам от меча. Если правда раскроется — их казнят за ложь Императору. По этой причине многоуважаемый всеми столоначальник договорился с рыцарями, ставшими свидетелями той сцены самосуда о чем нужно говорить, если во дворце обнаружат шрам.

— Если кто-то заговорит об этом, то распустите слух, что Нин Фей была изрезана при побеге, когда мы вторглись в клан Мо. Она подставилась под удар, дабы защитить девушку-рабыню. Те, кто распустят свой язык и посмеют не вычеркнуть произошедшее из головы, станут удобрением для цветов. — он всегда держал свое слово. Рыцари не осмелились оспорить данный указ. И тогда никто из них не знал, что эта ночь — предвестница трагедии. Кошмарного проклятия, что обрушиться на дворец.

***

Доставив её во дворец спустя несколько дней, когда девушка пришла в себя и восстановилась, Гу Чжэ желавший ей лишь счастья, был разочарован… Второй Наследный Принц ни разу не посетил её, за что вскоре ту прозвали «Алой Ведьмой». Живя в «Алом Дворце», она ощущала себя также, как и во время заточения. Никогда не улыбалась и никогда не проливала слёз. Перед другими наложницами была вежлива и учтива, а со слугами добра. Однажды, Второй Наследный Принц посетил её дворец, перепутав в ночное время суток, его со своим. Он повалил её на кровать и нежно ласкал тело, а она принимала его, как должно супруге.

От этой связи девушка забеременела. В ту же ночь, она выпила отравленную воду и скончалась. Дворец по ней не скорбел. Лишь дядя часто навещал её могилу. Её закрыли в хрустальном гробе, поскольку её красоту не хотелось закапывать землёй…

Встретившая свой конец печальной участью, девушка вновь возродилась в тот момент, когда голос дяди вывел её из раздумий в ночь, когда пришел за главами семьи Мо…

«Я не хочу умирать. Не хочу видеть, как дядя плачет и винит себя в грехах, которые не совершал. Раз уж я дочь своих родителей, то сделаю все, чтобы Второй Наследный Принц взглянул на меня.» — Нин Фей улыбнулась и обернулась к дяде.

Загрузка...