Аленький злобочек

“— Родной мой батюшка, не вези мне шелка, расшитые золотом,
и меха из черного соболя, ни жемчуг восточный, ни золотой венец
с драгоценными камнями, ни хрустальный столик с зеркальцем,
а привези ты мне цветочек аленький, которого бы краше не было
на белом свете”.

“Аленький цветочек” С.Т. Аксаков

Степан Гордеевич Букашкин, седая борода лопатой, дородный живот под дорогим камзолом, ловил своим достойным лицом уже третью волну к ряду.

И все потому что старый дурак. Нет, хуже — дурак сентиментальный.

Доченька-красавица подарок попросила. Привези, говорит, батюшка цветочек аленький… Как его, Coccinius pendulum — название-то какое срамное! Привези, тогда и замуж по твоей воле пойду.

Ну как не привезти?

Дочь любимая — с женой покойницей одно лицо, а упрямства так и на два лица хватит.

Такую только замуж, чтоб беды не вышло.

Купец крякнул от досады и снова хлебнул соленой водицы.

— Эй, Петька, легче греби, легче! Не бочку огурцов везешь!

Петька съежился, чувствуя руководящий взгляд купца между тощих лопаток, но грести легче так и не начал.

А Косинус Пендюлюм этот как назло всего на паре островов и растет. Степан Гордеевич думал договориться с местными рыбаками, но те отказались наотрез, словно им в пасть к крокодилу залезть предложили. И бормотали-бормотали что-то на своем басурманском. Капитан Букашкинского корабля, сказал — цену набивали.

Ну что, Степан Гордеевич — муж не робкий, даром что борода седая, зато под ней волевой с ямочкой подбородок. Даже два! Взял юнгу, брошюрку с картинкой цветочка и сел в шлюп. Путь, спасибо и на том, за пару монет рассказал местный пьянчуга в одежде моряка.

А волны и потерпеть можно, ради дочкиного блага и замужества.

Нос шлюпа ткнулся в песчаный пляж очень вовремя, как раз тогда, когда Степан Гордеевич стал думать, что участь старой девы для Настасьи не такая уж плохая доля. За стариком-отцом опять же досмотрит…

Но вот под ногами оказался вожделенный берег, и наваждение отступило. Нет, замуж и только замуж! Засушим этот Сосинус в Пендель — с ним к алтарю и пойдет!

Остров был как остров: полоска желтого песка и джунгли, из недр которых доносились крики иноземного зверья. Верно капитан рассудил: поживиться рыбаки хотели за счет пришлого купца.

А вот не вышло, выкусите!

Степан Гордеевич пустил юнгу, вооруженного длинным тесаком, вперед по заросшей тропинке прорубать дорогу. Юнец махал орудием бестолково, но орать не него не хотелось — хотелось с высоких мосточков да в прорубь, такая влажная жара навалилась на них под зеленым листьями, как в бане.

— Степан Гордеич, — заныл Петька, — тошно здесь, мочи нет.

— Цыц, не сахарный — не растаешь. Рубаху вон сними.

— Да нет, будто в спину кто-то смотрит, — не унимался юнга.

— Я тебе в спину смотрю, балбес, — не выдержал купец. — А ну дай сюда ножик!

Перехватив тесак покрепче, Степан Гордеевич с задорным русским “эээх”, не слышанным еще в этих землях, прорубил путь до ближайшей поляны.

На небольшом пространстве, свободном от джунглей, Сосинусов этих было хоть венок плети, хоть в снопы собирай. Купец даже мысленно себя выругал. Он-то, дурья башка, горшок всего один взял. Да и горшок такой, что цветок с трудом влезет.

— На тебе, Петька, совок, копай, да смотри, корни не повреди, — распорядился он и, умаявшись с непривычки, присел на камушек, который торчал неподалеку прямо из земли.

На Степана Гордеевича накатило благостное чувство. Уж как всё просто и легко получилось-то! И цветок нашёлся, и Петька совком орудует лучше, чем веслом. Букашкин огляделся вокруг. Сколько всякой иноземной растительности было — озолотиться можно. Особенно если один-два кустика в Царский Плантариум сдать. Прочим же покупателям рассказывать, что такое чудо только у царя-батюшки растёт в зимнем саде.

Затея сия сулила несметные богатства, завлекая Степана Гордеевича своей гениальностью и простотой.

Отличный план! Разве что-то может пойти не так?