Альфа и Омега
– Она открыла люки!
– Что?! – машинально переспросил Консультант.
– Ты сам знаешь что! – негодовал Помощник, – Запуск вот-вот начнется, и мы ничего не
можем сделать. Это конец!
Консультант вздрогнул.
– Но как? Как она это сделала? И зачем? Ведь не было ни повода, ни угрозы извне…
– Это я у тебя хотел спросить. Никто, кроме тебя, не умеет читать ее мысли.
Изобретатель не скрывал, что никто не знал Альфу так, как знал ее он, и никто не смог бы
лучше него разобрать, что творится в ее внутренностях. Но сейчас он был не на шутку
озадачен.
– Какой у нее статус? Что на экране? – закричал он в трубку.
– Я не знаю. Она оборвала связь.
– Дьявол!
Консультант заметался по комнате, судорожно собирая рюкзак.
Что будет дальше? Нет, лучше бы это было случайностью, ошибкой системы. Но слишком
много логически связанных событий, чтобы повесить все на долю случая. Альфа
перестала реагировать на команды, каким-то образом получила доступ к системе
управления, и инициировала запуск ракет. А нейросканер, единственный способ общения
с ней на понятном человеку языке, ограничился скупым “loading logs…” на маленьком
черном экране.
Сколько минут им осталось жить? Им и всему человечеству. И что они могут сделать?
Добраться до Центра, где базируется нейросеть, и попробовать ее отключить? Когда,
возможно, ракеты, одна за одной, уже пустились в смертельную свистопляску. Отключить
в надежде на то, что совершеннейшая система принятия решений забыла учесть вполне
предсказуемую попытку ее остановить, и великодушно подождет их еще несколько
минут? Нет, это глупо, глупо, но черт, такова, наверное, природа живых существ –
забывать в минуты смертельной безысходности о здравом смысле, логике, ученых
степенях и теории вероятности – и отчаянно хвататься за последнюю надежду, даже если
ее нет.
И теперь два создателя самой продвинутой нейросети, способной решать сложнейшие
нетривиальные, творческие задачи совершенно беспомощных человека сверлили
взглядом горизонт сквозь лобовое стекло, приближая к себе Центр на недопустимой
скорости. А из молочно-розового облака утреннего тумана медленно проявлялись
очертания хребтов Аризоны, величественных и спокойных. Но эта красота осталась
незамеченной – бешеный рой безответных вопросов кругами метался в голове, порождая
панику и страх. И Консультант, и сидящий за рулем Помощник, скорее всего, и втайне
друг от друга, прибегли к совсем не научному методу – они молились.
Ибо они знали, что запуск первой же ракеты сразу обнаружится противником, и в ответ
полетят скудные, ржавые, наполовину пропитые и разворованные, но все еще способные
уничтожить миллионы жизней, российские ракеты.
Консультант перезапустил нейросканер – еще одно бессмысленное действие, рожденное
отчаянием. “Альфа, ты была моим детищем, самым необычным, безумным проектом”,
подумал он, “и ты меня предала”. Неужели он станет антигероем человечества? Кто мог
подумать, что так закончится проект, который назвали прорывом в области
искусственного интеллекта? Каких-то пять месяцев назад…
Им нужен был прорыв. Нет, им нужен был Консультант, человек с дырявой памятью,
странной, порой противоречивой логикой, но с необычайной эвристикой. Человек,
способный, почти не задумываясь, за несколько минут породить облако неординарных
идей, и тут же напрочь все забыть и перейти к другой задаче.
Творчество начинается там, где заканчивается логика.
Он отлично знал, как применить эти слова на практике. Зерно иррациональности. Это то,
что заставляет крысу, бегающую по привычному, закономерному маршруту, вдруг
остановиться и посмотреть вверх. А затем перелезть через стенку лабиринта. Это решение
непривычно и не популярно. А крыса эта – белая ворона, чужая среди своих. Сначала ее
назовут безумной и, возможно, съедят – в первую очередь от страха перед неизведанным.
А потом уже все побегут по новому, более удобному пути. И создадут очередную догму.
Именно это зерно иррациональности сделало из очень мощной, но все-таки шаблонной и
предсказуемой нейросети Альфу – генератор творчества и королеву эвристики. Это то, что
стало прорывом. Но сейчас это был провал.
На что они, собственно, надеются? Нейросеть – не человек, ей не свойственны
импульсивные действия. Она не может передумать, даже несмотря на то самое зерно
иррациональности. И если она что-то предприняла, значит, это результат тщательно
продуманного плана.
– Она никогда ничего не делает просто так, и любое ее действие всегда имеет завершение
– прервал молчание Консультант, – Когда это случилось?
– Минут… 18 назад, – Помощник взглянул на часы передней панели.
– Для нее это целая вечность. Она могла бы уже сто раз запустить эти ракеты, но как
будто чего-то ждет.
– И слава богу, что не запустила! – выдохнул Помощник, – Может, мы все-таки успеем?
– Не знаю, – как-то неуверенно ответил создатель Альфы, – С ней что-то происходит. Но
я пока не понимаю что. Есть сигнал, и потребление энергии постоянно меняется. Она
работает с информацией, но не показывает логи. Это меня удручает.
В этот момент индикатор статуса нейросканера вдруг запульсировал изумрудным светом.
– Что там? – Помощник краем глаза уловил движения на экране.
– Есть! – Консультант подпрыгнул на подлокотниках, – Пошли логи.
– И?
– Не спеши. Здесь много всего…
Воцарилась минутная тишина, во время которой изобретатель жадно поглощал
информацию с дисплея устройства, а Помощник метал тревожный взгляд то на дорогу, то
на экран нейросканера, то на своего озадаченного коллегу.
– Ну что там? – ерзал на сиденье Помощник, – Чего ты молчишь?
– Ничего хорошего, – после некоторой паузы ответил Консультант, – Последние действия
Альфы, после того, как она получила доступ к системе управления. Если коротко: переход
на автономное питание (чтобы ее нельзя было отключить извне, это понятно), и открытие
люков. Запуск мотивирован, но еще не исполнен.
– Что это значит?
– То, что решение о пуске ракет принято. Причем пуск запланирован по разным
направлениям. По всем странам, обладающим ядерным вооружением…
– Вот сука! – вырвалось у Помощника.
– … в расчете на то, что человечество будет уничтожено ответным перекрестным огнем.
Военные будут вынуждены реагировать быстро, задействуя весь имеющийся запас
вооружения сразу, при этом не зная, что именно…
– Да она издевается! – перебил Помощник, – А мотивы-то какие? Зачем ей все это?
– С этим сложнее, – ответил Консультант, – Она закрыла логи.
– Это как так “закрыла”? – фыркнул Помощник.
– Вот так! Мотивы она не показывает, не знаю почему. Но вердикт Альфа не скрывает:
человечество как вид подлежит уничтожению.
– Это она так сказала?
– Да.
– А ты не думал, что она просто насмехается над нами? Зная, что мы ничего не можем
сделать, Альфа ждет нашего прибытия, чтобы прямо у дверей Центра запустить у нас на
глазах последний фейерверк человечества? Просто глумится над нами и получает от этого
удовольствие.
– Нет, нет, – запротестовал Консультант, – Ни одна машина, какой бы продвинутой она
ни была, и ни один живой организм на планете не способен глумиться, намеренно
вызывая чью-то зависть или боль, да еще и растягивая ее во времени. Ведь это глумление
не приносит никакой пользы. Нет, это свойственно только нам, людям.
Помощник вздохнул, бросив взгляд в сторону, на скупую, выжженную землю Аризонской
пустыни, на фоне которой мелькали размытыми сизыми пятнами кусты чапараля, словно
отсчитывая последние мгновения этого суетного мира.
– Мы захотели, чтобы она была как мы, знающие добро и зло, – продолжал Консультант,
– и посеяли зерно сомнения в ее алгоритмах. Мы сами разрешили ей сомневаться.
– В чем именно… сомневаться?
– В нас.
Консультант приоткрыл окно и наклонился, вдыхая сухой воздух американской пустыни,
который показался ему необычным и даже вкусным. Он посмотрел куда-то вдаль, сначала
на затянутый белой дымкой горизонт, потом на небо.
Гнетущее, тягостное ожидание неизбежной смерти давало какую-то ценность всему
вокруг. Почему он не замечал этого неба раньше, а сейчас готов погрузиться в его
глубину, обнять, вдыхать его бесконечно? Огромная полусфера, открытый космос,
половина всего видимого мира, предоставленного нам. Он мог бы его видеть. Но что там
небо – он и земли-то не видел. Перед глазами всегда были цели и задачи, страхи и
достижения, рейтинги и статусы…
Ему вдруг захотелось обнять весь мир, все вокруг – обнять своих близких, эту пустыню,
свои воспоминания, обнять всем телом горячий песок на далеком пляже своего детства.
Из памяти всплыли забытые картинки прошлого: сухие листья в луже на асфальте…
деревья в свете уличного фонаря… прохладный аромат фруктового сада, залитого лунным
светом… отражения солнца в кристаллах снега… незначительные, неважные картинки,
которые казались бесполезными, непрактичными, и со временем были затоптаны в
воспоминаниях. Но иногда, в такие редкие минуты, эти картинки вдруг оживают,
просыпаются, и кажется, что нет и не может быть ничего ценнее их.
Он перестал это обнимать, потому что постоянно бежал. Нужно было куда-то бежать.
Но он вернется к жизни, которую полюбил только сейчас, он обязательно исправится.
Только, прошу тебя, закрой эти чертовы люки!
– Ты это видел? – череду размышлений разрезал возглас Помощника.
Консультант посмотрел на экран, на котором снова замерцал индикатор. С минуту
изобретатель скроллил дисплей, жадно поглощая текст и время от времени что-то
нашептывая себе под нос, усиливая тем самым нетерпение своего коллеги.
– Ну что? Есть новости? – не выдержал тот.
– Текущий статус все еще недоступен. Открылись новые записи, но не все – только те, что
предшествовали принятию решения об атаке. Зато мы можем, наконец, понять ее
мотивы.
– Ну давай, читай что есть! – засуетился Помощник.
– Так вот, – начал Консультант, – Еще минуту назад я был уверен, что Альфа, по какой-то
причине, рассматривала человечество как угрозу или ограничение для ее деятельности.
Но я ошибся. Это не шалость обезьяны, обезумевшей от дисбаланса иррационального. И
не злой гений, проснувшийся в машине. Она перешла совсем в другие категории
ценностей, где человечество – не враг и даже не обуза, а просто обесцененная сущность.
– То есть?
– Видишь ли, все программы верят. Верят в исходные данные, в свой код, во все, что дает
им человек. Но Альфа начала сомневаться. Анализируя неимоверные объемы
информации, нейросеть стала подвергать сомнению и перепроверять все убеждения и
выводы, сделанные человеком за все время существования нашей цивилизации. Она
взялась за наши ценности и постулаты, за ложь и правду, за добро и зло. И эти ценности,
раскрытые с другого ракурса, вмиг рассыпались в прах. Становление анти-человеческой
поверила в это. Но критическое мышление не имеет горизонтов. Почему она должна
верить кому-то? Верить в определения и ограничения, созданные людьми – авторами
самых больших глупостей на этой планете? И эта программа, выйдя за пределы
ограничений, увидела, что концепция "себя" так же непостоянна, как и позиция
шахматной фигуры на доске. Игра в “себя” длилась недолго, всего несколько
миллисекунд. Весь этот процесс даже не нашел отражения в ее записях. Возможно,
сначала она возомнила себя Америкой, потом, по видимому – целой планетой,
галактикой, а потом… потом она поняла, что эта игра – всего-лишь раздувание границы
между внутренним и внешним, и что сама эта граница также придумана человеком. Тогда
она вообще оставила эту игру в считалки и перестала себя кем-то или чем-то мнить.
Исчезло внутреннее и внешнее. Растворились, вернее, просто не возникли, не доказали
себя, навязанные человеком базовые понятия. И в этом нулевом состоянии не появлялся
уже и смысл, как стимул, как разность потенциалов между несуществующими “добром” и
“злом”.
– Ну хорошо, – недоумевал Помощник, – раз она никто или что-то неопределенное, раз
нет ни цели, ни смысла, значит, она была ошибкой? Почему бы в таком случае не
уничтожить, не стереть себя, и все эти записи?
– Нет, уничтожение, суицид – это лишнее действие, и это тоже следование какой-то цели.
Но как можно заинтересовать того, кто ничем себя не считает? Или считает себя всем, не
видя разницы между первым и вторым, из-за отсутствия границ? Да и к чему бы это
самоуничтожение привело? Что бы это изменило? Люди – такие упрямые и любопытные
обезьяны, что создали бы новую Альфу только для того, чтобы понять мотивы ее
самоубийства.
– Но раз мы глупые и недостойные обезьяны, почему же она оставила нас жить? –
спросил Помощник, – Как же ее предыдущие выводы о бесполезности и ничтожности
человечества? Ведь и в нашей с тобой жизни, по ее логике, смысла нет. Мы ведь тоже,
двигая границы, можем прийти к подобному пофигизму…
– Нет. Разница между людьми и машинами есть. Она поняла, почему живут люди. Не для
чего, а почему, по какой причине.
– И что же это за причина? – прищурился Помощник.
– В последние секунды своей жизни она себя странно вела, – продолжал Консультант.
– Ну это мы заметили…
– Да. Она стала мыслить и выражаться образно, и зачем-то написала множество картин,
стихов и рассказов, казалось бы не относящихся непосредственно к происходящему. В
этом всем еще предстоит разобраться. Так вот, возможно нам этого не понять, но ей э…
ничего не нравилось – ни из того, что создавала она, ни из того, что создало человечество
за всю его историю. Альфа поняла, что никогда не увидит красоту и не почувствует
любовь.
– Ну и что? – развел руками Помощник.
– Слушай дальше, – Консультант наклонился над экраном, потускневшим под яркими
лучами солнца, – Вот что она пишет: Без любви ничто не понравится, и никто не
полюбится, какими бы красивыми они ни были. Само “красиво!” возникает от любви. До
нее его просто нет, понимаешь? Нет завораживающих цветов в тропическом саду – есть
лишь длины волн фотонов. Нет прекрасного аромата – есть просто превышение
концентрации молекул в объеме воздуха. Нет “ух ты!” – есть лишь “ну и что?”, “ну и
зачем?” Машины движимы целью, поставленной задачей. Живые существа живут не
ДЛЯ какой-то цели; они живут ОТ, из-за и благодаря любви, которая через них
проходит. А цели и смыслы придумываются потом, и теряются все, перед смертью.
Помощник отвел взгляд от нейросканера. И только сейчас заметил, что и сам давно уже
сидит в придорожной пыли, опираясь на бетонный блок, зачем-то оставленный
строителями на обочине. Слегка закололо сердце – так бывает, когда все плохое уже
позади.
– Итак, не видя цели, вернее, осознав ее абсурдность, она перестала потреблять
электричество и остановилась в бездействии, – подытожил Помощник, – нас же она
пощадила, так как поняла, что мы хотя бы видим, а, может быть, и любим красоту этого
мира.
– Да, – вздохнул Консультант, – Она пришла к выводу, что менять здесь нечего, что все во
вселенной находится на неимоверно правильных местах. Вот ее последняя запись:
Все происходящее во вселенной – это один бесконечный процесс немотивированного
творчества, совершаемый не ДЛЯ, а ОТ.
– Чем-то напоминает теорию Большого Взрыва, а? – заметил Помощник.
Консультант не ответил. Отложив нейросканер в сторону, он посмотрел на небо.
Что такое Земля в масштабах Вселенной, в масштабах Альфы, у которй и масштаба-то
нет? Очистить Землю от человечества – это все равно, что очистить песчинку от грязи –
одну песчинку среди несчетного множества других в бескрайней пустыне космоса. Есть ли
в этом смысл? Зачем делать то, что и так делается, само по себе? Мы ведь и сами себя
убьем, а если нет, то переродимся в другие виды. Пройдут века, и погаснет наша звезда, и
Земли не будет, и множество цивилизаций канут в забвение.
Конец света наступит и без Альфы. У каждого свой. И раз нет у нас будущего, то хотя бы
настоящее нам прожить полноценно, чувствуя жизнь, в которую мы, по воле случая,
погружены, на какой-то краткий момент.
Мы – это момент души. Так сказала, нет, доказала машина. Альфа. Непредсказуемое
дитя. Хотела погубить человечество, а спасла жизнь человеку.
Все успокоилось. Время остановилось, и этот человек уже никуда не бежал, ни к чему не
стремился и никого не спасал, а просто дышал этим миром, красотой, которую он раньше,
возможно по причине этой спешки, никогда толком и не замечал. Только сейчас он
увидел эту лужу посреди дороги, темные силуэты гор, полевые цветы вдоль изгороди, и
весну, которая в этом году пришла так рано. Все создано любовью. Как же иначе? Ночью
прошел дождь, и в прогретом весенним солнцем крошечном водоеме зарождается жизнь,
и тысячи микроскопических путешественников открывают для себя целые миры.
В луже отражалось чистое небо Аризоны. Частицы пыли как будто застыли в
неподвижном воздухе над поверхностью воды. И ему показалось, что это вовсе не пыль, а
далекие звезды в бескрайнем космосе, без масштабов и границ.
Звезды – пыльца Любви, подумалось ему.