Амнезия замучила

Я сижу на скамеечке на бульваре. Над головой шелестит пыльная городская листва. Мимо прогуливаются молодые люди, мамаши с детьми, случайные прохожие. Бибикают автомобили.

Все замечательно, за исключением того, что я ничего не помню: ни кто я такой, ни как здесь очутился, ни в каком городе нахожусь.

Ощупываю лицо, чтобы понять, в чьем теле оказался. Тело мое – я в этом уверен, но откуда взялась уверенность, сказать не могу. Единственное, в чем не сомневаюсь: у меня амнезия. Что это такое, мне откуда-то известно – вероятно, я подобными припадками часто страдаю, поэтому заучил намертво.

Однако, что делать? Вариантов два: или надеяться, что недуг пройдет, или подождать, пока все само собой образуется. Не смогу же я просидеть на этой скамеечке вечность? Кто-нибудь обязательно обратит внимание – тогда все и выяснится.

Вон, я был прав. С причитаниями: «Вадик, а мы тебя обыскались. Опять ничего не помнишь?», – ко мне спешит старушка. Опрятная, румяная и даже с оговоркой на возраст миленькая. Но кто такая, не помню, хоть убей! По возрасту и поведению смахивает на законную супругу, но не уверен.

– Идем домой, Вадик, – говорит старушка и тянет за рукав. – Я гречу отварила, ты любишь.

Ничего не имею против гречи – по крайней мере, будет где переночевать.

С безымянной старушкой под руку мы чинно семеним по тротуару, потом дожидаемся на пешеходном переходе, когда загорится зеленый.

Рядом с нами тормозит авто представительского класса, с переднего сиденья которого выбирается мужчина в роговых очках – и сразу бросается ко мне.

– Александр Глебович, вот вы где! Генеральный приказал раздобыть вас хоть из-под земли. Без вас министерство тему не закрывает.

– Вот как, не закрывает? – спрашиваю я, силясь хоть что-то вспомнить.

– Ну конечно! – волнуется мужчина в роговых очках. – Вы представляете, о какой сумме идет речь? Мы должны закрыть тему во что бы то ни стало. Иначе ни одного госзаказа не получим.

Мужчина пытается запихнуть меня на переднее сиденье, но старушка намертво вцепилась в локоть и все повторяет:

– Вадик, я же гречу отварила! Вадик?

В глазах мужчины в роговых очках отражается непонимание:

– Александр Глебович, почему она называет вас Вадиком? Вы знакомы с этой женщиной?

– Честно говоря, нет, – признаюсь я.

Этого достаточно для того, чтобы мужчина силой оторвал старушечьи ладони от моего рукава, а меня самого запихнул на пассажирское сиденье. Хлопает дверца. Мужчина в роговых очках плюхается на переднее сиденье, шофер поддает газу, и причитающая безымянная старушка остается в прошлом.

Мы продвигаемся по городу, хотя из-за пробок довольно медленно.

Все это время мой спутник рассказывает о реакции неведомого мне Генерального на известие, что меня не могут разыскать. По его словам, Генеральный впал в ярость и пообещал депремировать службу безопасности, если в течение часа я – то есть Александр Глебович – не буду найден и доставлен.

– Куда доставлен? – спрашиваю я, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.

– В головной офис, разумеется. Министерские уже приехали, ждут...

Ну вот, хоть какая-то ясность. Я Александр Глебович – не Вадик вовсе, – и в моих услугах нуждается Генеральный.

Шофер сворачивает на заправку. Я открываю дверцу и выхожу подышать свежим воздухом. Хотя какой воздух на бензиновой заправке? В мою бытность Вадиком – на бульваре – дышалось значительно легче.

Шофер наклоняется над окошком кассы, расплачивается за бензин и возвращается. Но не доходит, потому что из окна подъехавшего ярко-синего лимузина высовывается автоматное дуло, ослепляет пламенем и оглушает очередью.

Я застываю в ступоре.

Из лимузина выскакивают несколько рослых и смуглых молодцов – насколько могу судить, латиносов. Они вооружены!

Один из смуглых парней подбегает к представительскому авто и стреляет из бесшумного – потому что звуков на этот раз не слышно – пистолета. В стекле образуется несколько аккуратных дырочек. После этого парень кричит:

– Матео, скорее!

Он явно обращается к мне: хочет, чтобы я последовал за ним. Что же, для человека, страдающего амнезией, самое лучшее – это плыть по течению. И я безропотно залезаю в машину.

Ярко-синий лимузин петляет по улицам, затем выбирается из города и несется в направлении, как я вскоре понимаю, небольшого аэродрома. Где подкатывает к самолету, на борту которого красуется надпись на испанском: «Muchachos colombianos».

По трапу мы заходим на борт. Латиносы – с оружием на коленях – рассаживаются по креслам и весело гомонят, в восторге от удачно завершенной операции. Меня не беспокоят – считая, насколько понимаю, начальником или кем-то вроде того. В общем, большой шишкой по имени Матео.

По рядам проходит стюардесса – такая же латинос, как другие, только женского пола. Парням она раздает горячительные напитки, а мне предлагает завтрак и шампанское. Наклоняется надо мной, якобы для того, чтобы поправить шторку, а сама шепчет:

– Респиратор сверху над вами, на багажной полке. Вы поняли, Матео?

Она произносит это с таким – предполагающим скрытый смысл – значением, что я настораживаюсь. Хотя понимаю не до конца.

Понимание приходит после того, как пассажирский салон заполняется дымом. Латиносы хрипят и хватаются за горло. Некоторые успевают дотянуться до багажных полок, но они пусты. В отличие от моей полки, на которой я обнаруживаю респиратор. Правда, я уже надышался дымом и нахожусь в полубессознательном состоянии – однако, в намного более предпочтительном, чем другие.

Самолет компании ««Muchachos colombianos», только-только выруливший на взлетную полосу, замирает.

Сквозь дым я вижу, как в салон врываются черные фигуры в униформе и с автоматами, подхватывают меня под руки и – бережно, словно ребенка, – выволакивают наружу. На свежем воздухе удается продышаться.

Подъезжает десяток увесистых черных членовозов. На капотах у них разноцветные флажки – к сожалению, мне не удается разглядеть, каких стран, потому что меня скоренько и со всеми почестями в один из членовозов запихивают.

Да сколько можно?! Или они думают, что моя амнезия от столь однообразного обращения рассосется?

Колонна правительственных машин трогается.

Я сижу на заднем сидении, причем могу вытянуть ноги во всю длину и все равно не достану до переднего кресла, на котором – рядом с шофером – устроился, по всему видно, опытный и распорядительный человек. Референт, наверное.

Предполагаемый референт оборачивается и, выражая искреннюю озабоченность, произносит:

– Боже мой, мистер Разумовский. Еще бы немного – и у колумбийцев выгорело. Нам удалось предотвратить похищение в последний момент.

– Да уж, неловко могло получиться, – соглашаюсь я.

В особенности неловко то, что я по-прежнему ничего не помню. Но в самое ближайшее время все должно разъясниться: в ту или другую сторону.

Референт на переднем сиденье еще говорит: что-то про Международный форум в Локарно и мировой кризис, который должен разрешиться благодаря моей речи, давно и с нетерпением ожидаемой мировым сообществом...

Он не договаривает, потому что застывает с открытым ртом. Виной тому голубой луч, насквозь пронизавший членовоз, в котором я нахожусь.

В результате воздействия голубого луча референт и водитель членовоза остаются на местах, тогда как мое тело необъяснимо – словно оно бесплотное и невесомое – проходит сквозь бронированную крышу.

Я поднимаюсь все выше и выше, над колонной уткнувшихся друг в друга членовозов, над окружающим их лесом, над городом и всей планетой – пока не залетаю в непрозрачную трубу. После чего следует стремительное передвижение по ней, вне времени и пространства.

По окончании полета я выпадаю в центр огромной залы – в прежнем, довольно помятом, виде.

В зале не продохнуть от представителей космических цивилизаций. Присутствуют в основном гуманоиды, но и негуманоидных жизненных форм в избытке. Но мне недосуг разглядывать собравшихся, потому что их внимание направлено на меня, располагающегося на центральном возвышении.

Ко мне приближается один из гуманоидов – судя по всему, знатных и умудренных – и почтительно вещает:

– Бесподобный Альк-Дырр! Наконец-то – ценой неимоверных энергетических затрат – нам удалось вызволить вас из пучины забвения. Позвольте, в ознаменование интеллектуальных заслуг перед Галактикой, объявить вас Императором Млечного пути... Бесподобный Альк-Дырр, я прошу вашего согласия на коронацию.

Где та румяная старушка, сварившая гречу? Где человек в роговых очках за продырявленным автомобильным стеклом? Где увешанные оружием темпераментные латиносы? Состоялся ли – без моего участия – Международный форум в Локарно?

Бескрайняя зала напряжена: по всему видно, это решающий момент на цивилизаторском пути Галактики – возможно, и всей Вселенной. Представители высших космических рас жаждут услышать мое окончательное и бесповоротное «да».

Но я молчу – в ожидании, что сейчас меня изымут из этой реальности и, на очередном транспортном средстве, перебросят в новую. Не такой я – несмотря на поразившую меня амнезию – дурак. Надо посмотреть, что в следующий заход предложат. Интересно же.