Анархисты, бюрократия и искусство жить нахаляву

Жил-был я в городе Антверпене. Был молод, горяч, только-только нашёл приличную работу программистом и складывал все деньги в кубышку, чтобы купить квартиру в родном городе на побережье Волги. Как говорит хайпующий психолог Вероника Степанова: типичный «программист-анальник», но это понятие я впервые услышал лишь десятилетие спустя. Тогда я считал себя просто смышлёным парнем.

Опыт жизни за границей показал: русскоязычное эмигрантское сообщество — в основном склизкий клубок неудачников с раздутым эго. Достаточно заглянуть на любой эмигрантский форум — поток желчи и грязи этих «сверхуспешных самодостаточных людей» захлёстывает с первых строк. Этот феномен ещё ждёт своего психиатра, чьим именем однажды назовут соответствующий синдром. Поэтому круг общения там обычно узкий, а поиск единомышленников — занятие непростое. Мне же повезло: как-то так выходит, что везде я оказываюсь в комфортной компании.

Однажды мы с друзьями заинтересовались так называемым сквотингом: это когда некие личности вламываются в пустующее здание и обживаются там. Не путать с «окупасами», которые просто вламываются в чьи-то квартиры, как только хозяева надумают уехать на выходные. В этой среде мне удалось встретить много прекрасных людей, с которыми можно было бесконечно беседовать обо всём — от искусства и философии до политики и тайн мироздания.

Возле антверпенского зоопарка есть монастырь. Он долгое время стоял заброшенным, пока некий ловкий паренёк из стран прибалтийского треугольника (имя я изменю — назовём его Вайдас) не решил, что это вопиющая несправедливость, и не влез туда, чтобы жить долго и счастливо.

Местные жители не остались в стороне и тоже стали заселять этот огромный теремок. В основном это были странного вида артисты, художники, скульпторы, которые заняли целый этаж.

Эти самые артисты организовали анархистскую коммуну и немедленно развели жуткую бюрократию: любые решения принимались на собраниях, которые могли длиться вечно, а нерешённые вопросы переносились на следующий раз. Так, решение, в какой цвет красить стену или какой рисунок нанести на дверь, могло затянуться на полгода, а то и дольше. Стена тем временем выглядела так, словно там шли боевые действия.

Такой ход событий сильно не устраивал Вайдаса, поэтому он самовольно находил краску и совершал ужасное преступление: красил стены сам, пока никто не видит. Получая очередной нагоняй за самоуправство, он также в ночной тишине рисовал на стенах фрески. Анархия споткнулась о быт.

Коммуна разрасталась, появлялись новые люди. Сочувствующие горожане стали нести туда старые вещи, и Вайдас немедленно организовал в своей комнате импровизированный бесплатный магазин, в котором любой желающий мог найти для себя что-то «для выхода в люди».

Каким-то непостижимым образом коммуна договорилась с властями, что подача воды и электричества — это базовая потребность, и поэтому их наличие — прямая обязанность государства. Платить за коммунальные услуги при этом никто не собирался, поэтому у здания просто копился долг, который город формально должен был сам себе.

Добыча пропитания в этой коммуне была устроена гениально в своей простоте. Дело в том, что магазины обязаны выбрасывать просроченные продукты и платить за их вывоз. Как только еда оказывается в мусорном баке, она становится собственностью компании по вывозу мусора — и воровать её оттуда незаконно. За это полиция вполне способна «сделать атата».

Анархисты нашли выход: договорились с менеджерами нескольких магазинов, что будут сами бесплатно забирать просрочку. Важное условие — регулярность. Если члены коммуны забудут или передумают приходить за едой и магазину придётся в срочном порядке искать решение, все договорённости разрываются.

Как-то раз я сам участвовал в «вывозе мусора» — забрал два огромных мешка с продуктами, чей срок истекал сегодня или вчера. Их вынес лично управляющий и передал прямо в руки. Где-то на просторах интернета, наверное, до сих пор есть фотографии, как я толкаю деревянную тачку, нагруженную подозрительными чёрными мешками. Моему удивлению не было предела: я понял, что за свои деньги питаюсь куда скромнее, чем анархисты — бесплатно.

По пятницам коммуна организовывала бесплатную кухню: поскольку в здании проживало много людей разных национальностей, они готовили блюда народов мира — любой мог прийти поесть. Поэтому каждую пятницу возле входа в монастырь выстраивалась огромная очередь: многие приходили со своими тарелками, приборами или контейнерами для еды.

В одну из таких пятниц впервые пришли и мы — я и моя хорошая подруга Мария, которая поселилась в соседней комнате.

Тогда я был не в лучшей форме: недавно меня бросила самая странная девушка в моей жизни. По утрам она желала мне смерти, а ночью я мог проснуться от того, что она, заливаясь инфернальным смехом, пыталась засунуть мне в рот мои грязные носки. На людях могла вытереть об меня козявку — просто из любопытства, как я отреагирую.

Реагировал я на её шалости всегда одинаково: умилялся, словно меня царапает неловкий котёнок, промахнувшийся мимо лотка. Я не всегда понимал, когда она шутит, а когда говорит серьёзно — и из-за этого не успевал за её полётом мысли.

Вместо прощания она сбежала, оставив на столе декоративный череп — свой подарок на память. Теперь я храню в нём монетки.

В тот день в монастыре был концерт. Играли какую-то местную этническую музыку, а вокалистка лежала с микрофоном на диване и пела, не поднимая головы с подушки. Во время следующего выступления по залу ходила женщина в мимическом белом гриме с сумкой с надписью «поща» и раздавала любовные письма.

Потом пришёл диджей и начал крутить музыку 80-х. Внезапно заиграла группа «Кино» — «Мама, мы все сошли с ума». Такое я в Бельгии наблюдал дважды, оба раза именно эту композицию.

Большое впечатление на концерте произвёл старый дедушка, на вид лет шестидесяти, который криво, но настойчиво изображал брейк-данс. Внешне он напоминал хиппи «старой школы».

К концу вечера всё вокруг стало напоминать мистерию.

После концерта мы начали бродить по монастырю и внезапно услышали группу «Ленинград». Какое-то время просто шли на звук и так добрались до кухни. Именно там мы и познакомились с Вайдасом. Он был высок, с вечной ухмылкой и глазами человека, который всё в этом мире уже понял.
Он сразу же предложил моей спутнице кожаную куртку из своего «магазина», которую она с удовольствием надела.

Попытки побродить по этажу художников были встречены враждебно: оказалось, что они с опаской относятся к внезапным посетителям, несмотря на общий дружелюбный фон. Охраняя свои тайны в захваченном памятнике архитектуры, они даже назначали дежурного, который цыкал на случайных гостей. Другие этажи встретили нас гораздо дружелюбнее.

Мы стали регулярно посещать этот монастырь: там постоянно проходили интересные мероприятия и собирались неординарные люди. Многие появлялись ровно один раз — проездом, путешествуя налегке по странам Европы. Как-то раз в монастырь заехал учитель физкультуры откуда-то с Урала — он проехал всё расстояние на велосипеде с рюкзаком за спиной и поехал дальше.

Для меня это было уютное место, куда можно прийти, чтобы расслабиться, повидать хороших людей, поболтать и послушать очередной концерт.

Как-то раз Вайдас предложил сходить ночью в открытый бассейн. Я не сомневался, что ночное плавание — это круто, но внутри шевелились смутные опасения.

В тот вечер мы встретились в другом месте. Это был дом у самого леса — хозяин уехал жить на тёплое побережье и позволил друзьям поселиться в своём жилище, которое в скором времени должны были снести власти. Те, конечно, сразу организовали в нём ещё один сквот.

Дом был полон людей, которые непрерывно рисовали узоры, похожие на мандалы. Во дворе стояли палатки, где дремали путники, а между ними бегала огромная собака, выпрашивая почесушки.

Услышав предложение про бассейн, обитатели дома очень обрадовались, и мы выдвинулись туда большой, шумной толпой. Один из жильцов, кажется, по имени Алвин, всё время что-то говорил Марии — она понимающе кивала и бросала на меня странные взгляды. Подойдя ближе, я понял, что его речь была бессвязна и не имела никакого смысла: он непрерывно бормотал что-то про звёзды и другие миры, но так и не смог сформулировать ни одного законченного предложения. Так, за этой странной беседой, мы подошли к бассейну.

Конечно, рядом дежурила полиция — они дождались, пока половина нашей компании перелезет через забор, и вышли из-за угла, когда убегать уже было поздно.
Мария при этом застряла буквально на полпути — наполовину проскользнув между металлическими перекладинами. Полиция терпеливо ждала, пока она решит: пролезать до конца или отползать обратно, хотя разницы уже не было. Я просто не успел залезть, так как шёл последним и полиция даже не спросила мои документы.
Всё обошлось предупреждением.

Оказалось, вчера эти ребята уже ходили туда же и оставили после себя весьма специфический след.

— Да, там этот, — Вайдас кивнул на своего волосатого соседа, — вчера в бассейн кучу навалил. Поэтому они дежурят.

— Но зачем? Приучи его к туалету, он же рядом!

— Я работаю над этим!

В тот момент я понял, что полиция на самом деле нас спасла. Плавать в этом не хотелось совершенно, и в тот открытый бассейн я с тех пор не ходил.

Закончилось всё банально. Как-то на кухне монастыря случился пожар, власти немедленно всех выселили, а окна заколотили железными листами, чтобы больше никто туда не пробрался. Кто-то из обитателей переселился в другой сквот, кто-то остепенился, нашёл работу и завёл семью, а кто-то до сих пор бродит по континенту.

А я на квартиру всё-таки заработал.
С моего балкона видно, как по Волге идут кораблики и баржи, а рыбаки круглый год ловят судака — особенно усердствуя в новогоднюю ночь.

С тех пор я люблю проводить вечера в компании людей, которые смотрят на жизнь легко и без излишней суеты. От них приходит та самая энергия, ради которой хочется жить подольше. И сам я стал к житейским сложностям относиться гораздо проще.