Анархия

Не помню дня, когда мое тело не терзала боль. Синяки и ссадины стали на столько обыденным, что я почти свыклась с изуродованным отражением в разбитом куске зеркала висячие в унылом домишке Хозяина. Но вот насилие - ломает основательно и без возможности на исцеления. Расстегнув заржавевшую молнию, снимаю с себя широченную черную толстовку Мужа, скрывающее ужасающую трагедию:

- Черт, - жалобно взывала, оглядывая синею от побоев грудь. – Сука, - судорожно выплевываю сквозь зубы, тревожно роняя взгляд на твердый живот, даже легкое прикосновение к коже отзываться под ложечкой адской болью, - кажется в этот раз мне действительно отбили печень. – Сглатывая едкую горечь резюмирую в пол тона. Боясь быть услышанной даже гулким ветром беззаботно гуляющему среди безлюдных развалин. От бессилия перед ситуацией в которою я вляпалась, хочется спрятаться средь деревьев упирающиеся в дождливый небосвод, но я могу себе позволить лишь присесть, прежде решая, повесить одежду за капюшон на нежную ветку ивы, словно лоза рвущаяся сквозь пыль и мрак разрухи, к полуденному холодному солнцу.

Двадцать лет назад в этом месте, как и везде кипела жизнь, а сейчас в напоминание о былой цивилизации: развалины, покосившиеся бетонные стены имитирующие убогие рамы, какой-то невообразимой удручающей картины: цветастые обои, набухшая от влаги мебель, поросшая мхом, уничтожена мародерами и редким зверьем рыскающая на высоте в надежде отыскать не много еды. Разбросанные сломанные игрушки, потрепанные и разорванные тряпки больше никогда не встретят своих заботливых владельцев.

Смотря на это снизу вверх, естество невольно истекает горькими слезами. Внизу дела ничуть не лучше, дорогие автомобили превратились в груды роскошного никому ненужного металлолома. А былая городская идиллия открылась со всем с иной дикой стороны, сочная поросль редких деревьев вздыбила тротуарные плиты, тянув свои длинные ветвистые лапы в сторону центрального парка, где искусственный газон давно сменился изумрудной шелковистой травой, приняв в свои недра экзотические семена комнатных растений, вполне не плохо адаптирующиеся в сухом и жарком климате. Этот крошечный зеленый островок, мой личный оазис в пустыне отчаяния и боли. Здесь воздух не такой едкий, хоть легкие все еще жжет от боли. Вода с оглушительным шумом срывается с крыш разбитых высоток, напоминая бурлящий водопад, а дикий плющ, обвивший торчащие из бетона сваи, отчаянно пытается вернуть жизнь этому мертвому месту.

Мир, широко раскинувший свои зеленые владения далек от умиротворения. После легализации правительством наркотиков, общество погрузилось в хаос. Кражи и преступления стали обыденностью, мирные жители были вынуждены защищать себя и свое имущество от дикарей, превратившихся в бесконтрольных зомби. Власть в ужасе спихнул ответственность за вспыхнувшую анархию, на здравомыслящих людей, внеся кардинальные поправки разрешив оружие буквально каждому желающему. И люди, привыкшие отстаивать свои границы, возомнили себя вершителями судеб, начав отстреливать наркоманов, свергать правительство, и писать свои собственные законы.

Сзади хрустнула ветка. В мой затылок незамедлительно уперлось теплое дуло оружия. Из пистолета стреляли некоторое время назад, почему я не слышала выстрелов? Мысли заносились в черепной коробку как чумные.

- Ты из северного лагеря? - Угрожающе зарокотал мужской голос, вырывая меня из суматошных умозаключений.

Память на лица у меня никудышная, вот на голоса, его чуть хрипливый, глубокий тембр я запомнила б навсегда.

- Здесь другие не ходят! – А мой голос зазвучит, наоборот, через чур напряженно.

- Повернись! – Командует он.

Как он сумел подобраться так близко, не уж то я совсем обмякла? Не могу остановиться анализировать ситуацию. Испуганную вжимая в обнаженную грудь, к счастью, не повешенную толстовку. Беру глубокий вздох.

- Как только уберешь ствол от моей башки! – Не довольно фыркаю. Все еще раздумывая над путями отступления.

Неизвестный задорно ухмыльнулся, пряча огнестрел. Теперь темечкой чувствую на сколько тот здоровый, но все же решаюсь, незаметно вынуть самодельный клинок, спрятанный спереди за широкой резинкой штанов. - Им то и перережу твою глотку мерзавец, - думаю я!

Но не тут-то было

- Шутишь? – С усмешкой бросает мне через плечо, огибая своей здоровенной ручищей меня сбоку, аккуратно вынимая из моих перебитых пальцев сжатый кинжал, отбрасывает тот в сторону. Затем безцеремонно схватив меня за предплечье, силой разворачивает к себе.

- Кто это сделал? – Встревоженно интересуется симпатичный, гладко выбритый чужак, осматривая мое изувеченное лицо, правый глаз после хорошего удара приобрел темно бордовый цвет и отек, губы и нос разбиты.

- Упала! - Нагло вру, незнакомцу. На вид тому за тридцать, губы сухие, но пухлые, подбородок четкий волевой с небольшой ссадиной на левой челюсти, скулы высокие, а кожа смуглая идеально подчёркивающее умопомрачительный цвет темно-карих глаз мужчины.

Я позволила себе оценить накаченную грудь темноволосого здоровяка, облаченную в футболку с ярким камуфляжем, ясно передо мной очередной миротворец. Сколько таких было на моем виду, и все как один дохли за нереалистичные идеалы, в этом мире существует одно правило, если не убьешь ты, убьют тебя!

Но и тип напротив не терял времени даром, его любознательный взгляд скользнул ниже, я буквально ощутила невидимое прикосновение здоровяка к яровой ямке, бледная кожа покрылась мурашками, а в груди тревожно ойкнуло сердечко, по спинке заносился неприятный холодок, сжавшись сильнее от страха, отшагиваю назад.

- Одевайся, - жалобно произнес тот, расслабляя объятый разношерстными помыслами лоб, - я здесь не для этого.

- У-у вот это экземплярчик!

Широкие резные листья монстеры с шорохом отогнулись и из прохладной тени широколистных растений появился очередной чужак. – Говорят на севере остались самые красивые женщины, - болтливый придурок в туже секунду поравнялся со мной, косясь на мое поверженное мужчинами тело, как на кусок свежего мясо во времена голода.

Я не стала терять времени, отвернувшись, в второпях оделась.

- Проведи нас в лагерь? – Настоятельно рекомендует второй, переступая с ноги на ногу.

- Так значит не миротворцы? - Удивляюсь я, накидывая на плечи потрёпанный рюкзачок. - Обычно вы ребята решаете проблему красивыми, но бесполезными речами.

- Подход изменили, - сдержано поясняет первый, не много наклонив голову, поглядывает на меня исподлобья. Брови широкие черные, стянуты к середине переносице. Придавая сосредоточенному взгляду загадочности.

- С чего вы решили, что я сделаю это? – Не довольно дуя щечки.

- У тебя есть выбор? – Зарычал тот, что поменьше, с выгоревшими на солнце желтыми волосами. Его рука потянулась к кобуре револьвера висевшая на кожаном ремне брюк в тон камуфляжной футболке, но первый его тут же остановил.

- Вас в лагере человек четыреста, не считая 17-ти детей. Нас – его брови опять приподнялись, - больше тысячи.

- Тысяча! – У меня аж слезы на глазах выступили от смеха, либо перенапряжения, - он в жизнь меня близко не подпустит к воротам с такой ордой. – Обтирая влажные щечки рукавом Хозяйской одёжи.

- Мы войдем в шестерым, - произнесит с упоением, словно это меняет ход событий.

- А если ничего не получится? – Тревожно, предполагаю. - Я подставлю под удар всех женщин и детей, это слишком рискованно!

В нынешних обстоятельствах женщину прировняли к биологическому мусору. Нас насилуют, избивают, используют в мерзких, развратных оргиях, оплодотворяют как безвольный скот, и решают жизни за малейшее ослушание. Нас осталось мало, а скоро и вовсе вымрем.

- Тем более, - возмущаюсь не стесняясь выражений, - голубая парочка, взгляните на себя, одеты в миротворческие костюмы, - раздраженно развожу руками, - вас со снайперской винтовки снимут, как только увидят вблизи лагеря.

- Мы переоденемся! - Блондин демонстративно снимает с себя армейский рюкзак, швыряя тот мне под ноги.

- Ты идешь с нами! – Безапелляционно заключает первый, видимо самый главный в их собачьей стайке.

- Черт! – Безнадежно бросаю сквозь зубы.

- Либо идешь сама, - блондин дерзко толкает меня плечом в спину, - либо будет бо-бо! Ручки за голову зайка! - С улыбкой на устах командует мне, поднимая мои руки, мне над головой, скрепляя их наручниками.

Можно подумать я посмею бежать от этих здоровяков.

Мы прошли вглубь парка превратившийся за двадцать лет в непроходимые лесные чащи. Где через минут десять, утомляющей ходьбы, между деревьями мы наткнулись, вернее наткнулась я на крошечный самодельный домик, как раньше я его не замечала здесь?

Меня любезно завели внутрь все тем же мощным толчком в спину. С непринужденной легкостью перелетев высокий порог, я забиваюсь в угол.

- Это ваша тясяча? – Изумилась я, обнаружив за хлипким деревянным столом троих коренастых мужчин одетых в гражданское и одну светловолосую женщину лет сорока в широкой вязанной кофте, на мое удивление она выглядит абсолютно здоровой без единого синяка на теле.

– Дилан, - наконец представился бугай с безумно красивыми глазами, - Буч – указал пальцем на хамоватого блондина, - Анастасия, - кивнул на тепло, улыбающееся ему женщину, - Скот врач, и Роман его брат. – Ребята оглянулись на меня с сухим, абсолютно безжизненными лицами.

Один мексикашка, второй цыган, как они мать твою могут быть братьями, по неволи что ли?

- У нас пятнадцать минут на сборы и выход. – Констатирует босс, смотря на наручные часы, плотно стиснувшие крепкую кисть. - Парни со мной на обход, а ты, - швырнул тяжеленный взгляд на довольную рожу Буча переодеваешься.

- Я спрячу вещи, - Женщина не торопясь поднялась с места, собирает разбросанные по комнатушке рюкзаки, а затем выходит из дома.

Через минуту, Дилан и его компашка выходят следом.

В лачужке холодно, сыро и довольно темно, трепыхающегося света от керосиновой лампы едва хватает освещать угол, забитый прохудившимися матрасами. Блондин оглянулся на меня, хитро щурясь, я тут же подозрительно нахмурилась.

Я оказалась в очень неприятной ситуации, не отведу их Лорду меня убьют, отведу и он нам не поверит, меня снова убьют. Не стоило мне сегодня гулять.

Буч не торопя снял майку, обнажив довольно накаченный торс.

- Тебе нравится? - Требовательно спрашивает меня.

- Нет! – Отозваюсь, смущенно уводя взгляд в противоположный угол.

- Нет?

Наглец расправил покатые плечи, пол истерично заскулил под тяжелыми шагами стремительно приближающего ко мне мужчины. Я испуганно вскочила на ноги, руки давно опустила, как только перелетела порог дома, и теперь мои влажные, холодны ладошки упираются в рифлёный пресс возбужденного Буча.

- Я знаю вас! - С неприязнью кинул новый знакомый, - вы на столько привыкли к насилию, унижению, что ноги сами раздвигаются при виде мужиков.

- Хочешь проверить? - Сломлено рычу я. Осознавая свою абсолютную беспомощность перед этим верзилой, последние силёнки из меня выбили еще утром.

- Ты хоть на меня смотри, - ехидничает Буч. Его выдержанная властная интонация, промораживает до костей. Пленив грубыми мозолистыми пальцами мою тонкую шейку, заставляет меня перетащит утомлённый бессонницей взгляд со стены на свою гадкую рожу. Язык не поворачивается назвать цвет его глаз небесно-голубыми скорее напоминают осмий. – Думаешь я на самом деле хочу засунуть в твою мерзкую дыру свой член?

- Буч! – Громкий женский голос резко окликнул недочеловека.

Окликнутый приподнял голову, но не оглянулся, его рука по-собственнически спустилась к горловине кофты припустив тугой замок до грудей, ноздри раздулись с насаждением втягивая кисловатый аромат моей кожи, - от тебя воняет! - С омерзением заявляет мне, утапливая в моих расширенных от ужаса зрачках своей нереализованный сексуальный потенциал. Затем поджав губы, отправляется к своему рюкзаку, брошенному у входа.

- Вы кого привезли, свиней? – возмущается пузатый коротышка, одетый в полосатую кофту и длинные шорты, изучающе бродя между трех десятков обнаженных молодых женщин с интересом сканируя наши усталые и чумазые тела.

- Нет сер, женщин, - заикаясь возражает перевозчик, указывая на длиннющий большегруз, стоящий за стольными воротами северного лагеря.

- Тогда почему от них воняет? – Недовольно морщит нос.

- Их же, - мужчина в недоумение сжал щуплые плечи, -всех выкрали. Мы не хотели нарваться на свинец, и прятали девок куда придётся.

Красная, возмущенная рожа моего будущего мужа зависла прямо передо моим детским личиком.

- От тебя воняет девочка, - рыгнул мерзавец, с наслаждением ощупывая мою грудь. Вернее грудную клетку. - Этот негодяй не причинял тебе боль?

Меня парализовал дикий ужас, я едва сообразила прикрыть промежность, когда нас вышвырнули из провонявшего дерьмом и рвотой кузова прямиком в огромную вонючую дерьмом лужу перед воротами, затем раздели до гола, выстроили в ровные шеренги завели на территорию лагеря.

За спиной жирного ублюдка росточком чуть ниже среднего, стоят десяток покрытих женщин. Их головы судорожно трясутся, а глаза извергают необъяснимый, непостижимый шок, отпечатавшийся на моем сердце самым болезненным клеймом.

Передо мной зависла круглая, морщинистая рожа лишенная каких либо скул, только красивые малиновые губы выделялись на фоне малюсеньких свиных глаз и рыхлых щек изуродованных оспой:

- Тебя там трогали? - обдает меня чесночным дыханием, касаясь кончиками жирных пальцев моей кисти прижатой к лобку.

Мне исполнилось девять. И тогда я ничего не знала о сексе.

- Нет, - испугано тряханула головой.

- Я осмотрю тебя! - Анна обтряхнула от сухой земли руки, вынимает из-под стола не большую дорожную сумку, двигается ко мне.

- Я упала! - Произношу шепотом, всматриваясь в пол, - здесь ничего осматривать. – потирая шею.

- И на что же ты упала?

Мягкий материнский голос женщины подкупает, но на хую Буча я вертела их заботу. Этих ребят я не знаю, и доверия к ним нет, особенно к блондину какой-то он импульсивный.

- Кем вы себя возомнили? – Искоса поглядываю на парня, стоящего ко мне спиной, тот сняв штаны натягивает на мясистую задницу, утрамбованную в красные боксеры, черное трико, в точь как мое. – Я наслышана о ваших методах выведения идеального человека. – Голос в сию же секунду осип. – Так какая разница с кем спать, с миротворцами либо дикарями?

Развернув ко мне стул, женщина в раскорячку присаживается на него, придерживая низ живота.

Черт, в пустом желудке забарабанило сердце, молча закусив губу, глубоко вздыхаю, неужели она беремена. В виске неприятно кольнуло, сдавив источник боли косточками ладони, в беспомощности смыкаю глаза.

- Во всем мире осталось менее 5-ти тысяч женщин, - с унынием продолжает дама, - человечеству грозит вымирание.

- Пять тысяч? - Ошеломилась я, - Вы перепись населения проводили.

- Можешь острить сколько душе влезет, - Переодевшись подает голос Буч, собирая свои тряпки аккуратно повешенные на спинке стула, где прежде сидел цыган. Засунув небрежно вещи в мешок, вынимает из кармана штанов сигареты и выходит на улицу.

- Мы хотим вам помочь. – Елейно запела женщина, оставшись со мной на едине.

- Помочь? – Судорожно тиская в пальцах стальные браслеты наручников, - чтоб нас трахали мужики с хорошими бицепсами и здоровым хуем? – Сухо выплюнула я, поднимая на женщину пылающие ненавистью глаза, - а тебя они насиловали? Бьюсь об заклад, к вам и пальцем не прикасались. Вы же особенная, не то что мы!

- Готовы? – Дверь с лязгом растворилась, на пороге возник могучий темный силуэт, объятой алыми лучами солнца, скользнувшими по полу вверх к стене, в которую я испуганно вжимаюсь позвоночником.

- Я не поведу вас. – Громко заявляю, жмурясь от яркого света, - Ищите другую крысу.

Мой отказ, прямой путь к смерти. Не смотря на прекрасное предложение родить пару тройку миротворцев, я выбираю ежедневное насилие и боль ради детей мирно существующие в лагере до своего совершеннолетия. Чего не могу сказать о кузнице славившая жесткостью и беспринципностью к свои идеалам, даже маленькие девочки у них становиться матерями.

- Думаешь мы в игры играем? – Клацнул пастью Роман. Протискивающийся между косяком и Диланом в дом.

- В мире, где анархия окутала каждый уголок, страх и отчаяние витают в воздухе, смешиваясь с гарью и пеплом сожженных городов, женщины вынуждены бороться за право на существования. Нас лишили оружия, собственных тел, порой мысли в черепушке, - стучу себя пальцем в лоб, - и те кажутся чужеродными. Но что вы никогда не заберите у нас – голоса! – Забубнила себе под нос. - Ваше спасение сладкая иллюзия, мы всего лишь сменим хозяина!

- Человеческий род на грани самоуничтожения, - Женщина отставила в сторону шершавую отёкшую ладонь, призывая Романа утихомирить пыл. – Миротворцы не враги - наш святой долг сохранить искру на этой жестокой, бездушной земле. Но сможете ли вы выжить в мире, где каждое утро приносит новые испытания и страдания? В кузнице о вас позаботятся.

- Стреляйте в лоб! – Не тушуясь объявляю, робко переминавшись с ноги на ногу. - Ненавижу боль! – Голос обреченно хрипнул, но не растворился в немой тишине.

Лицо взмокло, колени дрожат, в башке хоровод невнятного бреда, заглушающий собой потусторонние звуки. Прозябая в примирении со собственным безрассудным решение, не заметила уперевшийся в нежную челюсть ствол Буча, ах ты-ж черт, откуда успел взялся! Отрывая с пола глаза с отекшими от слез нижними веками, поджимаю губы.

- Тебе страшно? – С ненавистью заскреб зубами парень, аж эмаль посыпалась.

- Страшно, что имитировать с тобой придётся! – Показываю зубки, да они у меня есть, и достаточно острые.

Он аж в удивление приподнял белесы брови на лоб, но не растерялся, интересуясь с дьявольской улыбкой на устах: - Печень давно перестала болеть? – Сканируя мое напряженное лицо. Затем его большая пахнувшая мылом рука, держащая ствол оказывается на моей глотки, его предплечье моментально перекрывает кислород, вжимая в стену, будто я недостаточно в нее вжата. А другой, как следует размахивается, удар летит именно туда, где больше всего болит.

В глазах за долю секунды потемнело, рот наполнился кровью с яркими металлическим привкусом, колени не выдержали и подкосились, но мне не позволили упасть.

Отрезвев от мощного, поставленного удара настоящего миротворца, с трудом выдавливаю из себя: - Бьешь как девчонка, сплевывая кровь ему под ноги.

- Сука! – Скалиться мучитель, готовясь нанести мне очередной удар в лицо.

- Хватит! – Дилан ловко перехватывает кулак Буча в воздухе, - оставьте нас.

С облегчением, разомкнув зажмурившиеся от испуга глаза, со звуком выдыхаю.

Как я и думала Дилан – хозяин, этой чертовой псарни. Его команды не обсуждаются, и не подлежат сомнению.

все четверо, молча развернувшись выходят вон.

- Будешь давить на жалость, - обтираю кровь с лица опухшими кистями.

- Назови свое имя, - строго спрашивает.

- До полудня звали Луизой, - ерничаю я, - зови Эрика не обижусь.

- Как тебя назвала мать, - его взгляд, скользнул по моему лицу, задев каждый болезненный синичек и ссадину.

Наши матери родились в месте, где слово мир еще что-то значило. Потребовалось чуть больше двадцати лет, и от цивилизации, трепетно создававшаяся веками осталось паленая гарь и хаос. Люди разделились на стаи. Привилегированные кланы со своим законами, моральными принципами и желаниями подчинять и властвовать.

- Над, - заставляю себя перестать разглядывать его сложное, но безумно харизматичное лицо.

- ты трусиха, - заявляет, слегка раслобляя губы до невзрачной улыбки. – Предпочитаешь борьбе легкую смерть. Из-за боли, - смотрит на меня из под бровей, словно не понимая

- Боюсь боли? – Взвилась я. – Плохо ты знаешь чего я боюсь, - фыркнула наконец уводя взгляд в сторону.

- Я рискую своей жизни, и ребятами чтоб женщины и дети обрели свободу.

-И вместо крошечных писюнов дикарей, нас будут трахать миротворцы? Я не на грам не приближусь к этой присловутой свободе, а за одно обреку на сексуальное рабство сотни женщин и детей.

- Давай договоримся, - он протянул меня теплую сухую ладошку – заведи нас в лагерь, мы выведем всех женщин и ты сможешь уйти.

- Что вы сделаете с мужчинами? – моя рука почти дрогнула.

- Мы не завоеватели Над, - они остануся живы.