— Почему ты не убил его? — густые каштановые волосы рассыпались по плечам, когда скрепляющий их тяжелый гребень оказался в руках хозяйки.

Молодой мужчина легким, почти танцевальным движением преодолел разделявший их шаг и хотел было забрал из руки юной женщины гребень с острыми зубьями, способный поранить неосторожного человека, но красавица столь же неуловимым жестом спрятала роскошное украшение за спину, вынуждая того обхватить руками её гибкий стан. Несколько мгновений он пытался вырвать из ее руки гребень, но лишь оцарапал пальцы. Конечно, одолеть красотку он мог бы без труда, но, казалось, боялся причинить ей вред.

Капризная красавица, звонко рассмеявшись, вырвалась из объятий и, грациозно отскочив на пару шагов, поднесла ладонь ко рту. Она тоже оцарапалась гребнем и сейчас как кошка зализывала ранки на коже, одновременно лукаво и требовательно глядя на молодого человека. Гребень полетел на пол.

Молодой человек обмотал руку платком и молча смотрел на красотку.

— Почему ты его не убил?! Ты мог, я видела! — возлюбленный красавицы уловил нотку возмущения в голосе, но лишь усмехнулся снисходительно:

— Это королевская коррида, Марси*, а я не был приглашен, глупышка! Или ты думаешь, что я так безрассуден, что отправлюсь в крепость, вызывав раздражение короля, а тебя оставлю одну среди местных вертопрахов?

— Не одну, а с мужем! — надула губки капризная любовница, но, увидев складку на лбу молодого человека, поспешила оправдаться: — Не злись, ты же знаешь, он давно уже не может познать женщину, я принадлежу только тебе!

— Федерико ты тоже так говорила? — молодой человек развернулся так же резко, как заговорил, поднял с пола дублет, и, накидывая его на плечо, сделал шаг к двери, но выйти не успел — юная женщина загородила выход, а когда молодой человек попытался ее отодвинуть, внезапно впилась в его губы жадным поцелуем. Но, кажется, ревнивец не захотел ответить на ласку, потому что, оторвав от себя красавицу, всё же попытался выйти.

Тогда возлюбленная упала к его ногам, обняв колени с такой силой, что было очевидно — освободиться от объятий, не вывернув ей руку, было совершенно невозможно.

На миг оба замерли: он гневный, она на коленях у ног любовника.

— Ты не ответила на мой вопрос, — молодой человек намотал на руку тяжелый пучок волос, вынуждая красавицу смотреть ему прямо в глаза. Оба понимали, что достаточно одного движения руки, чтобы переломить ей шею… Но он всё-таки чуть разжал руку, продолжая тем не менее требовательно смотреть ей в лицо.

— Нет, конечно, нет, — резко и зло выпалила та вдруг и, в один миг извернувшись, подобно гибкому зверьку впилась зубами в руку человека, которого только что пыталась задержать.

Если молодой человек и прошипел что-то болезненное, то это длилось лишь мгновенье.

— Мой спаниель кусает сильнее, — усмехнулся любовник, гася возглас боли новой усмешкой, но, тем не менее, нежно коснулся пальцами сжатых губ возлюбленной. — Отпусти, я тебе верю, я не уйду, — он продолжал держать ее за волосы, но теперь мягко, а другой рукой уже ласкал ее кожу, так что женщина скоро приникла щекой к его ладони, потом, как раньше у себя, начала слизывать кровь с его пальцев, а потом коснулась, наконец, непослушной шнуровки.

Он легко поднял красавицу на руки и перенес на постель, бросил на расшитое покрывало… Остановился, на мгновенье залюбовавшись возлюбленной. Та лежала молча, закинув руки за голову, тихая, покорная, нежная... Но стоило ему сделать шаг — красавица села так резко, что от неожиданности он отпрянул. На этот раз уже она требовательно смотрела прямо ему в лицо. Игра ещё не закончена?

— Ты же принёс его! — задохнувшимся шепотом вдруг произнесла она, подбирая подол роскошно расшитой сорочки.

Улыбка, наконец, осветила лицо молодого человека, и он, как и четвертью часами ранее, отвернулся и сделал шаг к двери, но теперь любовница не падала ему в ноги, а наблюдала, не пытаясь даже скрыть торжество во взгляде, в то время, как любовник красавицы поднял с пола что-то более всего напоминающее гибкий хлыст.

Повернулся к красотке и так же, как та свой гребень, спрятал это за спину. Возлюбленная вмиг соскочила с кровати и теперь была ее очередь отнимать.

Еще несколько мгновений они боролись друг с другом, пока, наконец, красавица не одержала вверх, завладев заветным трофеем матадора.

Но ей не удалось разглядеть хвост во всех подробностях, потому что молодой человек вновь поднял ее на руках и на этот раз не стал относить свой вечерний трофей в кровать…

Потом были вино и апельсины, и виноград. Они кормили друг друга с ладоней, сидя на полу, как обыкновенно любят сидеть дети, и беззаботно смеялись над своими ранами.

— Нет ни одной женщины в Вальядолиде, которая не мечтала бы отдаться тебе сегодня, — шептала она всё тем же жарким шепотом, каким требовала от него трофей, отпивая вино из кубка и стараясь губами прикоснуться к тому же краю бокала, что и он. — Но ты пришел ко мне… Ты мой навсегда!

Он слушал эти речи, лежа на ковре и подпирая рукой голову, и размышлял, что Федерико был прав, предусмотрительно захватив с собой знак королевской милости.

Она сняла свою сорочку и поднялась на коленях перед ним, как никогда не делала раньше, и в отсветах огня камина ее тело казалось выточенным из мрамора, и это тело принадлежало ему… навсегда…

Она все-таки надела рубашку, но это была его рубашка, и она жадно вдыхала его запах, вновь становясь похожей на кошку, а когда он захотел вернуть себе одежду, помотала головой и вдруг заплакала. Он все-таки снял с нее свою рубашку, бережно и осторожно, как это делают монахи с больными, осыпав взамен ее тело поцелуями, так что она перестала рыдать и снова приникла к нему, отдаваясь уже просто и бесхитростно, как будто они были первыми людьми, сотворенными Всевышним.

Рассветные лучи пробрались сквозь неплотно притворенный ставни, и с улицы кто-то свистнул звонко и заливисто.

— Птицы поют, пора, — задумчиво протянул молодой человек, приводя в порядок свою одежду, делаясь вдруг холодным и отстраненным. — Нет, — он поднял руку, останавливая красавицу и не давая ей более подойти и пресекая ее попытки помочь. — Нет, Марси, иначе я не смогу уйти от тебя, не смогу … А твоя прислуга скоро придет будить тебя к заутрене.

— Но ты же ещё придешь до отъезда?

Она смотрела на беспорядок, совершенно не подобающий спальне благородной донны, и не видела ничего, кроме своего любовника, который уже сидел на подоконнике, явно намереваясь именно таким образом покинуть заветную комнату.

— Маркиз не вернется ещё долго… — закончила она почти шепотом и уже, кажется, не надеясь, что ночной гость услышит ее последние слова, добавила:

— Почему ты не убил его?

______________________

* Мы знаем, что из ласки испанцы не сокращают имена, а удлиняют, так что считайте это авторским произволом.

Загрузка...