Ангел-хранитель

Я все-таки умер. Сбылась мечта идиота. Как меня утомила эта жизнь, рассказать кому, не поверят. А теперь все, кончилось. Я висел под потолком комнаты и рассматривал валяющуюся на полу тушу. Опрокинутое компьютерное кресло, раскинутые руки, свалившийся набок необъятный живот, застывшую на лице гримасу последней боли. Ну да, прихватило неплохо под конец. Сердечко, что же еще. Приступы бывали и раньше, но тут как взяло, да так и не отпустило. Ни вздохнуть, ни, я извиняюсь, пукнуть. Подергался на полу и готово. Теперь вот вишу под потолком, жду. Правдой ли были те рассказы переживших клиническую смерть и прочих коматозников, или нет. А нет, кажется не врали они. Рядом со мной открылся черный зев туннеля. Тянет меня туда со страшной силой. Ну а зачем сопротивляться? Карьера беспокойного призрака меня не привлекает. Поехали…

Поначалу летел один, потом тоннель расширился, появились попутчики. Серебристые полупрозрачные шары летят рядом. По-видимому я такой же, сам себя не вижу. Ну и вот, ехали мы ехали и наконец приехали. Пустое черное пространство и горящий золотом круглый портал. И все мои попутчики потоком устремляются в него. Никогда не любил толпу и стадное чувство. Так что выбрался из потока, отлетел в сторону. Присмотрелся к этой золотистой дыре. Словно окно, круглое и будто бы из жидкого золота сделанное. Всмотрелся по-внимательнее, смотри ты, описание проступило. «Очищение». Все накопленное списывается в ноль. Грехи там, или наоборот, добрые дела, не важно. И чистой душой на новый круг.

И все? Нет, не пойдет. У меня не самая лучшая личность получилась, но вот так, списать все в утиль? Жалко. А какие у нас варианты есть? Принялся осматриваться. И обнаружил неподалеку еще одно окно портала. Красное. Багровое, я бы сказал. Подлетел к нему. Тут народу поменьше. Всего-то с десяток душ тусуется. Присмотрелся к этому порталу. «Чистилище». А что делает, куда посылает, не понятно. Потом понял постепенно, надо чиститься, тогда и станет ясно. Я аж зажмурился, страшно. Так было, когда я, домашний мальчик, пошел в армию. А была не была. Подлетел поближе и пристроился у портала. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом нахлынуло…

...Вот я спер котлету. Лет восемь мне наверное. Совсем недавно ужинали и я не голоден. Но желание неодолимо. Родители смотрят телевизор в большой комнате, а я на кухне, у холодильника. Нежно, по чуть-чуть, что бы не дай бог, не звякнуло, открываю дверцу и придерживая ее локтем, приподнимаю крышку. Скользкая котлета в руке. Теперь все на место и быстренько в туалет. Заперся и принялся жрать. Потом еще и пальцы облизал. Почему-то спертая котлета имеет совершенно иной вкус.

А вот шарю в карманах папиного пальто. У него много мелочи. Если часть экспроприировать, он и не заметит. Спер шариковую ручку в магазине. Зачем? Непонятно. Попался. Вызвали отца. Украл у бати трешку. Он копил на трансформатор. Купил мороженое, а сдачу зарыл в снегу, в сугробе. Еще и крестик нарисовал, чтобы точно найти. Был порот, с формулировкой, за идиотизм. Деньги не нашел естественно. Снегопад. Лень и обжорство. Стащить конфету и завалиться с книжкой на диван. Все, предел мечтаний. А еще… Не, не, про это не надо. Может лучше про то, как тырил пятачки в метро с помощью бумажного стаканчика из-под мороженного. Или как бездумно и бесцельно прогуливал лекции в институте. Нет, не слушает оно меня. Словно вал мутной морской воды накатило воспоминание и захлестнуло с головой. Я еще попытался побарахтаться, но где там. Смирился и отдался потоку.

Детки захотели собаку. Что бы мне дураку спустить дело на тормозах. Мол семья большая, квартира маленькая. Нет, пошел на поводу. Это же детки жены, нужно ведь доверие завоевывать. Идиот. На моей работе как раз, овчарка ощенилась недавно. На нашем мясокомбинате они, эти овчарки, работали в охране. Бегали в решетчатом коридоре вдоль забора. По замыслу начальства, боролись с несунами. Договорился с охраной, выдали мне одного щеночка. Принес домой. Ну там конечно восторг, детки сюсюкают, тискают. А ночью беда. Малыш скулит и воет. Спать невозможно. Одну ночь, другую, третью. Смотрю, семейство уже не радо. Ну, что же поделаешь, надо избавляться. Утром сунул его в мешок и спустился к замершим прудам. Кинул в сугроб, да и потопал на остановку автобуса. И все, дело в шляпе. Дома сказал, что вернул щенка маме, на работе, что отдал мол знакомому собачнику. Почему и вправду не вернул назад, бог весть. Застеснялся чего-то. Лет десять потом не вспоминал про это. А после нет-нет, да и приходит во сне. Мешок этот в сугробе, блин. И сейчас нахлынуло. Аж мороз продрал до костей. Хотя какие у меня кости сейчас, шар прозрачный и боле ничего.

И пошло и поехало, словно плотина открылась. Хлынуло все разом, да вперемешку. Армия, арктический холод и ненавистное лицо гада Савченко сквозь горячечное бредовое видение. И без перехода развод с женой, отъезд за рубеж. Обещания не забывать и помогать по мере сил. И как дал себя уговорить, что мол не родные они, а значит и нечего переживать. Так и не переживал, что самое интересное. Задвинул в уголок памяти и гори оно синим пламенем. А теперь, словно кто-то размешал поварешкой варево в котле. Зачерпнул со дна, взбаламутил. А я-то себя еще приличным человеком считал, надо же…

Сколько времени продолжалось это бурление говн, не знаю. По ощущениям, вечность. Но, все что имеет начало в нашем мире, имеет и конец. Схлынуло наконец-то, отпустило. Я обнаружил себя висящим перед багровым порталом. Теперь можно было понять, что он делает. В новую жизнь, со старым сознанием. Типа, дальше развивать. Я даже отплыл от портала подальше. Вот с этим всем, и снова? Нет, не хочу. После пережитого впору туда, в золотой бросаться. Стираться к чертям. Жалко только перенесенных мучений. Я осмотрелся по сторонам и, о чудо! Неподалеку обнаружился еще один портал, белый. А раньше-то его не было видно. Намек был очевиден и я погреб к нему. Вот здесь уже никого не было. Один я, одинешенек. И белое пятно во тьме. «Обретение». Была бы рука, махнул бы ей. Была не была, и двинулся к порталу…

И пришла боль. Но не просто боль, а Боль. С большой, огромной буквы. Казалось бы, чему болеть? Тела ведь нет. А вот поди же ты. Болит, крутит, ломит, свербит. Да еще неравномерно так. Накатит ослепительной вспышкой, потом попускает ненадолго. И опять и снова. После очередной такой вспышки выбило на какой-то новый уровень восприятия, похоже. Казалось мне, будто бы гигантские ладони катают шар моей души между собой. Как я в детстве катал шарик пластилина, слепленный из разноцветных кусочков. До тех пор, пока он не становился одного цвета. Вот и я в этих ладонях катался теряясь и смешиваясь, пока не превратился в аккуратный белый шар. Последним воспоминанием стал толчок в сторону белоснежного портала и голос в голове.

—Иди в мир, ангел.

***

—Энджи, пора вставать, сынок. — Элен заглянула в комнату сына. Дождалась пока тот покажет заспанную физиономию из-под одеяла и улыбнется своей первой, утренней улыбкой.

—Я встаю, мама.

Женщина заулыбалась в ответ, прикрыла дверь и устремилась к лестнице на первый этаж. На кухню. Продолжать готовить завтрак. Она ловко переворачивала очередной блинчик на сковороде, когда прошлепали легкие шаги и тонкие руки сына обняли ее. Он прижался к спине матери на мгновение, шепнул, «люблю тебя, мама» и присел к столу.

Энджел стремительно расправился с яичницей, потом полил кленовым сиропом толстые блинчики, свернул один, сунул в рот. Отпил немного молока из стакана. Поймал взгляд родительницы с другого конца стола, улыбнулся ей. Та млела от счастья. Парень покончил с едой, допил молоко и унесся наверх, собираться в школу. Элен все сидела глуповато улыбаясь, подперев щеку рукой.

Какой мужичок получился, думала она, девичья погибель. Стройный, красивый. Светлые волосы, голубые глаза. А уж улыбка какая… Простучали шаги и тот, о ком она думала появился перед ней снова. Уже одетый, с большой сумкой через плечо.

—А шапку, шапку забыл!

—Да тут идти-то, всего-ничего. Пока, мам.

—Счастливо сынок.

Проводила глазами, послушала звук хлопнувшей двери, вздохнула. Налила себе чаю, улыбнулась. Это становится ежедневным утренним ритуалом. Проводить сына и окунуться в воспоминания. Ненадолго, пока время есть. Но ведь правда счастье же. Вот уж кому подходит имя, так это ему, сыночку. Как только родился, она сразу поняла, Энджел и никто другой. Как он ковылял по дому, пока был маленьким. Легкие словно пух светлые волосики облаком плывут вокруг головы, огромные голубые глаза и улыбка. Боже мой, он уже тогда улыбался совершенно по-особенному. И ощущение искристого смеха, что наполнял весь дом. Даже Питер, супруг, сухой и сосредоточенный мужчина начинал смеяться, глядя на это мелкое чудо. Да уж, Питер. Элен вздохнула, отпила из кружки. Было время, она считала свой брак ошибкой. Потом смирилась, иначе не было бы ангелочка. Просто испугалась тогда, что просидит весь век старой девой. А тут подвернулся он, местный страховой агент. Серьезный, немногословный мужчина. К тому же он был существенно старше. Ну а куда деваться. На безрыбье-то…

И неплохо жили в общем. Дом у нее свой, доставшийся от родителей, в наследство. По крайней мере платить кредит банку не нужно. Муж мотался по округе, искал клиентов. Зарабатывал не то чтобы много, но на жизнь хватало. Потом сын подрос. И случилось чудо. Глава семейства выиграл на бирже. Он и раньше поигрывал, без особого, впрочем, успеха. А тут, бац. Сорвал куш. И пошло, поехало. Потом собрал вещички, погрузился в машину, отбыл в Нью-Йорк. Через половину года вернулся на шикарном лимузине, в сопровождении роскошной спутницы. Заселился в гостиницу, подал на развод. Вернее сказать, на развод он раньше подал, а приехал на слушания. Хорошо, что Элен послушалась своего адвоката и не согласилась на ускоренный процесс. Потребовала полного раздела имущества. Эта процедура заняла время и силы, но как показали дальнейшие события, была верной. С нувориша семье перепали пара миллионов долларов. После чего счастливый покоритель биржевых вершин отбыл. И меньше чем через полгода разорился в хлам. Пытался брать кредиты, требовал с них деньги. Пришлось даже полицию вызывать. Они с Энджи к тому времени зажили душа в душу, и никто лишний им не был нужен больше. Совершенно. Но вот что удивительно. Тогда, в конце бракоразводного процесса, Питер прошел мимо сына, небрежно кивнув на прощание. А Энджел смотрел ему вслед. И больше не улыбался. Глядел сузив глаза, с каким-то недобрым прищуром. А бывший отец выскочил на улицу, обнял красивую брюнетку, уселся вместе с ней в спорткар и отбыл. Мальчик посмотрел на мать и улыбнулся. Потом погладил ее по руке.

—Пойдем домой?

Женщина посмотрела на часы, завозилась. Выбралась из-за стола, сгрузила посуду в раковину. Потом мыла тарелки, прикидывала, не засиделась ли. По всему выходило, что успевает. После подкрасилась, оделась, двинулась открывать кафе.

Вот тоже, кафе. Сынок уговорил открыть. Сама бы она не рискнула, нипочем. Но деньги у них были и помещение освободилось. Закрылся итальянский ресторан напротив мэрии. И то сказать, ну какой фешенебельный ресторан в их крохотном Гарден-Сити. Кто будет обеспечивать доход? Тут ведь попросту нет столько народа. А вот кафешка оказалась к месту. Кофемашина, электрический чайник и выпечка, которую поставлял мистер Берман. Владелец городской пекарни. И постепенно кафе «У Ангела» превратилось в эдакий местный клуб по интересам. Приходили местные кумушки, поболтать и поделиться новостями. Пожилые леди из старых семей. Оккупировали по вечерам столик в углу. Пили чай и играли в домино. Да и просто заходил народ. Посидеть, погреться, полюбоваться на картины. Тоже Энджела работы. Он рисовал в карандашной манере. Виды города, фигурки людей. Все черно-белое, схваченное цепким глазом. И только некоторые фигурки очерченны тонким цветным контуром. Словно сбой печатной машины в типографии. И это придавала картинам сына какую-то особенную загадочность. И была еще одна картина. Выполненная в совершенно другой манере. Она висела над стойкой. Большая и странная. Там, на картине была беззвездная чернота и серебряные шары, что потоком устремлялись в золотой круг. Казалось бы обычная абстракция, но вот пробирала эта картина прямо до костей. Словно забытое что-то шевелилось в душе.

Она успела вовремя. Фургончик пекарни уже стоял у дверей. Мистер Берман перекуривал у входа. Судя по величине сигареты, он только подъехал. При виде Элен, мистер Берман покраснел привычно, затушил сигарету, покашлял в кулак. Потом помог занести выпечку на подносах. Часть, полуфабрикаты, загрузили в холодильник. Другую поставили в стойку у печи. Теперь, всего несколько минут, и можно будет насладиться свежими круассанами, или чем другим, в зависимости от пожелания клиента. Мистер Берман хозяйке кафе нравился. Видный мужчина средних лет. И Энджи намекал, что не против такого отчима. Элен вздохнула, похоже было на то, что процесс сближения надо брать в свои руки. Иначе дальше вздохов дело не пойдет.

Пекарь уехал, а через половину часа явился мистер Хатчинс, местный шериф. Вот уж по кому можно было часы проверять. Каждый день, ровно в половину десятого. Колокольчик над дверью звякнул, шериф затолкал в прорезь деревянного ящика на входе пятерку, прошел к стойке. Там его уже ждал стакан капучино и блюдце с пончиками. Вот тоже придумка Энджи. Вместо кассы, та впрочем тоже была в углу стойки, поставить ящик на входе. И пусть каждый вносит столько денег, сколько может, или хочет. Монетка от школьника, или купюра от взрослого, не важно. В результате все равно получалось изрядно. А насколько меньше возни с бухгалтерией.

Потом явились подруги. Этих распирало от новостей, как обычно. Уселись возле стойки, вцепились в чашечки с американо и давай трещать. В стране, по их словам, черт те что творилось. Черные за права борятся, памятники исторические крушат. Ужас в общем, мрак. А у них здесь тишина. И то сказать, городишко у них крохотный. Затерявшийся в предгорьях Адирондак. И все эти пертурбации стороной обходят. Оазис спокойствия прямо. Дамы допили свой кофе, умчались по делам. Элен расслабилась на своем табурете за стойкой. Скоро ланч, набежит народ из мэрии и больницы. А пока можно и дух перевести немного…

Волна алчущих горячего кофе клерков накатила привычно и схлынула. Много времени это не заняло. Суетливо несколько, но не более того. Постепенно приближалось то время, что Элен любила более всего. Прихромала миссис Робинсон. Высокая и сухая, словно вяленая рыбина. Хозяйка помогла ей раздеться, усадила за стол в углу. Снабдила толстой кружкой с забеленным чаем, блюдцем с горячей булочкой. После еще заглядывали посетители. К миссис Робинсон присоединилась подруга, миссис Хаксли. Дамы неторопливо пили чай, посматривали в окно, на заснеженную улицу, ерзали нетерпеливо. Ждали третью товарку, миссис Томпсон. Та сегодня задерживалась.

А потом, наконец, звякнул колокольчик и появился Энджел. Как обычно, в сопровождении свиты. Девчонки всегда вились вокруг него, но Энджи не давал преимущества никому. Дело доходило до драк среди поклонниц. А потом, потом четверо из них смогли договориться и образовали эдакую свиту. Отпугивая остальных. Вот и сейчас, компания проследовала к своему привычному, ближайшему к стойке столу. Парень улыбнулся матери, отчего у той сразу потеплело внутри. Повесил куртку на спинку стула, сел. Одна из девиц,, Сара вроде, метнулась за стойку. Загудел кофейный аппарат, зашумела печка. Все шло как обычно. Девицы щебетали. Сын, отстраненно улыбаясь, рисовал в большом блокноте. Потом две девушки из свиты сбегали на улицу. Помогли миссис Томпсон преодолеть заснеженную улицу. Усадили ее в угол, к товаркам. Там немедленно защелкали костяшки домино, старческие голоса вскрикивали что-то азартно…

Они добрались до дома около десяти часов вечера. Разделись, устало повалились кто куда. Энджел на диван, Элен в любимое кресло. Посидели в тишине, отдыхая. Потом женщина сходила на кухню, заварила крепкого чаю в фаянсовых кружках, составила на журнальный столик, снова села. Сцепила руки. Надо было поговорить, откладывать не имело смысла. Вот только страшно было начинать.

—Энджи?

—Да, мама?

—Ты уже спланировал будущее? Колледж, куда поступишь после школы, будущую специальность? — Элен внутренне напряглась. Она знала, что счастье не может быть вечным, но в глубине души надеялась на чудо. И ответ сына ее одновременно удивил и обрадовал.

—Я не поеду никуда. Я договорился, после школы меня берут в мэрию курьером, на полставки. Для налоговой хватит, а так, буду дальше заниматься рисованием. Ну и основной своей работой тоже.

—А что такое, «основная работа», сынок?

—Я хранитель, мама. Пока меня хватает только на наш городок. Со временем, кто знает, может быть стану сильнее. Ты сама, вспомни, когда ты в последний раз подворачивала ногу? Или палец порезала во время готовки? Не помнишь? Вот то-то. Тоже самое и с отцом получилось. Я тогда только научился метки ставить. Ну и поставил. На тебя и на него. Он сразу же перестал глупые ошибки делать, ну и сорвал тот куш. Вот только интерпретировал он свою удачу не правильно. А после развода я с него метку и снял. Ну и результат не замедлил сказаться.

—Вот оно как…

—Ну да, а как иначе. Ты, мама, федеральные новости посмотри. Черные бунтуют по всей стране, энергетический кризис, «корона» повсюду. А у нас, тишь да гладь. Шериф с помощником со всем справляются. В больнице тихо, гидростанция наша в горах спокойненько работает и город обеспечивает. Думаешь почему так? А это все я. И, кстати, посмотри, будь добра, что у меня там чешется на спине. На лопатках, сил нет терпеть уже…

Обмирая от страха и надежды, Элен подошла к сыну, запустила ему руку под свитер, нащупала гладкую, теплую кожу. Подняла взгляд и обнаружила шкодливо улыбающегося Энджи.

—Ты поверила!

—Ах ты же… Значит и остальное тоже?

—А вот остальное правда, мама!