«И спит в лесу дремучем ангел. То ли дитя невинное, то ли нежить…»


***

«Ангел проснулся…» — прочитала в контакте Алёна и украдкой взглянула на правую ладонь. Кровавая капля проступила на крошечном шраме, который за годы стал почти незаметным.

Внутри похолодело — сбылось то, чего Алёна больше всего боялась.

Она размазала кровавую каплю по коже, но на шраме выступила ещё одна…

Сообщение прислала Лидка, школьная подруга, с которой она не виделась и не списывалась много лет. Лидка написала и тут же вышла в оффлайн. Никаких объяснений, никаких деталей, ничего. Но и этих двух слов, что она написала, и капли крови на ладони, хватило, чтобы Алёна вскочила с постели и начала одеваться.

— Ты чего?

Алик проснулся, приподнялся на локтях. Он всегда чутко спал, и эта ночь не стала исключением.

— Мне пора, — коротко ответила Алёна, стараясь не глядеть ему в глаза. Можно было, конечно, всё рассказать, облегчить душу, но когда-то давно она пообещала, что будет держать язык за зубами.

— Это не терпит утра? — осведомился Алик. Его карие глаза влажно блестели в свете ночника. Губы сжались в тонкие полоски. Он никак не думал, что она может вот так сорваться с места ни с того, ни с сего, посреди ночи. И ему явно был неприятен её побег.

Она постаралась, чтобы голос не дрожал:

— Да… так нужно…

— Всё хорошо, Алён?

— Да… всё хорошо…

Она схватила сумочку, закинула туда телефон и сигареты. У двери спальни чуть задержалась:

— Я позвоню… не беспокойся…

Он улыбнулся, делая вид, что всё хорошо. Алёна невольно залюбовалась его голым торсом. Алик был красивым мужиком и хорошим любовником. И может, стал бы её мужем, если она родила ему ребёнка. Вот только она не могла забеременеть.

Алёна послала воздушный поцелуй, чтобы Алик хоть немного отошёл.

— Не вставай, я захлопну дверь.

— Хорошо, зайчуш… не забудь позвонить или написать.

Она ничего не сказала, хоть и терпеть не могла, когда он обращался к ней не по имени. От всех этих мимимишных «зайчуш», «малышек» и прочего у неё начинало дёргаться левое веко. Но сейчас это не имело значения. Алик отошёл на второй план, так же, как и дела в клинике. Алёна написала администратору, чтобы отменила все приёмы на ближайшие пару недель. Запоздало подумала, что писать ночью не очень-то прилично, но сообщение уже ушло...

Лифт не работал. Она быстренько сбежала вниз по ступенькам.

Улица встретила мелким моросящим дождиком, прохладой летней ночи, ветерком.

— Ну что, подруга, удачи тебе! — сказала Алёна сама себе и села в автомобиль.

Через час она уже была на трассе. Мчалась в деревню, где родилась и выросла, со скоростью, которую никогда себе не позволяла. Руки вцепились в руль так, что костяшки пальцев побелели. Глаза сосредоточенно глядели на дорогу. Правая ладонь начинала зудеть.

Дворники лениво размазывали капли дождя по стеклу.

Трасса была пустынна ночью. Лишь изредка с грохотом мимо проносились фуры, да проезжали легковушки. А вскоре, когда Алёна свернула с федеральной трассы на просёлочную дорогу, то вовсе наступила тишь. Ни одного автомобиля. Никого. Ночь, лес и поле.

Алёна сбавила скорость, включила магнитолу. Мысли крутились в голове одна противоречивей другой. Хотелось плюнуть на всё, развернуться обратно. Но…

«Ангел проснулся…» — от этой мысли внутри всё сжималось, а в глазах начинало щипать…

В лобовое стекло что-то шмякнулось.

Она едва не выпустила руль. Резко затормозила, вышла из машины. По стеклу лобовухи растеклось кровавое пятно, прилипло немного пуха. К горлу Алёны подкатила тошнота. Но не от отвращения, а от жалости.

Маленький трупик распластался на капоте. Алёна осторожно взяла в руки мёртвую птаху и подула. Ничего не произошло, птица не ожила. Ещё бы, ведь Алёна — не Ангел…

…На вид ему было лет восемь или девять, светловолосый и голубоглазый, щуплый и болезненно-бледный, несмотря на жаркое лето. Он появился словно из ниоткуда, взял в руки трупик птички и осторожно подул на него. А потом подкинул крошечный комочек из переломанных косточек и перьев. Птичка, уже целая и невредимая, взлетела и, чирикая, уселась на ветку дерева. Три девчонки, свидетельницы сего чуда, изумлённо переводили взгляды с птицы на мальчика. Он улыбнулся и сказал, что сделал из плохого хорошее. Тася виновато потупила взгляд. Именно она раздавила птицу, переехала велосипедом. Лидка от восхищения разинула рот. У Алёны в голове пульсировала мысль — так не должно быть, это неправильно…

Алёна вздохнула. Тогда, двадцать лет назад, они и представить не могли с кем познакомились. Они наивно полагали, что странный мальчишка из соседней деревни, приехал в гости на лето, поэтому такой бледный. Были восхищены чудесным исцелением птицы, считали его маленьким Иисусиком…

Они ошибались. Людям свойственно ошибаться...

***

В деревню Алёна добралась к пяти утра. К этому времени дождь закончился, и на небо вылезло солнце. Ещё лениво-тусклое после дождя, но уже ласково-пригревающее.

Деревня почти не изменилась. Всё было так же, как и много лет назад, когда она уезжала. Разве что, если приглядеться, домов с заколоченными дверьми и ставнями стало больше. Люди покидали деревню, перебирались в другие места, подальше от непроходимых лесов тайги, подальше от её тайн.

Сердце защемило от сладкой боли, от ностальгии — когда-то Алёна была счастлива здесь и никуда не хотела уезжать. Лес был, что второй дом. Речка лучше всякого моря. Но всё меняется. Поменялась и Алёна. Единственное, чему она осталась верна — клятва. Клятва, что она вернётся, когда будет нужно.

Дом Лидки встретил покосившимся забором, облупившейся краской на стенах. Сама Лидка сразу же вышла к ней, будто бы не спала всю ночь и ждала, когда она приедет. Возможно, так оно и было.

Обнялись, поцеловались. Лидка похудела, осунулась, и если бы не яркие зелёные глазищи, то Алёна её и не узнала. На странице в контакте она выглядела иначе. Стройная, подтянутая, свежая. Сейчас же перед ней стояла уставшая, болезненного вида женщина.

— Где Тася? — спросила Алёна.

— Пойдём.

Прошли в дом. Лидка поставила чайник.

— Тебе чай или кофе?

— Лучше кофе.

— У меня только растворимый.

— Всё равно.

Чайник на плите надрывно засвистел через несколько минут. Алёна вздрогнула, виновато улыбнулась. Кинула взгляд в окно. Солнечный свет заливал дворик Лидки. Вполне уютный, если не считать покосившегося забора. Везде цветочки, грядки. Не хватало только мужской руки. И почему Лидка не вышла замуж?

— Тася пропала, — сказала Лидка, разливая кипяток по чашкам.

— Но… мы ведь… не…

— Знаю…

Лидка тяжело вздохнула. Достала бутылку, плеснула в стакан мутной жидкости. Залпом опрокинула в себя.

— Не смотри так на меня, — сказала она, заметив осуждающий Алёнин взгляд, — ты свалила отсюда после школы, а мы с Тасей остались…

— Но ведь… мы … вы сказали, что ничего страшного если я уеду… что обряд нерушим… клятва она…

— Да не оправдывайся ты!

Перебила её Лидка и махнула рукой, уставилась в одну точку. Алёна закурила, пуская кольца дыма. Она не хотела бросать подруг, но ей хотелось быть, как все нормальные люди…

…Три девочки, три подружки-одноклассницы, стояли, держась за руки. Они напевали песенку, которой научила их ведунья. Старались, чтобы голоса звучали бодро и не дрожали. Получалось. Вот только внутри кишки сворачивались в тугой узел от ужаса. Мальчик быстро осоловел и уже тёр глаза руками. А потом сошёл с тропы и двинулся вглубь леса, в сторону, которую старались обходить стороной местные жители. Ноги его заплетались друг о друга. А девочки шли за ним, так же держась за руки и напевая песенку. Отнюдь не колыбельную, а звонкую, о том, что нежити нечего делать среди людей, что пора уснуть ей сладким сном…

— Всё так же дымишь? — спросила Лидка.

Алёна вздрогнула от неожиданности. Она курила с седьмого класса. Не раз пыталась бросить, но все её попытки были безуспешны.

— А я вот, Алёна, пью иногда. Не всегда, а когда совсем невмоготу, — сказала Лидка и налила себе ещё немного.

— Расскажи про Тасю, — попросила Алёна.

Лидка помолчала, а потом всё-таки нехотя ответила:

— Нечего рассказывать… Пропала… А потом вот…

Лидка показала ладонь. На маленьком шраме, таком же, как у Алёны, алела капелька крови. Знак, что Ангел проснулся.

— Ты уже видела его?

— Нет, — мотнула головой побледневшая Лидка.

«Какой же он теперь?» — подумала Алёна, почувствовав, как по спине, вдоль хребта, прошёлся холодок.

***

Через час они уже брели по лесной тропинке, отмахиваясь от надоедливого комарья. До избушки, в которой жила ведунья было всего несколько минут ходьбы. Вот только Алёне казалось, что они никогда не дойдут. В голове вертелся вопрос — сколько ж лет ведунье? Когда они были детьми, она уже была древней старухой. С трудом верилось, что она ещё жива.

— Жива. Люди говорят, — уверяла Лидка, бодро шагая чуть впереди Алёны. И она оказалась права.

Ведунья вышла из избушки. Всё такая же сухонькая, маленькая, в платочке — с виду самая обычная старушка. И будто бы вовсе не было всех этих лет. Лидка и Алёна почувствовали себя двенадцатилетними, растерянными девчонками, незнающими что им делать и что говорить. Чертовски не хватало Таси с её решимостью. Именно она предложила идти за помощью в лес, к старухе-ведьме. И из их троицы Тася была самая сильная и смелая.

— Ангел проснулся? — первой осведомилась ведунья и покачала головой. Её блеклые голубые глаза пристально смотрели на них.

«Помнит нас, несмотря на возраст…» — подумала Алёна. А ведь они выросли, изменились. Из сопливых девчонок превратились во взрослых женщин. Но видимо, ведунья помнит лица всех, кто побывал у неё когда-либо, и годы не имеют никакого значения.

— Что делать, бабушка? — подала голос Лидка.

Ведунья огляделась по сторонам:

— Третья-то, самая боевая, где?

— Нет её, сгинула, — ответила Лидка и потупила взор, будто чувствовала себя виноватой в том, что не доглядела за подругой.

Ведунья повела ладонью по воздуху, рисуя невидимый символ. Её глаза на миг сверкнули голубым огнём. Она зашептала, глядя куда-то в сторону:

— Нет, жива она. Идите к оберегам, к алтарю, где колыбель Ангела. Я дам мешочек с золой печной, мешочек с травами. Держитесь за руки, не поддавайтесь слабости, когда будете петь ему. Сильными будете — уснёт Ангел, а нет — то…

Ведунья резко замолчала. Взгляд её потускнел, и из ведьмы она превратилась в обычную старушку, что живёт в одиночестве в лесу. Она неподвижно стояла минуту или две, а потом ушла в избушку за травами.

— Всё идите, девки… — сказала она, вручив им заговорённые мешочки.

Они побрели прочь, не оглядываясь, как и сказала им ведунья. Она же бормотала им вслед непонятные слова. Но и Лидка, и Алёна знали — так нужно, каждое слово сказано не зря и обладает магической силой.

***

Они сразу направились к колыбели. Лесная тропа петляла между кустами и вековыми соснами и елями, уводила всё дальше и дальше от деревни, в самое сердце тайги. Алёна от волнения скурила уже полпачки сигарет, и теперь в горле противно першило. Хотелось развернуться и трусливо сбежать от призраков прошлого, зажить обычной жизнью. Вот только клятва, данная в детстве, останавливала её. И ещё осознание того, что скрываться от Ангела нет никакого смысла. Он найдёт и заберёт своё, где бы она не была. И уж лучше сгинуть сейчас, в чреве леса, нежели мучиться в ожидании.

— Ничего, Алёнка, не боись, сейчас найдём Тасю. Усыпим Ангела, и ты можешь возвращаться.

Голос Лидки звучал бодро. То ли она была так уверена в победе, то ли выпитый алкоголь придавал смелости.

Шрам на ладони Алёны закровил сильнее. Тягучая капля стекла с кончиков пальцев на землю, усыпанную иголками. Алёна закусила нижнюю губу от боли. Они были уже близко, она даже чувствовала смрадный душок Ангела — еле уловимый запах запёкшейся крови и гнилых цветов.

— Ерундовое дело, Алён. Споём ему и вернёмся каждый к своей жизни… — продолжала говорить Лидка, вот только голос её с каждым сказанным словом звучал всё тише и менее уверено. Наверно, напускной оптимизм сдувался.

— Каким он выйдет к нам? — тихо спросила Алёна.

Лидка развернулась к ней лицом, смерила насмешливым взглядом:

— Страшно, да?

— А тебе нет?

Лидка передёрнула плечами. Достала из кармана фляжку, сделала большой глоток.

— Чему быть того не миновать… — еле слышно прошептала она.

«Конечно…» — съязвила про себя Алёна.

… От облика невинного мальчишки Иисусика не осталось и следа. На бледном личике проступили трупные пятна, голубые глаза потемнели, губы растянулись в зверином оскале. Ноги Алёны словно окаменели, вросли глубоко в землю. Она крепко сжимала влажную ладонь Таси. В мозгу билась паника, но Алёна не могла сделать и шага назад. Она, не отрываясь, смотрела на Ангела, на то, как он вспарывает живот медведя, достаёт оттуда внутренности и перекатывает их в руках, как игрушки, при этом звонко смеясь. К горлу подкатывала тошнота. Ещё немного и она согнулась бы пополам, попрощалась с завтраком. Что случилось с милым мальчишкой, оживившим птичку? Или это было всего лишь приступ доброты, попытка втереться им в доверие чтобы потом… Алёну прошиб пот. Перед глазами замелькала картинка, как Ангел стоит на коленях, а рядом дёргающееся в конвульсиях тело человека.

Это уже было или только будет?

— Твоё самое заветное желание, Алёна? — спросил Ангел грубым, искажённым голосом…

— Прорвёмся! — Лидка дружески похлопала её по плечу, отчего Алёна едва не подпрыгнула на месте.

— Д-да, — согласилась она, перед глазами до сих пор стояла картинка из воспоминания, где Ангел потрошил медведя. Глаза Ангела, потемневшие, без зрачков, будто надсмехались над ней.

«Я знаю, чего ты хочешь…» — прошелестел ветер и взъерошил её волосы…

— Идём, не время предаваться воспоминаниям, —сказала Лидка, будто прочитав её мысли.

Алёна кивнула и крепко сжала её руку…

***

Они нашли Тасю у оврага. Она сидела на земле, обхватив руками колени, и монотонно раскачивалась. Взгляд остекленел, губы беззвучно шевелились. Бледная, босая, с распущенными волосами — Тася походила на призрака или на ту, которая вот-вот готова им стать.

— Тася, — тихонько позвала Алёна. Присела на корточки и легонько дотронулась до плеча подруги, — Тася.

Та медленно повернула к ней лицо. Кукольное, белое-белое, без кровиночки, лишенное каких-либо эмоций:

— Он вернулся…

— Мы знаем, Тася! — Лидка села на землю, показала окровавленную ладонь, — видишь.

Лицо Таси дрогнуло, белая маска спала с него, губы задрожали.

— Я видела его… Он…он… — глаза Таси увлажнились, и она разревелась.

Алёна обняла её, прижала к себе.

— Какой он? — спросила Лидка.

— Другой…

Тася, бледная копия в прошлом боевой девчонки, вырвалась из объятий Алёны, задрожала, сникла и опять уставилась в одну точку.

— Он говорил с тобой? — Лидка встряхнула её за плечи, — Ну же, не спи...

— Да…

— Что он говорил? — голоса Лидки и Алёны слились воедино, — что он говорил?

— Что всё иначе… что мы теперь другие… — прошептала Тася и закрыла лицо ладонями.

— Ничего, Тася, — Алёна осторожно начала поднимать её с земли, — пойдём, мы остановим его, как тогда, в детстве… вместе, втроём…

Придерживая её с обоих сторон, они побрели в сторону колыбели.

— Почему ты пошла туда одна? — спросила Лидка, спустя несколько минут, когда Тася перестала дрожать.

Та ответила не сразу. Она остановилась, потёрла шрам на ладони, потом подняла огромные, синие-синие глаза:

— Он позвал меня…

… Совсем не так Алёна представляла себе колыбель. Не каменным алтарём, поросшим склизким, зелёным мхом, и окутанным туманом, который скрывал груды черепов, человеческих и звериных. Потрескавшаяся поверхность жертвенника была испещрена знаками и символами, написанными древними славянами-язычниками. Ангел добрёл до него и рухнул рядом на землю. Закатил глаза, так что стали видны только белки. Его тщедушное тельце затряслось, под бледной кожей лица и рук явственно проступили тёмные вены. Ангел закричал низким голосом на незнакомом им языке.

Три девочки, дрожа от страха, продолжали петь. Чисто звучали их детские голоса. Всё вокруг стихло, прислушиваясь к ним. На небе сгущались тучи. Кроны деревьев будто сомкнулись, образуя купол.

— Твоё самое заветное желание? — услышала Алёна и на мгновение смолкла, выпустила руку Таси.

Та укоризненно взглянула на неё, не прекращая петь. Алёна вцепилась ей в руку и, виновато потупившись, снова запела…

— Куда позвал? — голос Лидки вернул Алёну в реальность.

— Я н-не… з-знаю… — заикаясь, ответила Тася.

Тонкие брови Лидки взлетели вверх. Она хотела возмутиться, но не успела. Кто-то рассмеялся. Громко, торжествующе. Так, что птицы спорхнули с ветвей деревьев, а земля под ногами содрогнулась.

***

Он вышел из чащи. С виду беззащитный, тощий мальчишка, еле держащийся на ногах. Он улыбнулся им, широко и приветливо, как улыбаются только людям, которых очень рады видеть.

— Вот мы и встретились, — сказал он чистым, детским голосом, — я ждал…

После этих слов всё вокруг стихло. И мёртвая тишина воцарилась, в которой гулко колотились сердца живых.

У Алёны по коже поползли мурашки, на лбу выступила испарина, футболка взмокла от холодного пота. Она трясущимися руками потянулась за сигаретой. Щелчок зажигалки, и по воздуху поплыли кольца дыма.

— Пора бы бросить, это вредно для твоего здоровья и здоровья окружающих, — глубокомысленно заметил Ангел, театрально разгоняя дым руками.

«Кто бы говорил…» — мелькнуло в мыслях Алёны, но она всё же послушно бросила окурок под ноги. Затоптала.

— Так-то лучше… — одобрил Ангел и обвёл взглядом троих женщин, не прекращая при этом улыбаться.

А они словно окаменели.

Тася судорожно и часто дышала.

— Не бойся, — шепнула ей на ушко Лидка, старающаяся сохранять оптимизм, хоть её и заметно потряхивало.

Но Тася будто и не слышала. Её белое, кукольное лицо вновь стало похоже на маску.

Алёна переводила взгляд с лиц подруг на лицо Ангела.

А его тень тем временем удлинялась. Глаза темнели. Рот кривился в усмешке. Под белой кожей змеились и извивались синие вены, уродуя ангельский лик.

Он сказал что-то низким, утробным голосом. И после его слов тучи сгустились на небе, сумерки потянулись со всех сторон, превращая день в ночь.

— Хрен тебе! — выкрикнула Лидка первая, скинув с себе оцепенение. Она развязала мешочек с золой и посыпала вокруг себя и подруг, образовав тем самым магический круг, что светился и разгонял темноту.

Тася тоненьким голоском затянула песню, Алёна подхватила.

Ангел оскалился. Стали видны щербатые, кривые зубы.

— На, выкуси! — Лидка бросила в лицо Ангела пыль из трав и цветов, что была в другом мешочке.

Ангел зашипел. Кожа на скулах пузырилась, облезала. Стали видны кости.

Он прорычал проклятия.

А Лидка, Алёна и Тася продолжали петь. Ту самую песню, что пели двадцать лет назад. За годы слова не забылись, не потускнели в памяти…

— Что ты хочешь, Алёна? Разве тебе есть дело до этой гниющей деревушки? До тех, кого я заберу? — услышала Алёна в своей голове вкрадчивый шёпот, — я могу дать тебе то, о чём ты мечтаешь. Только подумай. Всё о чём ты мечтаешь.

От шёпота по телу растеклась сладкая истома, и захотелось расслабиться, прекратить петь и поведать о своём самом, заветном желании.

— Не слушай его! — рявкнула на неё Лидка.

Алёна вздрогнула. Шёпот смолк на мгновение…

— Что ты хочешь, Алёна? Скажи мне…

Ангел скинул с себя облик беззащитного мальчишки. Теперь перед ними стоял могущественный демон, питающийся плотью и душами живых существ. Он расправил огромные, белые, как у ангела крылья. Запрокинул голову, уставившись чёрными, сверкающими глазами в небо и пронзительно закричал.

Земля под ногами затряслась в конвульсиях. В небе громыхнуло.

Песня звучала всё громче и громче, заглушая вопль Ангела.

А потом… Ангел вдруг резко сник, спотыкаясь, добрёл до алтаря и распластался на нём. На глазах он тускнел, покрываясь тонкой коркой льда.

— Вот и всё, — объявила Лидка, когда Ангел полностью окаменел. Достала фляжку и сделала большой глоток, — за победу, девчонки! Вместе мы сила.

Алёна выпустила ладонь Таси, устало опустилась на землю. Всё закончилось, вот только эйфории от победы, как в детстве, не было. Была только усталость и чувство, что всё прошло слишком просто. Подозрительно просто.

— Не верится, — прошептала она.

— Да ладно? — усмехнулась Лидка, подошла к Ангелу, постучала кулаком по его лбу, — видишь, он теперь камень. А завтра колыбель исчезнет, как и тогда…

— Надолго? — спросила Тася.

Лидка пожала плечами:

— Надеюсь, что лет двадцать форы у нас есть.

Тася прыснула в кулачок и рассмеялась. Алёна не выдержала и присоединилась к ней. Слишком уж смешно выглядела Лидка, растрёпанная, с фляжкой в руке, худая, но чертовски уверенная, что Ангел оставил их в покое…

***

Уже вечером Алёна мчалась обратно в город. Позади оставались деревня, подруги детства, Ангел. Всё то, что она хотела забыть. Вот только, как бы она этого не хотела, всё что случилось останется с ней навсегда. И иногда она нет-нет да будет возвращаться мыслями к прошлому, прокручивать моменты, искать другие ходы, думать, что если бы она поступила по-другому, а не так...

Уставшие глаза вглядывались в дорогу. Стрелка спидометра приближалась к отметке, которую она себе не позволяла, даже вчера. Хотелось, как можно скорей оказаться в квартире Алика.

Алёна улыбнулась. Мысли путанные накладывались одна на другую…

К утру она уже была в городе, около дома Алика. Он открыл дверь почти сразу же. Заспанный, родной, тёплый.

— Я скучала, — Алёна прижалась к нему.

— Какая ты холодная. Я думал, что ты вернёшься через пару недель…

— Я тоже… Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Алик обнял её крепче, зарывшись носом в волосах.

… — Чего ты желаешь больше всего?

— Твоё самое истинное желание? ...

Свет ночника тускло освещал комнату. Алик уже засыпал. А Алёна всё не могла уснуть. Она лежала на спине и рассматривала свои ладони. На одной из них проступила капелька крови. Алая. Блестящая. Алёна не спешила её стирать.

— Я думал, ты устала, — Алик погладил по спине.

Алёна вздрогнула и повернулась к нему:

— Наш малыш будет самым лучшим…

— Малыш? Но ведь ты не…

— Теперь это всё не важно, — перебила его Алёна, поглаживая свой живот, в котором уже зарождалась жизнь, — скоро у нас будет ребёнок…

Где-то в тайге, на каменном алтаре Ангел вновь открыл глаза…






Конец. Июль 2024г.

Загрузка...