Антимонархист

Эльфы чуяли — Кровь Гамлина пахла медью и дорогим вином, которое он выпил утром для храбрости. Парень лежал в холодной грязи, и его роскошные латы, украшенные личным гербом — вздыбленным единорогом, — стали тесными и невыносимо тяжелыми. Агония пожирала его изнутри, горячим и влажным огнем, исходящим от ужасной раны на шее. Последнее, что он видел, было лицо того бородача. Лицо, которое он знал.

Оно пришло к нему сквозь годы, как призрак из дымного прошлого — грубое, обветренное, с глазами, в которых читалось одно лишь презрение ко всякой позолоте. Коэн. Сосед. Тот, кто всегда молча рубил дрова, пока его отец Гарт пропивал последние монеты.

Гамлин закрыл глаза, и память, коварная и беспощадная, унесла его прочь от этого ада.

* * *

Его мир начался с колыбели, сплетенной из лжи. «Ты не наш, сынок, — шептала ему мать Мэйра, пахнущая дешевым пивом и ладаном от оберегов. — Ты из королевской крови. Подкидыш Королевский». Отец, вечно краснолицый и потный, кивал, размазывая слезы умиления: «Просто присмотри, Гам, присмотри за стариками, когда взойдешь на трон».

Старики эти были грязны, глупы и нищи. Их дом вонял немытой скотиной и инструментами. Но для Гамлина он был лишь временным пристанищем, так парень считал. Он впитывал их сказки, как губка, и эти лживые сказки взрастили в нем не корнями уходящую в землю уверенность, а пустотелую, горделивую надменность. Парень смотрел на соседей, на того же Коэна, вкалывавшего в поле, свысока. Они — рабы земли. Где-то на уровне скота и девок. Он — избранный.

Эта уверенность стала его щитом и мечом. В шестнадцать лет он уже был королем местных задворков. Девчонки, румяные и простые, таяли от его высокомерной улыбки и трепетали, получая в подарок украденную у мещан в поселке безделушку. Гам говорил им те же сказки — о крови, о троне, — и они верили, глядя в его холодные, прекрасные глаза. Псевдопринц не добивался, он брал. И ему все сходило с рук.

В один день к Гаму подошел некто. Толстый дворянин в карете, пахнущий духами, обрамленный дорогими тканями. Лорд Виджил, кажется так. Чванливый мужчина долго смотрел на Гамлина, а потом изрек:

— Черт возьми, вылитый принц Утерил, пропавший наследник. Рож.род твой королевский. Мы нашли тебя, мальчик мой. Страна зовет тебя. Пришло время надеть латы.

Гамлин не удивился. Он лишь кивнул, как будто принимал законную дань. Наконец-то.

* * *

Реальность рыцарства оказалась грубой и неудобной, как наждак. Латы, в которых он так эффектно позировал перед городскими девками, натирали. Меч был тяжел. Тренировки под палящим солнцем, крики инструкторов, пот, сбивавший напудренный лоб в грязные потеки — все это было ниже его достоинства. Зачем будущему королю потеть на манеже? Он был символом, знаменем. Антимонархисты, эти мрачные дядьки в стальных бронях, смотрели на него с благоговением. Гамлин был их тайным козырем, живым доказательством узурпации трона.

Так Гам и жил — в осаде собственного мифа. Носил латы на пирах, флиртовал с дочерьми офицеров, произносил пламенные речи, сочиненные для него лордом Виджилом. Война где-то гремела, доносясь отголосками сводок, но он был так же далек от нее, как от скотного двора своего детства.

Пока однажды утром не оказалось, что война проиграна. Осталось одно, последнее сражение.

— История смотрит на нас, принц! — сказал Виджил, и в его глазах Гамлин впервые увидел не преданность, а отчаянный расчет. — покажи, кто ты! Не Гамлин, а принц Хам.

* * *

Гамлин выехал в поле, чувствуя, как под ним дрожит могучий боевой конь. Оряд — горстка таких же «знаменосных» рыцарей — был брошен в самое пекло, для поднятия духа. И против него вышел почти единственный человек армии эльфов. Вонючий, бородатый крестьянин с топором. Коэн. Сосед.

Гамлин усмехнулся внутри себя. Нелепая, гротескная картина. Он, принц крови, и этот землекоп. Псевдопринц уверенно направил коня, поднял копье. Один удар — и эта деревенская сказка закончится.

Но деревенская сказка оказалась крепче дворцовой. Хоть псевдопринц и ударил земляка, что тот потерял руку, эльфийская магия сыграла роль. Удар топора был страшен в своей простоте. Не фехтовальный выпад, а удар дровосека, рубящего старое, сухое дерево. Изящное копье переломилось. Конь заржал от боли и бросился в сторону. А потом… боль. Адская, разрывающая. И грязь, принимающая его в свои холодные объятия.

Умирая, Хам увидел лицо Коэна вблизи. И в глубине этих чужих, усталых глаз он прочел не ненависть, не триумф. Он прочел… узнавание. И горькую, утомительную правду. Холеная крыска. Что всю жизнь ела еду крестьян.

В последний миг, к Гамлину вернулся обрывок памяти из дворцовых интриг. Шепот, который он когда-то услышал, пробираясь ночью по коридорам. Шепот о том, что настоящий принц, сын Короля-Солнца, был в детстве тайно отправлен на воспитание в глухую деревню, под видом простолюдина, чтобы уберечь от заговоров. И что звали того принца… Коэн. Было это лет тридцать назад. И что сам Гам никак не мог им быть…

Он так и не сказал никому. Не было смысла. Правда, которую он узнал в конце, была горше смерти. Он, Гамлин, был никем. Выдумкой. Пылью, которую ветер войны сейчас унесет. А этот вонючий бородач с топором… он и был тем самым младенцем из королевской крови.

Тьма накрыла его с головой, и последнее, что он ощутил, был вкус собственной лжи — горький, как полынь, и липкий, как дёготь.