Апельсиновое сердце

Как много света… Он пробирается сквозь тканые льняные шторы, прыгает игривыми лучами по белой кладке стен. Свет ласково гладит холодные простыни, хватается за недошитую рубашку и насмешливо выглядывает из-за котелка на очаге. Он ненавязчив, но всеобъемлющ.

Кейла несколько минут наблюдает за ним, прежде чем встать. Ну, не только за ним. За собой тоже. В груди не давит, суставы тоже совсем не ломит. Удивительно.

Решив, что это, возможно, сон, Кейла пробует встать. Получается. Откуда-то взялись силы, ну, надо же. Она уже почти забыла, что это такое – ходить. Невиданная роскошь.

Кейла не решается пока выглянуть в окно. Зато добирается до другого конца комнаты, наливает в таз немного воды и умывается. Вода холодная, но совсем не мокрая. Влаги на коже не чувствуется, будто она зачерпнула вездесущего света вместо неё. Кейла расчёсывается, как ей давно хотелось – медовые пряди ниспадают чуть ли не до пола – надо же, как отрасли за последнее время. Кейла невольно любуется этим водопадом. Молодость уже позади, а старость далеко, хоть и уже видны седые пряди. Впрочем, они немного золотистые, так что выглядят красивыми. Интересно, из них можно было бы что-нибудь сшить?

Впрочем, есть у неё странное ощущение, что сейчас не время для этого. Как и для работы, впрочем. Страстно хочется выйти, наконец-то, на улицу. Так что она облачается в хитон. Тяжесть ткани совсем не чувствуется, но свежесть одежды приходится ей по душе.

Кейла накидывает платок на голову и отдёргивает штору, служащую ей дверью. Свет врывается и сносит её с ног золотистым ветром.

Немного попривыкнув, она видит родную улочку. Белые стены увиты плющом и виноградом, от мостовой пышет жаром, а соседские детишки резвятся неподалёку. Кейла улыбается, глядя, как две подружки играют со сшитыми ею куклами.

Она не отвлекает девочек и идёт дальше, на площадь. Каждый шаг звенит внутри каким-то весельем. Кейла улыбается широко, и даже начинает бежать, чуть не спугнув стаю белокрылых голубок. Успевает остановиться, пока они все не улетели. Обходит тихонько, почтительно.

Пробегается глазами по коврикам у порогов, по занавескам и полотнам, прикрывающим вход в дома. Одни ей действительно нравятся, о других же думает, что, всё-таки, стоило переделать. Кейла предлагала, но добрые горожане отмахиваются. Отчего-то они очень любят её труды, какими бы несовершенными они ни были.

Сворачивает в знакомый переулок. Так и до площади быстрее добраться, и можно увидеться с кошками. Те давно облюбовали его и объявили своей собственностью. Люди не воспротивились – в любом случае, их пушистые друзья исправно вычищали город от грызунов, а вместе с теми у проклятой хвори было больше шансов пробраться в город.

Кейла хорошо запомнила, как хворь может быть страшна. Знахарем она не была, но по доброте душевной ухаживала за стариком, загибающимся от жара и кашля. Он жил на окраине, и у него не осталось ни семьи, ни друзей. Кейла держала его за руку, когда жизнь покинула его тело. Ей вообще пришлось наблюдать такое чаще, чем хотелось бы.

Без кошек они бы не одолели эту заразу, так что их в городе уважали. Кейла благодарно, долго гладит их бока и слушает мурлыканье. Потом спешит на площадь, наконец-таки.

Город шумит. У базара торгуют всяким, от спелых фруктов до блестящих украшений. Но Кейле не слишком это интересно. Она просто садится чуть поодаль, прямо наземь у какого-то домика, и наблюдает.

Люди снуют туда-сюда. Кто-то торгуется, кто-то ссорится. Повозки катятся. Колёса стучат по мостовой. Полдень минует, солнце степенно, но неумолимо опускается.

Кейле необъяснимо хорошо. Смотреть на них, слышать. Кейла очень любит людей и не пытается дать этому хоть какое-то объяснение. Любви они не нужны. Она любит и разгорячённых торгами корыстных купцов, и хитрых воришек, и наивных простаков, и попрошаек в рванье, и всех – одинаково.

Когда мимо проходит господин, чьё одеяние неумолимо приближается к понятию «лохмотьев», Кейла даже вскакивает, желая предложить помощь. И так ведь полгорода одела. Но прохожий не замечает её. Кейла пожимает плечами – раз так, пока что помощь ему просто не нужна.

Посидев ещё немного, Кейла решает двинуться дальше. Ей ещё очень хочется проверить, как без неё сад. Он был заброшен, но Кейла нашла его и привела в порядок. Там росли чудесные апельсиновые деревья, и Кейле не терпелось собрать урожай и отнести на базар.

Большую часть из них она бы, конечно, продала. Всё же, нити да пряжа из воздуха не берутся, а шила и ткала Кейла далеко не всегда для тех, кто мог позволить себе отблагодарить её за работу. Но вот другую часть она бы просто раздала. В такие прекрасные дни ясного месяца сивана было бы ужасно несправедливо остаться без сочного апельсина, какие как раз должны были созреть.

Но Кейла не успела увидеть этого. Она наслаждалась цветением, но вот плодов не застала раньше, и теперь хотела наверстать упущенное.

Запах цедры ударил в нос, а мягкая трава приятно охладила пятки. Апельсинов было много. Маленькими солнцами они зацепились за тонкие ветви, наливались силой и жизнью. Кейла сорвала один и сжала в ладонях это чудо. Подбросила его несколько раз, после чего заливисто рассмеялась. Не девочка ведь, а всё балуется.

Но близился вечер, и Кейла поспешила домой, пообещав себе завтра вернуться с корзиной.

Небо уже окрасилось розовым, когда она перешагнула порог, обогнув соседок. Те шептались о чём-то и выглядели очень печальными, и Кейла решила, что надо будет чуть позже к ним выйти и расспросить, что же случилось

Случайно бросив взгляд в сторону кровати, Кейла застыла.

Апельсин, что она ещё сжимала в руке, покатился по полу.

Там лежала она. Осунувшаяся и бледная, со спутанными волосами и впалыми щеками. Глаза у неё были открыты и пугающе закатились, открывая белки.

- Нет… - прошептала Кейла. – Пожалуйста, нет…

Хворь всё же добралась до ей сердца. Сразу же вспомнилось вся последняя ночь. И боль, и страх, и проклятия. Она кричала, но никто не пришёл на помощь, и тогда она стала проклинать весь город. Она говорила глупые, неправдивые вещи, лишь бы выплеснуть всю тревогу и жар, парализующие тело. Темнота немилосердно надвигалась и душила, в какой-то миг не осталось ничего, кроме этой черноты.

Кейла закрывает глаза, не желая видеть, помнить и верить.

- Ну-ну, тихо… Что это ты выдумала? Не бойся. Её же нет.

И в этот миг её щёку что-то царапает.

Кейла вскрикивает и открывает глаза. Она лежит на постели, на этих смятых потных простынях, с вороньим гнездом на голове. Тело болит, а в животе урчит. И грудь сдавливает… Нет, на грудь что-то давит

Вернее, кто-то. На ней примостился пушистый серый кот с прозрачными глазами. Они несколько минут глядят друг другу в глаза, после чего кот спрыгивает на пол и принимается вылизываться. Кейла трогает щёку, глядит на пальцы. Кровь. Как малиновая полоска заката.

Делает судорожный вдох. Ещё один, уже медленнее. Успокаивается, понимая, что лёгкие больше не жжёт раскалённым металлом.

- Я же сказал, что её нет, - мурлычет кот. – И не соврал.

- Кого… нет? – переспрашивает Кейла.

- Смерти, - обыденно возвещает кот. – Вы её себе придумываете. Её нет.

- Но я видела… И других, и я, я… - слова путаются в голове. Исчезла та предельная ясность, что была с нею весь день.

- Ну, да. Но я же не просто так тебя вернул, - никогда она ещё не видела, чтобы коты пожимали плечами. – А чтобы ты поняла, что не бывает её, костлявой. Совсем никакой не бывает.

- Спасибо, - искренне благодарит Кейла. – Спасибо тебе, добрый господин.

- Будет тебе, - мяукает весело кот. – У тебя есть ещё время. Ты знаешь, как тратить.

И прыгает на подоконник, собирается уже покинуть её.

- Погоди, но как же, - Кейла вскакивает, но голова кружится, и она опускается обратно. – Как же мне встречать её вновь? Я ведь простой человек.

- Подумай о своём саде, - улыбается кот. – Это будет совсем несложно. Просто загляни в своё сердце.

Кейла касается ладонью груди и слышит такой нужный стук. Опускает взгляд и вдруг понимает. Внутри у неё больше нет сердца. На его месте – апельсин, что теперь мерцает рыжим.

- Очисти его и раздели со всеми, как и хотела, - наставляет кот. – Тогда она тебя не напугает.

Кейла улыбается и подходит, не торопясь, к окну. Кот трётся ей об руку, и она чешет его за ухом. Серебристая шерсть кота переливается, и Кейла понимает – он во всём прав. Они вместе смотрят на город, на небо и на рыжую-прерыжую луну.

Когда Кейла встречается с темнотой вновь, вместо апельсина у её в груди сияет солнце.