— Нет, конечно. Проходите, — сказал я спокойно, делая приглашающий жест рукой, в которой не было трости.
Сердце продолжало отбивать ровный, но ускоренный ритм. Ситуация мне категорически не нравилась. Это напоминало дурацкую сцену из вестерна: трое мужчин на узком пятачке, и никто не знает, кто выхватит револьвер первым. Только вместо салуна у нас был балкон моего особняка, а вместо револьверов — недосказанность и фальшивые улыбки.
Новоприбывший курильщик вышел на террасу и встал у балюстрады чуть поодаль от нас, уперевшись на нее локтями, после чего выпустил струю дыма в воздух. Его поза была расслабленной, но я как врач видел напряжение в плечах по едва заметным признакам.
— Как вам прием? — тут же елейным голосом поинтересовался Суходольский, поворачиваясь к незнакомцу. Его очки блеснули в свете, шедшем из зала.
— Замечательный, — отозвался курильщик, не вынимая сигарету изо рта. Он скосил глаза на нас. — Я уверен, что в этом стоит благодарить виновника торжества.
Он повернулся ко мне. Его взгляд напомнил мне взгляд охранника в магазине у входа, который на каждого посетителя смотрит как на потенциального вора, что сунул сникерс в карман.
— Не так ли?
— Рад, что вам по вкусу, — ответил я все с таким же ровным тоном и ничего не выражающим лицом, переводя взгляд с одного на другого.
Кто вы, черт возьми, такие? Один фонит непонятной энергией, второй смотрит как ищейка. Совпадение? Не думаю.
Суходольский вдруг дернулся, словно присутствие третьего лица ему мешало физически. Он одним глотком опрокинул в себя остатки виски, поморщился и с громким стуком поставил пустой бокал на широкий каменный перила. Шумно выдохнул, оглядываясь по сторонам, будто оценивая пути отхода.
Момент был упущен, но я решил не отпускать его так просто.
— Вы хотели у меня что-то спросить, барон? — произнес я, пользуясь внезапным присутствием свидетеля как щитом. — Вы упоминали какой-то вопрос.
Суходольский замер. На секунду его лицо исказила гримаса раздражения — быстрая, как вспышка молнии, но она тут же сменилась маской добродушного дядюшки. Он наигранно вскинул брови и хлопнул себя по лбу.
— Ах, да-да-да! Точно-точно, — затараторил он, но в его голосе проскользнул холод. — Деликатный вопрос заключатся в том, что мне нужна ваша... профессиональная консультация.
Он сделал паузу, многозначительно глядя мне в глаза, словно хотел посоревноваться в гляделки.
— Но сегодня праздник, — он скосил глаза на курильщика, — давайте отложим этот вопрос на потом. Не смею вас задерживать.
Сказав это, он резко развернулся и направился к выходу с террасы. Его походка изменилась — исчезла вальяжность, шаг стал быстрым, пружинистым.
Этот фон... он продолжал меня напрягать, вибрируя на периферии чувств как зубная боль. Я не выдержал. Моргнул, переключаясь на магическое зрение.
Мир выцвел. Краски праздника исчезли, уступив место серым тонам и светящимся линиям.
Я наблюдал за Суходольским. Подойдя к дверям, он распахнул их, впуская на секунду шум музыки, после чего вышел и плотно притворил створки. Я видел сквозь стекло и стены, как его странно увеличенная психея медленно удалялась вместе с телом, растворяясь в толпе гостей среди таких же сгустков энергии.
Что же, черт возьми, с тобой не так, барон? И откуда вы оба свалились на мою голову?
Затем я перевел взгляд на незнакомого мне мужчину, оставшегося на балконе.
Его психея выглядела иначе. Она была тревожной и дерганой. Сам он, казалось, был скован одеждой. Но его дергающийся энергетический центр говорил за них двоих.
Я машинально осмотрел его тело своим рентгеновским зрением... Никаких проблем. Крепкий организм, сердце работает как мотор, легкие, правда, подпорчены табаком, все в черных энергетических язвочках, но в целом здоровый мужик средних лет. Никаких «узелков» на энергетических каналах, никаких проклятий или магических меток. Чист.
— Хороший вечер, — сказал он словно невзначай, стряхивая пепел за перила.
Я моргнул, выключая зрение. Краски вернулись, но тревога осталась. Я оперся поясницей на перила, чувствуя холод камня через ткань пиджака.
— Да, — согласился я, стараясь держать дистанцию. — Если бы не осень, то здесь можно было бы встретить близящийся вечер за чашкой чая в тишине.
Мужчина затянулся, выпустил дым в сторону и заинтересованно посмотрел на меня.
— Не любите суету? — поинтересовался он.
И почему мне казалось, что вопрос был с подвохом?
Я усмехнулся, поставив трость у балюстрады и скрестив руки на груди.
— Моя работа не располагает к суете.
Мужчина тоже усмехнулся — уголком рта, криво и понимающе. И это меня напрягло окончательно. Я не знал, кто он, но он, судя по всему, очень хорошо знал, кто я такой и кем работаю. Он понял шутку про мертвецов. Человек, который не знает про специфику моей работы, точно бы не догадался.
Значит, он здесь не случайно.
— Прошу прощения, — сказал я, решив брать быка за рога. — Мы не представлены. Как я могу к вам обращаться?
— О, — сказал он, вставая вполоборота, — Меня зовут Владимир А...
Внезапно он запнулся.
— Кха... — вырвалось у него. — Кх-х-х… ха… — с трудом выдохнул он.
Его лицо, только что спокойное и ироничное, вдруг исказилось в жуткой гримасе боли. Глаза расширились, наполнившись паническим ужасом.
— Кх-х...
Он схватился правой рукой за грудную клетку, комкая рубашку и пиджак в районе сердца. Его ноги подогнулись.
— Что за... — начал я, отталкиваясь от перил.
Мужчина начал оседать на пол, хватая ртом воздух. Хрип вырывался из его горла со свистом.
Инфаркт? Тромб? Прямо сейчас?
Я рефлекторно включил зрение и подскочил к мужчине, забыв про все нормы безопасности, про этикет и про то, что я вообще-то на приеме.
Упав на колени рядом с ним, я подхватил его, чтобы он не ударился головой о плитку.
Взгляд в магическом спектре уперся в его грудь, и я похолодел.
Это был не тромб, и не спазм сосудов.
На том месте, где у него было сердце, где еще минуту назад пульсировал здоровый орган, теперь чернел угольно-черный толстый узел.
***
Мастер шел по паркету, устланному ковром, сохраняя на лице маску благодушного, слегка подвыпившего барона Суходольского, но внутри него бушевал шторм ярости.
Этот ничтожный, жалкий человечишка! Этот наглый хам с сигаретой в зубах!
Мастер сжал кулаки так, что ногти впились в чужие ладони. План был почти реализован с филигранной точностью. Зажать Громова в углу и использовать силу психеи, чтобы поработить его душу. Он уже попрактиковался в этом приеме из купленного гримуара. Правда пока что только на диких животных, подчиняя их себе, но это все равно прогресс.
А затем под видом дружеской беседы следовало вывести Громова через черный ход в сад. Туда, где тени гуще, а охрана слепее. И там, в тишине, забрать то, что причитается ему по праву: тело, силу, жизнь.
И все сорвалось из-за какого-то идиота, решившего покурить именно на этом балконе именно в эту секунду!
К тому же Громов оказался не так прост. Мастер чувствовал это кожей. Коронер напрягся. Его взгляд стал тяжелым и колючим. Он что-то заподозрил. Мастер сам виноват, ибо едва не сболтнул суть своего визита, недооценив противника. Неужели Громов действительно получил от ритуала что-то большее, чем просто способность «видеть»?
Нужно было уходить. Но просто уйти нельзя, раз Громов уже настороже. Нужен отвлекающий маневр. Что-то громкое. Что-то, что заставит врача забыть обо всем на свете.
Мастер остановился у выхода из зала, поправляя очки на переносице, после чего повернулся в сторону балкона. На мгновение прикрыв глаза, мастер восстановил в памяти образ того наглеца на балконе. Пиджак, запах табака, ритмичное, уверенное биение сердца. Тук-тук. Тук-тук.
Может стоит убить и Громова?
Нет. Нельзя. Нужно забрать его тело, а затем, обжившись, забрать и душу, ведь мастер уже видел и понял, что его душа особенная, и она отличалась от других человеческих.
Похоже, ему удалось пережить ритуал и заполучить магию, а значит, он ценен.
— Не благодари, — мысленно прошептал Мастер.
Он потянулся своей волей через пространство — тонкой, невидимой нитью. Он нашел пульсирующий комок жизни в груди курильщика и коснулся его мягко. Почти нежно.
Всего лишь до сердечного приступа.
***
Времени на размышления, на взвешивание «за» и «против», на оценку рисков просто не было. Передо мной лежал человек, чья энергия на сердце была завязана в узел, и счет шел на секунды.
Клиническая картина была чудовищной. Даже без магии я видел: дело дрянь. Лицо мгновенно приобрело землисто-пепельный оттенок, носогубный треугольник посинел — острый цианоз. Лоб покрылся крупными каплями холодного липкого пота. На шее угрожающе вздулись яремные вены — правое предсердие уже не справлялось с нагрузкой, захлебываясь кровью. Дыхание стало поверхностным, клокочущим, переходящим в агональное.
Скорая не успеет — судя по симптомам у него обширный трансмуральный инфаркт, осложненный кардиогенным шоком. Смерть наступит раньше, чем диспетчер примет вызов.
Я рухнул рядом с ним на колени, и мои руки сами потянулись к его груди.
Плевать на свидетелей. Плевать на то, кто он такой. Если он умрет здесь, сейчас, на моем празднике — это будет катастрофа. Но еще хуже было то, что я видел перед собой результат чужого злого вмешательства, и моя врачебная суть, помноженная на проснувшийся дар, взбунтовалась против такой несправедливости.
Рык сам вырвался из моей глотки, потому что, кажется я понял, что случилось, но срываться с места и нестись за злоумышленником было поздно. Человек умрет.
Я положил ладонь на его грудь прямо поверх узла, который видел своим внутренним зрением. Он был холодным, липким и плотным, как гудрон. Он пульсировал, сжимая сердечную мышцу, не давая ей сокращаться.
Я потянулся к своему резерву.
Там, внутри, было негусто. После ночных похождений с Волковым и Вороном я восстановился лишь частично, но выбирать не приходилось. Я зачерпнул все что было и направил поток энергии в кончики пальцев.
Это было похоже на то, словно пытаешься развязать мокрый, затянувшийся морской узел на морозе, будучи в толстых варежках. Тьма сопротивлялась. Она была скользкой и упругой.
— Давай же! — рявкнул я ментально, вкладывая в импульс волю.
Я представил свои пальцы тонкими иглами света, проникающими в структуру проклятия. Поддел одну петлю, потянул. Тьма зашипела, обжигая холодом.
Моя голова взорвалась болью. Во рту мгновенно появился густой, тошнотворный привкус ржавого железа и крови, свидетельствовавшие о перенапряжения. Перед глазами поплыли цветные круги.
Но узел поддался.
Он не лопнул, нет. Я просто распутал его, ослабил хватку. Черная дрянь начала растворяться, превращаясь в серый дым, который тут же развеялся.
Сердце мужчины под моей ладонью дернулось. Раз. Второй. Неровно, с натугой, как заглохший мотор, который пытаются завести с толкача.
Тук... тук-тук... тук-тук-тук.
Кровь снова пошла по венам.
Я отдернул руку и повалился назад, тяжело дыша. Меня трясло. Руки дрожали так, что я с трудом мог сжать их в кулаки. Головная боль стала звенящей, оглушающей, словно кто-то бил в набат прямо внутри черепной коробки.
Мужчина на полу судорожно вздохнул, его веки дрогнули, но глаза остались закрытыми. Он был без сознания, но жив.
Я вытер пот со лба рукавом нового пиджака. Плевать.
Нужно было действовать дальше. Оставлять его здесь нельзя.
Дрожащими пальцами я выудил телефон из кармана. Экран расплывался перед глазами, но я нашел нужный номер в быстром наборе.
Гудок.
— Алло, Палыч, — прохрипел я. Голос был слабым, как у старика.
— Да, молодой господин? — отозвался дворецкий мгновенно, но с ноткой тревоги. — Почему вы звоните? Вы же на балконе, я видел...
И все-то он видел, старый лис. И все-то знает.
— Подойди ко мне, — перебил я его. — Срочно и тихо, без лишних глаз.
— Бегу, — коротко бросил он и отключился.
Я уронил руку с телефоном на колено и прислонился спиной к холодной балюстраде, пытаясь унять головокружение. Привкус металла во рту становился невыносимым. Хотелось сплюнуть, но я сдержался.
Пока я ждал, мужчина на полу пошевелился. Он застонал, попытался перевернуться на бок. Его рука, слабая и трясущаяся, пошарила по плитке, словно ища опору.
— Виктор... Андреевич... — прошелестел он.
Я с трудом повернул голову в его сторону.
Он открыл глаза. Мутные, расфокусированные, но в них светился разум и узнавание.
— Виктор Андреевич... — повторил он, облизывая пересохшие губы.
— Лежите, — сказал я. — Вам плохо стало. Сейчас поможем.
Он попытался улыбнуться, но вышла лишь кривая гримаса.
— Это были вы, да? — прошептал он, глядя мне прямо в глаза. — На том перекрестке...
Меня словно током ударило. Сонливость как рукой сняло. Я подобрался, глядя на него уже совсем другим взглядом.
— О чем вы? — спросил я холодно.
— Можете не отвечать... — он закашлялся, хватаясь за грудь, но продолжил, с каким-то мазохистским упорством. — Я уверен... что это были вы... Видео... жесты...
Он закрыл глаза на секунду, собираясь с силами.
— Но я не могу этого доказать, — выдохнул он с горькой усмешкой. — По крайней мере... сейчас.
Его голова безвольно скатилась набок. Он снова отключился.
Я сидел, глядя на него и чувствовал, как внутри закипает холодная ярость пополам с тревогой.
Ищейка, вот он кто. Судя по всему, следак, которого поставили на дело с трупами на перекрестке. Каким-то чудом он узнал и добрался до меня. И он проник сюда не пить шампанское, а искать доказательства.
Ирония судьбы: я только что спас человека, который хочет доказать мою прямую причастность к убийству троих наемников на перекрестке.
Дверь балкона приоткрылась, и в щель просочился Григорий Палыч. Увидев нас, он на секунду замер, потеряв свою обычную невозмутимость.
— Виктор Андреевич, вы зва... — он осекся, увидев распростертое тело. — О, небеса! Что тут происходит?
Он метнулся к нам, опускаясь на корточки рядом с незнакомцем.
— Живой?
— Живой, — ответил я, с трудом поднимаясь, опираясь на перила, чтобы не упасть. — Перепил, мне кажется. Сердце прихватило на фоне алкоголя. Бывает.
Палыч недоверчиво покосился на мужчину, потом на меня.
— Перепил? В начале вечера?
— Слабый организм, — пожал я плечами. — Помогите мне его дотянуть до какой-нибудь гостевой комнаты. Положим на кровать, пусть проспится.
— Может, скорую? — предложил дворецкий, профессионально щупая пульс на шее гостя. — Пульс нитевидный, и бледный он... Не ровен час, помрет у нас тут. Скандал будет.
— Пока что не нужно, — отрезал я. — Я его осмотрел. Угрозы для жизни прямо сейчас не вижу. Кризис миновал. Лишний шум с мигалками нам сейчас ни к чему, отец расстроится. Давайте просто дадим ему отлежаться. Если через час не очнется — вызовем врача.
Григорий Палыч поджал губы, явно не одобряя такой подход, но спорить не стал.
— Как скажете.
Я подошел к мужчине с другой стороны.
— Берите под плечо. Три, два, взяли.
Мы натужно, кряхтя, подняли обмякшее тело. Мужик оказался тяжелым. Мое левое плечо тут же отозвалось острой болью, напоминая, что оно еще не совсем здорово, а магическое истощение добавило слабости в мышцы.
Я пошатнулся.
— Господин! — встревожился Палыч, удерживая большую часть веса на себе. — Вам бы и самому присесть. Лицо у вас что-то побледнело, знаете ли. Краше в гроб кладут.
— Не люблю душные пространства, — соврал я, стискивая зубы. — И тяжести таскать не люблю. Пойдем, Григорий Палыч, отнесем нашего гостя. Тут недалеко есть малая гостевая.
— Вы мне об этом рассказываете, молодой господин? — иронично заметил Палыч.
Я хмыкнул. И то верно.
Мы потащили бесчувственное тело к выходу с балкона, стараясь двигаться так, чтобы со стороны зала нас было видно по минимуму.
— Не обращайте внимания, — говорил я заинтересованным. — Человек лишнего выпил, с кем не бывает, верно?
Гости сочувственно кивали.
Палыч, перехватывая тело поудобнее, искоса посмотрел на безвольно висящую голову мужчины, когда мы прошли нескольких гостей и подходили к малой гостиной.
— К слову, Виктор Андреевич, — пропыхтел он. — Что-то я не припомню его. Я лично встречал всех гостей и сверялся со списком. Кто это такой? Еще один ваш особый гость?
От автора
Что сложнее, ловить преступников или учить подростков?
Это и предстоит выяснить герою на собственном опыте.
Новинка в жанре обратный попаданец: