Ашинский экспресс

– Который?..

Окидываю вагон цепким взглядом бывалой контролерши. Взгляд этот отрабатывался годами и способен вызвать нервную дрожь даже у бывалого "зайца". Но "зайцы" в электричке №6423 "Кропачево-Дема" отсутствуют (последний вошедший был обилечен пятнадцать минут назад), поэтому заряд дрожи достается Петровичу – моему напарнику, чью "неземную" красоту пятидесятилетнего мужика с тридцатилетним стажем вредных привычек не портит даже фингал на весь правый глаз.

– Который, Петрович?

– Вон тот, у окна, – показывает напарник. – Я это... того.

И он торопливо направляется в сторону головного вагона. Мне очень хочется объяснить, в каком из смыслов Петрович "того", но тот неожиданно сбивается с шага – видимо, чует мои флюиды. Глубоко вдыхаю теплый, чуть отдающий резиной воздух, и на почтительном расстоянии следую за напарником. Мы, кондукторы, всегда ходим парами – один отстает от другого метров на десять. Это никого не удивит.

Параллельно разглядываю пассажиров. Воскресная утренняя электричка не пользуется популярностью, поэтому народу в вагоне мало – всего-то шесть человек.

Первая пассажирка устроилась рядом с дверью. Это немолодая женщина с усталым лицом. Я ее знаю – утром она садится в Миньяре и едет до Иглино, вечером проделывает обратный путь; выражение ее осунувшейся мордочки не зависит от дня недели или времени суток. Печать "немолодой женщины с усталым лицом" навечно оттиснулась мимическими морщинками на ее лице.

Чуть дальше сидит семья, состоящая из молодой матери (пассажир №2) и двух шебутных детишек младшего школьного возраста (пассажир №3, так как дети ездят за полцены и идут в соотношении 2 к 1). Вокруг них стабильно сохраняется "мертвая зона" в две-три скамьи с каждой стороны. Мать сейчас полностью погружена в чтение, а дети сначала бесились, но теперь поутихли и мирно вырывают друг у друга планшет.

На них постоянно оглядывается пассажир №4 – кругленькая бабулька с двумя тяжелыми сумками. Она взяла билет до Уфы, долго ворчала на повышение цен, и я в итоге простила ей недостающие четыре рубля.

Наискосок от бабули сидит, а, точнее, висит в смартфоне студент с билетом до Урмана. В ушах у него наушники, во рту – жвачка, и я о-очень надеюсь, что он не решит засунуть ее между деревянными брусьями собственного сиденья. Иначе я ему не завидую.

Пассажир №6 – прилично одетый мужчина средних лет с билетом до Уфы – полулежит на предпоследней скамейке в ряду.

Петрович показывал именно на него.

Подхожу ближе, нарочито громко прошу показать билет.

Никакой реакции.

Мужик продолжает сидеть, привалившись к покрытому изморозью стеклу в расслабленной позе человека, задремавшего под стук колес. Склонившись над ним, я замечаю и неестественную бледность кожи, и отсутствие дыхания, и небольшую лужицу крови на полу, и аккуратную рану на шее, "заботливо" заткнутую платком. Вздрагиваю и отдергиваю протянутую руку, с трудом удерживаясь от крика. Так-так, спокойно, глубокий вдох, но не над телом, а чуть-чуть в сторону, чтобы немного "резиновый" запах электропоезда наполнил легкие... Уф, вроде прошло. Хорошо, что я успела морально подготовиться к этому зрелищу.

Десять минут назад в четвертый вагон влетел позеленевший Петрович и, вцепившись мне в руку, просипел, что в третьем вагоне лежит мертвый мужик, весь в крови. Напарник до ужаса боится крови, и даже странно, что он не упал в обморок или не заорал. А мне, кстати, следовало вспомнить эпичную прошлогоднюю трагикомедию "Петрович и дохлая мышь" и догадаться, что "весь в крови" в его представлении это более чем субъективно.

Ну ладно. Зачем-то задержав дыхание, протягиваю руку и ощупывая невезучего пассажира, пытаясь понять, мертвый он или все-таки нет (на Петровича в этом вопросе полагаться нельзя). Итак, пульса нет, дыхания нет, зато понятно, почему на полу так мало крови – впиталась в одежду.

Напарник вызывает полицию, а я попробую восстановить цепочку событий. Так...

Невезучий пассажир, кажется, сел в Аше. Я быстро проверила его билет, не увидела ничего подозрительного и переключилась на молодую семью. На следующей остановке я прошла в четвертый вагон и там обилетила парня, вошедшего на Казаяке. На двух следующих станциях никто, я смотрела, не вышел и не зашел. Петрович все это время был во втором вагоне, и он не заметил, чтобы кто-то из пассажиров проходил в третий. Значит...

Значит, убийца все еще тут, и это кто-то из пятерых. Ладно, из четверых – мы же не будем всерьез подозревать семи-восьмилетних детей. И этот "кто-то" вполне мог подойти к заснувшему мужчине, присесть рядом, словно для разговора, ткнуть ножом в шею, быстро заткнуть рану платком, чтобы кровь не лилась фонтаном, спокойно вернуться на свое место и выйти на нужной остановке, пока электричка уносит бездыханное тело в далекую Дему. Причем он имел возможность проделать все незаметно, ведь пассажиры, как правило, погружены в свои мысли и за соседями не следят. А если кто и заметит что-нибудь подозрительное, то предпочтет промолчать, чтобы не объясняться с полицией. Такой уж у нас народ. Поэтому убийца спокойно мог выйти на своей...

Нет, не мог. На мелких станциях после Аши обычно никто не выходит. К тому же Петрович, все это время стоявший во втором вагоне, уверяет, что в третий никто не проходил.

Значит, убийца все еще здесь. Сидит на скамейке и делает вид, что его ничего не волнует - точь-в-точь как приличная с виду парочка, подбросившая под сиденье дохлую кошку. Нагадил и планирует смыться. Ага, щ-щ-щасс... Полиция однозначно будет ждать нас на станции "Урман" - две следующие, безликие "километры", для этого слишком маленькие. Моя задача проследить, чтобы за это время из вагона никто не вышел. Мало ли, вдруг преступник заметил наши с Петровичем подозрительные перемещения возле трупа и решил смыться.

Отхожу от тела, становлюсь в дверях и еще раз осматриваю пассажиров. Не будем всерьез рассматривать в качестве потенциальных убийц малолетних детей и пенсионерку. А вот усталая женщина, молодая мать и студент... Куда он, кстати, направился?..

– Эй, молодой человек, постойте! – кричу я, с ужасом понимая, что кому-кому, а ему со своей стратегически выгодной позицией "спиной к жертве" даже не требовалось вставать – лишь перегнуться через сиденье. – Покажите билет!..

Студент замирает, роется по карманам, находит-таки билет и сует мне со словами: "я сейчас выхожу". Электричка неуклонно приближается к остановочной платформе, и мне не остается другого выхода, кроме как вцепиться в студента обеими руками и грозным голосом заявить, что он никуда не пойдет, потому, что пятьсот рублей, которыми он рассчитался – фальшивые.

Электричка подъезжает к платформе, двери открываются. Ошарашенный студент пытается убедить меня в том, что рассчитывался сторублевкой. Двери закрываются, электричка набирает скорость. Молодой человек с тоской провожает взглядом свою остановку, а я дрожащими руками достаю телефон и говорю все, что думаю о Петровиче, машинисте и долбаных уголовниках. Напарник обещает, что двери не будут открывать до Урмана, а там уже ждет полиция. Радостно информирую об этом пассажиров, и двадцать минут до Урмана на повышенных тонах препираюсь со студентом (причем остальные пассажиры тоже не остаются в долгу).

Ну, кроме одного.

По счастью, вскоре в вагон заходил нервный Петрович, перекрывая своей тушей переднюю дверь. В сторону трупа он старается не смотреть.

Вскоре мы прибываем к Урману. Полицейские, поджидающих нас на платформе, залезают в вагон и тут же направляются к трупу. Двое из них берут "в клещи" студента. Тот истерично вопит про фальшивые деньги; его перебивают на полуслове и говорят про убийство.

Волшебное слово "убийство" приводит пассажиров в состояние шока; я же облегченно вздыхаю, опускаюсь на сиденье – убийца схвачен, самое страшное уже позади... и замечаю, что бабушка тихо-тихо направляется к выходу. Та самая бабушка, которой не хватало четыре рубля на билет до Уфы.

А ведь современная молодежь не жалует носовые платки...

– Эй, простите, – бросаюсь к ближайшему стражу порядка, – а вдруг...

– Женщина! – рявкает мент уползающей бабке. – Я что, неясно сказал – все пассажиры задержаны как свидетели? Поставьте сумки на пол, сейчас закончим с телом и начнем осмотр личных вещей.

– Будут искать пистолет, – восхищенно произносит кудрявая второклассница. В ее глазах сияет незамутненное детское любопытство.

– И не только, – поощрительно улыбается полицейский. – Даже если преступник успел избавиться от орудия преступления, на его вещах могли остаться следы крови. Их очень тяжело уничтожить. Достаточно пропустить маленькое пятнышко, скажем, на рукаве...

Петрович бледнеет – нервы не выдерживают. Причем не только у него.

– Не надо! – кричит бабуля. – Не надо, я не хотела! Это он, он! Он посадил Володьку! Зачем он поехал на электричке?! Зачем?!

Занавес.

Вместо эпилога

Из-за всей этой кутерьмы в Иглино электричка прибывает с опозданием на два часа.

В вагон тут же набирается возмущенно бурчащий народ.

Наверно, мне следует извиниться за опоздание, но, честно, сил уже нет.

– Проходим, садимся, показываем билеты, – собираю в кучку запасы вежливости, максимально приветливо улыбаюсь в недовольные лица. – Туда не садимся, один такой там уже сидел...

И показываю на кровь.