Аскольд Рус

Темнота

—Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить? — спросил я у комроты.

— Ну, попробуй! — в своей манере подкола ответил ротный.

И я тоже не промах, продолжил в том же духе:

—Долаживаю: во время ночного дежурства при обходе территории я обнаружил странную аномалию, — и на этом замолчал.

1984 год 18 апреля наша маневренная рота радиообеспечения и разведки уже вторую неделю как развернулась на этой поляне — для радиоприкрытия общевойсковых учений.

— И это всё, сержант? Давай по существу, — сказал ротный, слегка раздражаясь.

Он нас всех знал. Рота спецназначения — маленькая: три взвода по двенадцать солдат. Особенно старослужащих он знал, как облупленных. Поэтому, когда я начинал перенимать манеру речи, всем становилось ясно — надо быть настороже. Значит, речь пойдёт о жопе. Или о полной жопе.

—Аномалия находится ровно в двадцати метрах на север от дизель-генераторной. Там два ясеня — те, что верхушками сплелись между собой, как арка. Так вот: если встать так, чтобы луна была в арке, появляется плёнка. Такая, как на воде, когда бензин разлили.

— Ну и в чём проблема? Или ты решил, что раз скоро дембель — можно поприкалываться? — рот­ный уже конкретно закипал.

— Никак нет, товарищ старший лейтенант! Я возле аномалии и поприкалывался. Разные камешки, ве­точки в неё покидал. Прикольно было: кидаешь камень — он в арку летит, в плёнку попадает — и ис­чезает. С другой стороны не вылетает. Ещё флягу туда бросал. Отстегнул один конец ремня от автома­та, пристегнул к фляге — и туда её. Один конец с флягой — там, другой — со мной. Обошёл с другой стороны — а фляги там нет. Вернулся, потянул за ремень — всё вернулось. Ну вот и шёл вас будить, чтобы сделать доклад. А вы как раз возле палатки курите. И, кстати...

— Что ещё? — перебил меня ротный.

— Ты, случайно, вообще не обкурился чем-нибудь?

— А вот, кстати, курение чего-нибудь несёт сильный материальный вред. Меня жаба задавит: сначала за деньги гробишь себя, потом за них же и лечишься.

— Всё, хорош умника лепить. Пошли. Показывай свою аномалию.

Я развернулся и пошёл обратно в направлении той аномалии. Ротный шёл за мной. Сигарету выбро­сил, не докурив. Шли молча. Палатки остались позади, дизель гуделвсё тише и тише.

В лесу — ни ветра, ни звука, только трава хрустит под берцами.

Когда миновали генераторную, я показал рукой:

— Вон там, между теми ясенями. Видите? Верхушки сомкнулись, словно арка.

Подошли ближе. Я остановился, указал:

—Встать надо вот сюда. Тогда луна точно по центру — и появляется.

Он стал рядом. Плёнка была на месте. Едва заметное дрожание воздуха — как вода с тонкой плён­кой масла.

Я молча отступил на шаг в сторону. Свои выводы я уже сделал. Теперь очередь командира — у него погоны со звёздочками.

Ротный молчал. Смотрел на плёнку внимательно, прищурившись. Не торопясь, будто в голове про­кручивал список возможных объяснений: отражение? испарение? глюк? Нет — не то.

Он подобрал камень и бросил в центр арки. Камень вошёл в плёнку — и пропал. Ни звука, ни всплеска, ни следа.

—Значит, не бред, — сказал скорее себе, чем мне. Потом коротко бросил:

— Дай фонарь.

Я достал его с подсумка и передал. Он включил, посветил в центр. Пучок света упёрся в плёнку и… за ней потух, как будто растворился. Ни отражения, ни преломления, ничего.

Ротный шагнул вправо, потом влево, проверяя угол. Под определённым углом плёнка исчезала. Воз­вращался — снова появлялась.

—Оптика работает по отражённому свету, — буркнул он. — А тут будто поглощает.

Фонарь, вернул мне.

— Ты закидывал туда флягу на ремне? — уточнил он, не глядя на меня, всё ещё всматриваясь в центр арки.

— Так точно. Забросил. Ремень натянулся, как будто зацепился. Обошёл с другой стороны — а фляги там нет. Вернулся, дёрнул — ремень вернулся, фляга на месте.

Он кивнул.

—Закинуть можно. Вытянуть можно. Всё.

Сделал шаг назад, осмотрел арку ещё раз, потом перевёл взгляд на землю.

— Тропа сюда не натоптана, ветки целы. Значит, первым подошёл ты.

Я промолчал. Он это и так знал — просто подтверждал.

—Привязать бы камеру... — сказал он, и тут же махнул рукой. — Ладно.

Потом уже чётко, по-командирски:

—Завтра с рассветом возьмёшь ефрейтора Столярова — переносной КРП, метров двадцать шнура, сигнальные флажки. Поставим точку наблюдения. Внутрь пока ничего не кидаем. Только наружное наблюдение, фиксация. Сведения — только мне, рот на замке. Понял?

— Так точно.

Он взглянул на плёнку ещё раз. Потом поднял глаза — луна медленно смещалась из центра арки.

Перевёл взгляд на меня, и я понял, о чём он подумал «Хорошо, что гранаты нам не дал». Мы прош­лый раз рыбу глушили.

—Посмотрим, что будет, когда Луна уйдёт. — Проговори себе поднос ротный.

Развернулся, чтобы уйти. В этот момент налетел порыв ветра — резкий, сухой, внезапный.

Фуражку сорвало с его головы. Она взвилась в воздух и, кувыркаясь, полетела в мою сторону. Я дёрнулся, рефлекторно стараясь поймать.

Рука потянулась за фуражкой. Но не успел. Фуражка, будто почуяв, куда несётся, скользнула от пальцев и влетела в арку. В плёнку. В ничто.

Шаг — и так бывает, когда нога не находит опоры.

Тело срабатывает само, как на тренировках по самбо: тренер всегда начинал занятия с падений — и всё равно, кто ты — уже что-то значишь или ещё зелень. Падение, перекат — и ты уже на ногах. А шлепок вышел смачным, как об новый, ещё не разбитый мат.

Стою. Пытаюсь что-то разглядеть. Глаза будто смолой залиты.

Ощущение — безразмерная пустота, вызванная полным отсутствием света. Темнота — не как в под­вале, а как отсутствие границ, без начала и конца.

Я один.

Ладно. Нечего глаза ломать. В подсумке, в отделении, где должны быть гранаты, — фонарик с ди­намкой. Мы такую «жужжалкой» называли. Пока на клавишу жмёшь, как на эспандере, динамка жуж­жит. Чем быстрее — тем ярче. Света даёт мало. Но один плюс — батарейки не нужны.

Дотрагиваюсь до пояса, где должен быть подсумок. На месте. В отличие от автомата — тот при па­дении сполз с плеча и теперь где-то во тьме.

Клапаны подсумка закрыты — значит, содержимое не высыпалось. Проверяю на ощупь: в одном отделении — магазин, во втором — тоже магазин, в третьем — магазин, в четвёртом — опять мага­зин, отдел для гранат — жужжалка.

—Теперь — жужжать и искать автомат.

Достаю фонарик, начинаю жать. Свет тусклый, но постепенно становится ярче. После такой тьмы даже он кажется режущим. Луч пробивает метра два, может, три. Этого хватает.

Теперь свечу под ноги. Покрытие пола — матово-серое. Приседаю, трогаю рукой — ощущается как очень плотная, шершавая резина. Достаю штык-нож, пробую ковырнуть — не поддаётся.

В шаге от меня, на полу, лежит автомат. Поднимаю. Осматриваю — вроде цел. Перевешиваю через плечо.

Освещаю вокруг. Кручусь на месте. Луч рассеивает мрак всего на пару метров, с одной стороны проявляется стена. Подхожу к ней и останавливаюсь в двух шагах. Прямая, ровная, и та же матово-серая поверхность.

Свет влево — те же пару метров. Вверх — так же. Вправо, на грани видимости — выпуклость.

Подхожу ближе, рассматриваю: округлая, выступает на три пальца, диаметр около двух метров, нижний край находится сантиметров в тридцати от пола. Тянусь рукой — щёлк. Из выпуклости что-то вылетает и бьёт по ноге на две ладони ниже колена.

Отпрыгиваю. Что-то плотно завёрнуто в плащ-палатку. Следом — вещмешок и фляга.

—Зараза, тяжёлая штука… и больно. Если б вовремя не отпрыгнул, ногу бы сломало.

Потёр ушибленное место.

— Так, ротный решил снаряги сюда подкинуть. С чего бы?..

Разворачиваю плащ-палатку — рация. Недолго думая, сразу проверяю и включаю. В наушниках — эфирный шум.

— Дом, Дом — это Скиталец. Приём. — Дом, это Скиталец. Ответьте.

И так минут пять. Потом шум исчез — в наушниках стало абсолютно тихо.

— Хм… — хмыкнул я. — Неужели при падении сломалась?

Сижу в темноте, уставился на яркую зелёную точку — фонарик должен быть возлерации, там, куда его и положил.

— Стоп, так это же индикатор... — рация рабочая.

Раз фляга на ремне прошла сюда и обратно — значит, выход должен быть.

Решение принято.

Нащупал фонарик.

— Скоро двумя пальцами сотку гвоздь гнуть буду, — подумал я, беря его в руку.

Поднялся с пола и подошёл к выпуклости. Стою рядом, вожу ладонью. Всё та же упругая шерша­вость, всё тот же матово-серый цвет. Пробую продавить рукой — рука внутрь не проходит, сама выпуклость никак не реагирует. На ощупь она такая же, как пол и стена.

Толкаю плечом — и ничего. Ударил с ноги — тоже ноль. Вынул штык-нож, попробовал подковыр­нуть край — опять не вышло.

— Так, выйти не получилось. Рация сначала ловила сигнал, потом перестала. Значит, ротный видел, что портал закрывается, и быстро перекинул всё это. А я сразу назад не выпрыгнул — сначала разби­рался с покрытием пола, а потом...

Да нечего себя умалять. Не запаниковал — и это главное. И сейчас без паники.

Вернулся к рации и вещмешку — ревизия теперь в приоритете.

— Так, что имеем?

Рядом, возле мешка, лежит фляга. Присаживаюсь на корточки возле мешка, подтягиваю его к себе поближе — тяжёлый. Ложу фонарь, пальцы уже ныли — будто железку гнул час подряд. И опять тем­но — хоть глаз выколи.

На ощупь развязываю мешок и аккуратно высыпаю содержимое на пол. Беру уже в правую руку фо­нарь, нажимаю клавишу, динамо жужжит. Да будет свет.

Делаю ревизию:

—аптечка армейская, новая;

—шестнадцать банок — каша гречневая со свининой;

— две коробки рафинада;

—четыре пачки галет;

—мешочек с сухарями;

— чай в пакетиках, одна пачка.

Собрал обратно всё в мешок. Теперь фляга. Поднял её — вроде полная. Тоже в мешок. У меня на ремне — моя. Правда, полная на три четверти.

Выключил рацию.

— Не фиг батарею просиживать.

Уселся на задницу, протянув ноги. Опёрся о стену, рядом положил фонарик. Темнота. Закрыл глаза, постарался успокоиться. Слишком много мыслей вертятся.

И …

Для поддержки PayPal ch.vladymyr@gmail.com