Авианосец "Афина"

8 февраля 1941 года

19.15. "Неа Эллас"

Клио смотрит в небо. Она стоит на "солнечной палубе" лайнера "Неа Эллас". Небо играет тысячей оттенков синего, облака расцвечены пурпуром. Под ними - темный силуэт, широкие, немашущие крылья хорошего парителя. Четверку моторов и вертикальный киль снизу без бинокля не рассмотреть.

У Клио бинокля нет, и не надо. Узнавать самолеты потенциального противника не ее дело. Представитель флота глядит в семикратный - он и скажет.

- "Кондор".

Значит, немец. Самолет закладывает широкий разворот. Собирается пройти над кораблем? Пусть. Бомб сбросить не осмелится. Между Грецией и Германией нет войны. Пока нет. Прямо под ногами у Клио - синие и белые полосы. Нехорошо топтаться по собственному флагу, но как еще дать понять тем, кто сверху, что атлантические волны режет мирный и нейтральный корабль.

Клио запрокидывает голову, чтобы проследить за самолетом. Резкая боль в шее! Не ойкнула, не скривилась. Ей нельзя. Рядом стоят симпатичные, дельные люди - греческая делегация в Соединенные Штаты Америки. Ее подчиненные.

Клио - министр вооружений и трудовых ресурсов республиканской Греции, и глава делегации заодно. Она и сама не понимает, как это возможно: министр вооружений воюющей страны - женщина. Уже четвертый месяц она тянет нежданную лямку, и сама немало удивлена, что греческая армия, оба ее фронта - Эпирский и Македонский - вовремя получают топливо, снаряды, технику. Не много, такого не бывает. Едва-едва достаточно, под обрез - для того, чтобы в сводках появлялись города и местечки все дальше и дальше к северу от довоенной границы.

Если бы не ум генералов и храбрость солдат, Клио бы не справилась. На обоих фронтах война кормит войну. Старая истина: победителю достается все, что лежит на поле боя - именно поэтому он и называется победителем.

Другое дело, в каком виде достается...

Армия не может пустить в дело сгоревший самолет, подбитый танк, пушку без замка, пулемет, к которому нет патронов. После победы начинается работа ведомства Клио. Трофеи нужно собрать, вывезти с фронта в мастерские, починить, снабдить боеприпасами, запасными частями, смазкой и топливом.

В тыл тащат не только трофеи. Родная греческая армия без потерь воевать пока не научилась, как и советские друзья-добровольцы. Их разбитые машины тоже нужно эвакуировать и чинить. Если постараться, из десяти своих подбитых танков можно починить девять, причем семь - прямо на фронте. С трофеями хуже, но собрать два боеспособных танка из трех захваченных получается.

Если от самолета уцелел только мотор - это не беда, это радость. В Афинах часть города от обстрела с моря прикрыли горы - и именно там прилепился к склону аккуратный корпус из стекла и красного кирпича. Новенькое здание в старомодном для Америки стиле органической архитектуры красиво, как кукольный домик. Игрушечными кажется и маленький аэродром рядом, и линейка из ждущих испытания машин...

Авиазавод, к счастью, настоящий, хоть и маленький.

Здесь собирали лицензионные PZL. Теперь собирают то, что привозят с фронта - в любых комбинациях. Здесь никого не удивит "поляк", взрыкивающий советским мотором, или француз с трофейным итальянским. Если же, случаем, к уцелевшему мотору не найдутся ждущие нового сердца крылья, так деревянный катерный корпус - работа по силам греческой военной промышленности.

И все же воевать на одних трофеях и советских поставках - нельзя. Потому Клио и отправилась в путешествие.

Сначала - в Москву. Мороз, шуба, широколобый человек в пенсне - русский комиссар иностранных дел, Молотов. Улыбается в усы:

- Мы немного пополним вашу делегацию. Не возражаете?

Обо этом договорились заранее, но Вячеслав Михайлович вежлив. Советскому Союзу нужно согласовать действия с англичанами. Британия воюет с фашистами, как и Греция. СССР - пока нет. Именно что пока, потому и нужно нащупать локоть будущего союзника, гарантировать, чтобы Черчилль честно тащил свой воз военных потерь и издержек. Это трудно, почти невозможно. Почти - только потому, что сейчас просителем выступает Великобритания.

Клио жмет руки новоявленным грекам, крепко, по-мужски, не позволяя довернуть руку вбок. Выслушивает фальшивые имена. Улыбается. Искренне. Каждое имя - сотни тонн авиационного бензина, или танки, лобастые "ястребки"-хоки, длинные хоботы зениток... Официально Греция получает оружие в безвозмездную аренду на время войны, или, говоря на американский манер, по ленд-лизу.

Но когда один твой сосед помогает тушить твой горящий дом, разве ты не поможешь ему позвать другого, на крышу чьего дома летят искры? И который, увы, поливает водой свою крышу - а не тушит большой пожар?

Сутки спустя - снова аэродром, под Ленинградом. Дюралевая громада воздушного корабля. На Клио меховой летный комбинезон, инструктаж проводит сам командующий советской дальней авиацией. Впереди - не обычный рейсовый вылет, скорей, беспосадочный перелет в стиле героической эпохи покорения воздуха. Только садиться нельзя по другой причине. Под крыльями Чарльза Линдберга и Амелии Эрхарт лежал океан, Ноэль Уин покорил тайгу и злые ветра на трассе между Сибирью и Аляской, Жан Мермоз одолел Сахару и Анды, Валерий Чкалов - арктические льды.

Первопроходцам мешала сесть для дозаправки природа или неосвоенность земель. За ними шли другие, с почтой, пассажирами, коммерческими грузами.

ТБ-6, который сейчас готовят к новому рекорду, пойдет над густо населенными, промышленно развитыми странами, но для него эти земли - бесплодней Сахары. Мермоз смог выжить в Ливийской пустыне, его спасли арабы, но кто протянет руку помощи коммунисту - в нацистской Германии? Для советского самолета захваченная фашистами Европа стала политической пустыней.

Самолет пройдет над равнинами, но будет держать высоту так, словно пересекает Анды. Опасность - не заснеженные пики, а стволы дальнобойных зениток и высотные истребители с изморозью на крыле. Спустись пониже - и их успеют поднять и навести. Не внезапные порывы ветра, а лучи прожекторов.

Европа - политические горы.

Смысл перелета - не только показать, что СССР не изолирован и может доставить кого угодно куда угодно без дозволения нацистов. Как за первопроходцами мирных лет шли регулярные мирные перелеты, так и перелет Клио - обещание.

"Мы можем взлететь в Ленинграде, пересечь территорию Германии с грузом, находясь вне зоны действия истребителей и зениток, и благополучно сесть в Лондоне."

Тем проще, если на середине пути груз будет сброшен. Этой ночью - листовки с упреками в постоянном нарушении немцами воздушных границ СССР. Завтрашней - бомбы?

Командир корабля - короткие светлые волосы зачесаны вверх, удивительно молодой. Уже майор. Клио даже взревновала: ее муж на несколько лет старше, а только-только произведен в капитаны второго ранга. К его летам молодой да ранний летчик, верно, будет генералом. Буркнула:

- Теперь мы в его подчинении?

- Точно так. Приказывать он умеет, и доставит вас точно к месту назначения, - говорит Голованов.

- По местам! - кричит пилот.

Громче, чем надо. Волнуется? Генерал берет под козырек.

- Доброго пути!

Внутри - два ряда сидений. Нужно надеть парашют, пристегнуть к шлему кислородную маску. К шее крепится ларингофон, проверить переключатель: Клио все еще старшая над делегацией, связь с экипажем есть только у нее.

Закрылась дверь - теперь вокруг только дюралевая труба пассажирского отсека, желтый электрический свет. Окон нет. Клио проверяет, все ли устроились, как предписано.

Голос бортинженера:

- Готов, можно запускать.

Отзывы других летчиков.

- Готов... готов... готов...

- Запустить моторы!

Рождается тяжелый, раскатистый гул.

Голос командира:

- Пассажиры готовы?

- Все на местах. Парашюты пристегнуты.

- На взлет!

Тряска разгона. Мягкий отрыв от земли. Часы полета: каждые двадцать минут надо проверять кислородные маски пассажиров, докладывать командиру корабля. Он борется с грозой и обледенением, он выворачивается из прожекторных лучей.

У Клио другие заботы.

У кого там глаза закрываются? Потормошить.

Пощупать кислородную трубку. Струя холодного газа ометает лицо. Отпустить.

Переводчица еле сдерживает тошноту. Поднимает руки к маске. Перехватить.

- Нельзя.

Клио опустилась на колени. Смотрит в глаза, уговаривает потерпеть. Словно мать - маленькую дочь, хотя по возрасту, наоборот, сама в дочери годится.

- Хочешь, поменяем маску на другую?

Другая - точно такая же, но без маски нельзя, смерть.

Представитель флота оказывается рядом. У капитана первого ранга на плече "крылышки", маска ему привычней, чем Клио.

Переводчица мотает головой.

Решила перетерпеть - и выдержала. Только когда машина снизилась, уже перед самым Лондоном, вместе с остальными сняла маску и тут же уткнулась в бумажный пакетик...

На земле встречает мистер Иден. Пальто нараспашку, под ним фрак, на голове цилиндр.. А Клио в летном комбинезоне, кожаный шлем, очки. Нет, не Амалия Экхарт, даже не медвежонок. На Клио авиационная сбруя - не родная. Дурно сшитой меховой игрушкой, вот чем она себе казалась

Греческое посольство не подвело. На встречу с британским премьером отправилось не вылезшее из самолета недоразумение, а "девочка из хорошей семьи". Эта часть Клио всегда с ней. Сейчас - только часть. Нынешняя Клио - давно не девочка. Не в том дело, что три месяца замужем, а в том, что она умеет выбирать, кому жить - а кому умирать. Она мерзла в Эпирских горах, где и заработала прострелы в спине. Злой горный ветер прохватывал пальто насквозь... За три месяца войны Клио научилась принимать решения и не торопиться менять их, даже если осознала ошибку.

Суетливая власть хуже бездарной.

Нынешняя Клио разучилась гнуть шею и спину - отучила боль, спасибо ей! Ее превосходительство министр привыкла по три раза на дню видаться с безносой старухой - и сплевывать на лезвие косы. Если при каждой бомбежке бегать в убежище - когда работать?

Англичане купились на образ. Не жалели лестных слов, уверяли, что в правительстве национального спасения необходимы представители всех партий... Не помогло? В ход пошло внезапное и злое давление, угрозы - вплоть до намеков на пропуск итальянских линкоров к греческим берегам во второй раз.

Клио улыбалась и говорила "нет". Правительство в Греции коалиционное, и посты у некоммунистов самые что ни на есть важные. Вот верховный главнокомандующий, генерал Папагос - каждый знает, что он монархист. Зачем что-то менять? Тем более, что офицеры с либеральными убеждениями возвращены на службу с повышением в звании, один, например, командует броненосцем.

Дождалась, когда вернулся благожелательный, снисходительный тон. Вот тогда симпатичная и чуть растерянная девушка исчезла. Как выглядело преображение со стороны, Клио не узнать. Черчилль не скажет, а говорить то, что сказала она, иначе, чем с глазу на глаз, нельзя. Помнит - шарф стал резать горло, точно был не шелковым, а жестяным. Кто сказал, что говорить правду легко и приятно? Пусть встанет напротив премьер-министра великой державы, которая все еще владеет господством на Средиземном море. И отрежет:

- Мой народ ненавидит Англию.

А как еще к ней относиться греку? Ладно, арест флота в прошлую мировую войну - лишь пощечина. Обидно, но маленькой стране можно и стерпеть. Нет, Антанте понадобилась греческая земля для того, чтобы на ней воевать... Сперва высадились сами, потом и греков погнали на бойню. Поманили Константинополем, исконно греческими городами Малой Азии, а потом бросили, оставили один на один с турками. За поражением в борьбе с кемалистами последовал исход с исконно греческих земель. За исходом - голод, Греция не смогла прокормить внезапную прибавку к населению.

Клио помнит - ее не выпускали на улицу рано утром, даже вместе с взрослыми. Ждали, пока с тротуаров не уберут тела беженцев, что умерли за ночь. Клио помнит, как отец, возвращаясь со службы, ворчал: большинству больных из предместий для успешного лечения следовало бы прописать достаточное питание...

Итальянцы, что вторглись на территорию Греции с оружием в руках, за три месяца войны убили в десятки раз меньше греков, чем погибло тогда.

Только голод - в прошлом, а фашисты стреляют и бомбят прямо сейчас. Эпирский фронт держится, даже идет вперед - ценой того, что каждые двадцать минут на снег падает замертво один греческий солдат. Раненых больше.

Потому она, Клио, готова договариваться с кем угодно, лишь бы помог в войне. И именно поэтому в Лондоне оказалась она, а не глава греческого правительства. У Первого жена-англичанка, ему такое заявление далось бы куда трудней.

Зато после жестких слов начался разговор по делу - счет самолетов, танков, кораблей и дивизий.

К тому времени, когда под греко-английским договором высохли подписи, а Клио ступила на борт лайнера "Неа Эллас", в ее стиле "усталой элегантности" усталость была совершенно естественной.

И вот - "солнечная палуба", небо, чужой самолет.

- Наши курс и скорость он уже передал, - заметил представитель флота. - Когда улетит, нужно рекомендовать капитану их сменить.

Клио стало зябко.

Атлантика набита подводными лодками.

"Неа Эллас" корабль быстрый, лодке не догнать его ни в подводном, ни в надводном положении. Потому лайнер идет один, а не с конвоем. У него хорошие шансы, не хуже, чем у советского бомбардировщика над Германией. Но Клио - боится. Куда больше, чем во время перелета. Теперь ей кажется, что немецкая бомба, осколки которой загнали русский самолет в долгий ремонт, дотянулась и до нее.

Из-за этой бомбы Клио приходится добираться до Америки лайнером. Несколько дней риска вместо нескольких часов - полбеды. Увы, произошла утечка, расползся слух, и обывательская логика превратила "корабль, на котором плывет министр" в последний шанс безопасно пересечь океан и спастись от немецких бомб. В ковчег.

У Клио муж - моряк, моряк военный. Кому как не ей, знать, что слабые места притягивают снаряды, что судьба любит отправлять на дно "счастливые армады", "непотопляемые корабли" и "последние ковчеги".

А корабль принимал пассажиров - больше, чем во все предыдущие рейсы. Британское правительство решило использовать корабль для эвакуации лондонских детей в Америку.

Ее превосходительство могла упереться, и ей пошли бы навстречу, но Клио не посмела. Она видела Лондон, видела разрушенные бомбами дома... Решила: несколько дней риска лучше, чем несколько месяцев. Заставила себя забыть о страхах - пока над "Неа Эллас" не прочертили белесый след винты "кондора".

Что ж, война никуда не подевалась, а потому капитану лайнера, верно, пригодятся советы военного моряка...

- Хорошо, - сказала Клио. - Как только немец улетит, я вас рекомендую капитану в качестве советника.

Не больше. Капитан один, и он всегда прав - пока не пристанет к берегу. Даже если пристать не суждено.

Фашист наверху, между тем, вовсе не собирается улетать. Он снижается, крылья кренятся в лихом развороте. Выровнялся. От фюзеляжа отделяются темные точки. Даже Клио поняла, что это такое. Даже Клио знает, что нужно делать: руль на борт, резко, машине - "самый полный". Она помнит, как на внешнем рейде Салоник танцевали между итальянских бомб греческие эсминцы. "Неа Эллас" слишком велик для таких плясок, но скоростью его конструкторы не обидели, капитальный ремонт лайнер прошел недавно. От пикирующего бомбардировщика не уйдешь, но от горизонтального - можно попробовать.

Когда первые бомбы подняли на волнах стежки из белых султанов, она даже не пригнулась. Представитель флота сообразил быстрей. Небо не катится в сторону, палуба ничуть не клонится вбок... Капитан лайнера растерялся, опоздал с маневром. Бомбы идут точно!

На суше можно было бы упасть на землю. На боевом корабле - укрыться за броневой переборкой. Здесь - нет смысла. Палубы пассажирских кораблей для самых маленьких бомб - картон. Верхней не хватит даже для того, чтобы взвести взрыватель. Осколки придут снизу, и лечь на палубу - худшее, что только можно придумать.

- Наша. - сказал моряк. - Держись!

И - ничего.

Даже сотрясения.

Только продолжение "стежка" за кормой.

Моряк недоуменно смотрит на уходящий с набором высоты "Кондор".

- По всем приметам одна была наша... Повезло...

Вид у него виноватый, точно это он так неудачно бомбил корабль. Формально - нейтральный. Полез в карман, у него там пачка американских сигарет в двойной непромокаемой упаковке. Представитель армии - у этого вечно отсыревают - поднес огонек.

- Пара зенитных пулеметов была бы полезней, чем это... - пнул синюю полосу.

Нет нейтралитета в воюющих водах.

К делегации уже спешит один из помощников капитана, четвертый или пятый - тот, что отвечает за общение в пассажирами. Именно с ним обычно фотографируются на память. Именно он присутствует в корабельном ресторане на торжественных обедах и ужинах. Многие и считают его капитаном. Сейчас, впрочем, он всего лишь почетный гонец.

- Ваше превосходительство, господа... Бомба попала в курительный салон каютного класса. Не разорвалась. Капитан приносит извинения, но в связи с выяснившейся опасностью он вынужден вывести пассажиров на палубу, ближе к спасательным средствам. Это включает палубу первого класса.

Клио улыбается. От уха до уха.

- Мы - правительство национального единства. Передайте капитану, что на время опасности он может рассматривать нас как часть экипажа. У меня, например, есть опыт эвакуации людей из-под бомб и снарядов.

Это было в Салониках, три месяца назад.

Волна за волной прут трехмоторные бомбардировщики, в небе собачья свалка, своих самолетов не видно в море чужих, зенитки лупят на расплав стволов, с моря накатывается вражеская эскадра. То, что город тогда спас русский крейсер, неважно. Она получила опыт.

На что натаскан экипаж? "Соблюдать спокойствие, взять маленьких детей на руки, старших за руку, следовать к месту посадки, указанному в шлюпочном расписании?" К тому, что придется не просто спускать шлюпку, а организовывать ночевку на палубе для нескольких сотен детей, экипаж не готов. А ведь есть еще госпитали...

22.05. "Неа Эллас"

Больше всего хлопот доставили не дети, которых везут в эвакуацию, не раненые, а пассажиры первого класса. В особенности - пассажирки! Вокруг ночь, внизу зимние волны жадно холодят железные борта, высасывают из корабля тепло, машинное и человеческое. Во мраке прячутся чудовища, шевелят глазами на покрытых густой смазкой стебельках. Перископы ищут проблеск света.

Страшно.

Всем, Клио тоже. Бомб не боится, Черчилля не испугалась, но темнота - другое дело. Отгородиться бы от нее сталью переборки, победить электрическим светом, да хоть одеялом с головой накрыться! Под одеялом тьма - не чужая, своя.

Остается глушить страх делом. Хлопотать. Отоспаться можно днем.

Тут она и напоролась, не хуже, чем итальянские линкоры под Салониками.

Звучные слова: "ее превосходительство министр" - не позволят прожить лишнюю минуту в воде февральской Атлантики. Не остановят осколок - и женщину, которой взбрело, что другая крадет ее право заботиться о детях и мужчинах. Или наоборот, о мужчинах и детях. Тут у кого какая очередность.

Вот дамочка уцепилась за локоток своего драгоценного. У ног пары две девочки кутаются в одеяла. Море, февраль, ветер - корабль идет полным ходом, потому на палубе всегда дует. Шлюпка номер четыре, одна из первых. Женщины и дети.

- Вычеркните меня из списков этой шлюпки! Я останусь с мужем.

Девочки, значит, случись что, остаются одни. Дело не в том, что осиротеют. Дело в том, что до спасения им еще надо будет дожить - на шлюпке, среди холодного моря. Одним. Без матери, которая боится отпустить руку мужа.

- В шлюпке, к которой приписан ваш муж, мест нет, - говорит Клио. Она не знает точно, да это и не важно. - Но можно поступить так...

Чем хороша мода сорокового года - у пальто большие карманы, блокнот и карандаш в них не только помещаются, но и совершенно незаметны. Появляются в руках, точно ниоткуда.

Шелест грифеля.

- Отлично. Вашего мужа внесут в списки этой шлюпки. Девочек я пристрою в те, которые спустят позже, это их немного облегчит. Ребенок весит меньше мужчины.

На деле единственная шлюпка, местами в которой Клио может свободно распоряжаться - вельбот, который отвели делегации. В нем с десяток свободных мест, но его спустят после шлюпок с пассажирами. Она вовсе не собирается рисковать детьми. Клио надеется, что третья дочь в семье наконец попробует стать матерью.

Увы, та только крепче вцепляется в мужа.

- Не знаю, как вас и благодарить...

- Никак, - говорит Клио. - Лучше назовите имена дочерей. Не по метрике и шлюпочному расписанию, а те, к которым они привычны.

Она зла скорее на себя. Женщина, но за последние полгода наловчилась работать с железками куда лучше, чем с людьми. Последняя попытка.

- Ну, маленькие, идем.

Младшая девочка - Ирини, дома Рена, пять с половиной лет, держится за мать. Даже зажмурилась, так отпускать не хочет. Старшей, Теодоре, восемь лет. Она возмущается:

- Я большая!

- Раз ты большая, Дора, то бери сестру за руку, и ступай за мной. Нам все шлюпки левого борта обходить...

Та важно кивает и тащит за собой сестру.

Клио все еще надеется, что ее окликнут. Напрасно.

Клио продолжает обход палубы. Вот зона каютного класса - сейчас на месте для прогулок обустроился госпиталь. Обычные люди. Носилки, раненый доброволец-американец улыбается:

- Мне везет. В госпитале навещала королева Елизавета, здесь вы... Будет что дома рассказать. Можно попросить автограф?

Снова блокнот. Короткое: "Выздоравливайте поскорей. К.Р." Впрочем, можно было что угодно написать - вряд ли американец читает на демотике. Вокруг другого - медсестры, приписанные к шлюпкам матросы, другие раненые. Не слишком умелый испанский бой на гитаре. Слова чужие, песня знакомая. Знакомая любой стране, в которой стояли концлагеря.

"Болотные солдаты".

Мрачная. Но боевая!

"Пусть мы будем сидеть в болоте,

Но вернемся в СВОЮ страну".

Американцы с крылышками летного состава на форме возвращаются домой. Им не пришлось брести в плен под конвоем, как многим из тех, кто сражался с фашизмом за Испанию, за Польшу, Норвегию, Бельгию, Голландию, Францию. Воздушная битва за Англию выиграна. В том числе и летчиками-добровольцами. Они помогли соседу, они едут на мирную родину. У греков такой возможности нет.

Сражение за Грецию лишь начинается, и не только для людей. Ладный, вместительный, удобный "Неа Эллас" последний раз везет пассажиров через океан. Лайнер назначен к переделке во вспомогательный авианосец. Скоро белоснежную надстройку с комфортабельными каютами срежут по главную палубу, на ее месте поставят коробку самолетного ангара. Грузовые отсеки, в них сейчас фаянс из белой валлийской глины, шотландская шерсть да бочки с выдержанным виски, станут погребами для бомб или хранилищами авиатоплива. А на месте прогулочной палубы будет полетная. На которой временами тоже будут толпиться люди, но уж светской беседы никто не заведет!

Шлюпка номер шесть. Очередная пассажирка.

Молодец, умеет вообразить стены в модных обоях - синеву лаванд и лимонную желтизну, хрустальную люстру, свет на десять тысяч свечей вместо беззвездной черноты... А прогулочная палуба на лайнере ничем не хуже лучшего паркета. И на Клио, верно, видит вечернее платье, а не теплое пальто да неистребимый шарф.

- Отвратительный ветер, милочка... Как я вам сочувствую! Вам надо дочерьми заниматься, а приходится тянуть мужской воз.

Клио оглянулась на "дочерей". Дети, стоит им поверить, что все в порядке, начинают играть - и наоборот, пока они играют, им кажется, что все в порядке. У старшей, Доры, в руках один из блокнотов Клио. Писать она умеет, пусть и медленно. Вот так у ее превосходительства завелся второй секретарь! Даже интересно будет просмотреть ее заметки. И - обязательно поблагодарить за труд. По крайней мере, пока она, щурясь, старательно, точно китайский каллиграф, вырисовывает букву за буквой - ничем не мешает.

У младшей, Рены, занятие попроще. Раз она таскается с Клио и сядет в ее вельбот - значит, член экипажа. А членам экипажа пекари только что раздавали ломти горячего хлеба с ветчиной.

Пассажирам тоже, но моряцкий бутерброд вкусней, не так ли? А еще Клио перехватил один из поваров ресторана первого класса и вручил термос с горячим супом. "Для ваших маленьких". Не то, что об остальных пассажирах не позаботятся, но ее превосходительство самую чуточку впереди прочих.

Все в порядке. Можно проверять следующую шлюпку, номер восьмой. Только за спиной - тот же голос, что только что сочувствовал:

- Видели, как эта красная на меня зыркнула? А я ее еще жалела... У нее, наверное и муж - так, для отвода глаз.

- Красная? Но, дорогая, она же немка! Значит, нацистка.

- Что вы, она русская. Ренгартен - совершенно русская фамилия. У них таких, что оканчиваются на "н", много.

- Я знакома с некоторыми настоящими русскими. Так они уверяют, что называть красных русскими - нельзя!

Клио хотела развернуться и сказать, что многих греков из лондонской диаспоры тоже никак не назовешь настоящими греками. Язык они не забыли, вот только их греческий и тот, на котором говорит Афинская улица, крепко разнятся. Возьмем островной, скажем, самосский, диалект. Приправим английскими корнями так, чтобы от прежнего языка осталась одна грамматика. "Клозни винду, чылдренята закулеють!" Потом в неудобоваримую смесь насовать слов из древней классики...

Обход закончен. Клио рассказывает о путешествии - всего триста с небольшим шагов по атлантической ночи - еще одному помощнику капитана, кажется, четвертому. У офицера характерно оттопыривается карман - ясно, кобуру надевать не стал, сунул пистолет в пальто так. Если что случится, такой инструмент может понадобиться.

- Неплохое решение, госпожа министр, - говорит четвертый помощник. До лайнера "Греческой линии" обращение "товарищ" пока не докатилось. - Знаю я такие семьи. Иные предпочитают утонуть вместе, чем спастись порознь, и детей норовят прихватить с собой... На "Титанике", например, так девочку утопили. Единственный погибший ребенок из первого и второго класса.

Клио удивилась. Не тому, что империалисты обычных людей спасают в третью очередь. Это коммунисту понятно, и только злит. Но почему никто не сунул ребенка в шлюпку, хотя бы и силой? Спросила.

- Англичане, - пожал плечами помощник. - Иным аристократам осмелился бы сделать замечание разве капитан. Впрочем, министр тоже бы подошел.

Клио кивнула. Особенно хорошо подошел бы "красный" министр. Чтобы не уговаривал, а напугал до нервного тика. Чтобы сами от такого сбежали, куда пустят согласно шлюпочного расписания. А то зажарит и съест.

Триста с лишним шагов обратно.

Шепотки за спиной. Проблемы.

Вот пассажир отхлебывает виски из горлышка - и предлагает окружающим. Уверяет, что, если выпить достаточно, холодная водица не страшна.

- Врут, - объявляет Клио. - А вот одеться потеплей полезно. Опыт эпирского фронта.

Даже если она ошибается, полная палуба пьяных экипажу не нужна.

Вот пассажир, что желал спуститься вниз, прихватить еще теплой одежды - и обнаружил, что каюта заперта.

- Если каюту не закрыли вы, значит, это сделал стюард, который отвечает за ваш коридор, - объясняет Клио. - Воровства нам на лайнере не нужно... К нему и нужно обратиться. Он вас проводит, откроет каюту и поможет донести наверх теплые вещи.

Снова госпиталь. Один из врачей показывает ее превосходительству министру термометр - не из-под мышки больного, тот, что для наружной температуры.

- За вечер упала уже на пять градусов. Раненые мерзнут, а капитан отказывается возвращать нас вниз.

В голове стучится мысль.

Следующая встреча - суперкарго.

- У нас в грузовой декларации есть шерстяные вещи? Я, как официальное лицо воюющей страны, их конфискую, как положено, с компенсацией... Где подписать?

Еще одна шлюпка.

- Это наша, девочки.

Рядом - пустовато.

Военно-морской делегат в рубке, под рукой у капитана. Советует.

Военный - присматривает за одним из участков палубы. Секретарь Клио здесь, неотлучно сторожит кожаные сумки с бумагами. Непромокаемая упаковка - чтобы спасти. Груз - чтобы быстро утопить, причем отдельно от корабля. Зато переводчица скучает без дела. Она за маленькими и присмотрит, а то дети уже устали. С другой стороны - им пока интересно и бояться некогда.

Клио успела подумать, что мало чем отличается от девочек. Разве тем, что игра, которой она отгоняет страх, сколько-то полезна, и не ей одной. Решила - надо подобрать маленьким новую. Успела порадоваться, когда рядом возник матрос с охапкой шотландских пледов.

А потом палуба резко дернулась.

Рядом с носом корабля, по правому борту, полыхнула желто-алая вспышка, долгое мгновение спустя по ушам ударил звук взрыва. Дым взлетел выше "солнечной палубы", выше единственной трубы.

Клио еле устояла на ногах - мало того, что доски норовят вбить каблук в пятку, так еще за пальто тянут два чужих ребенка. Хорошо, в разные стороны.

По глазам ударил свет - корабль получил торпеду, прятаться незачем. Генераторы целы, надстройка вспыхивает огнями, как рождественская елка. Водяной столб от первого взрыва растет, а палубу дергает второй, ближе к середине корпуса.

Палуба начала было клониться вправо - перестала. Зато ветер начал крутиться влево. Клио жена моряка меньше полугода, но что происходит, понимает и она. "Самый полный, право на борт". Корабль спрямляет крен лихим поворотом. Только надолго ли его хватит, такого спрямления?

Приказ - начать посадку в шлюпки. Рядом с баркасом появляются моряки - те, что сядут на весла, и те, что должны его спустить. Сразу после шлюпок с пассажирами, до того, как начнет спасаться экипаж. На крышах немногих надстроек над "солнечной палубой рубят тросы, что удерживают ярко-оранжевые спасательные плотики. Эти всплывут сами уже когда корабль погрузится, и дадут шанс тем, кто окажется в воде. Две торпеды - это плохо. Очень плохо. Времени может и не хватить.

Клио почувствовала, как ее дергают за рукав.

Теодора-Дора. Серьезные черные глазищи.

- Мы умрем?

В глазах ее младшей сестры тает детское бесстрашие.

Что отвечать? "Может быть, но главное - держать спину прямо?"

- Мы просто немного поплаваем на большой лодке... Это ведь интереснее, чем на корабле?

- Интересней, - согласилась девочка и позволила пересадить себя в вельбот. Подождала, пока туда пересадят младшую сестру и переберется Клио. Ухватила за руку сама, к другой прицепила сестру.

Под скрип талей шлюпка пошла вниз.

Две торпеды - это много. Не потому даже, что корабль быстро тонет, а потому, что он быстро кренится. Если не спустить шлюпки быстро, то с задравшегося борта они попадут не на волну, а на сам борт. Тот борт, что валится вниз, постарается прихватить суденышки с собой - навалится, вдавит в воду. Или труба сверху рухнет. Или мачта.

С мостика дали сигнал - и кто был вдали от шлюпок, тех не ждут. Кто-то попробовал догнать спасение, сиганул с палубы вниз... Мимо.

Клио глянула вверх, на уходящую в небо надстройку. На крыле ходового мостика опирается на леера фигурка в военно-морской форме. В руке - сигарета. Вот когда морской делегат распаковал свой "Золотой круг", особо толстые, непромокаемые. До торпедирования курить было нельзя - вдруг бы врагу целить стало легче? Две торпеды - очень плохо, но бывает, когда из залпа цели достигают три. Или четыре. Или вообще неизвестно сколько - так случилось с итальянским крейсером в бою за Салоники. Корабля не стало сразу. А сейчас - шлюпки, кажется, успевают, да и плотики потом всплывут.

Фигурка сверху помахала красным огоньком сигареты. Невозмутимо, мужественно, очень по-английски - на греческом флоте англоманией болеют все, кого бой одного русского линейного крейсера против двух итальянских линкоров не убедил сменить образец для подражания. А кто будет выбирать для Греции корабли? Больше всего нужен маломерный флот: тральщики, охотники, торпедные катера. Нужны транспорты для возмещения неизбежных потерь. Нужны...

Вельбот коснулся воды. Удачно, так повезло не всем - корабль все еще держит ход, одна из шлюпок черпанула носом воду и опрокинулась. Люди кричат, а Клио издали кажется, будто пикет забастовщиков пытается отстоять ворота фабрики от штейкбрейхеров... Что творится с другого борта, не видно совсем. "Неа Эллас" так и не перевернулся полностью, но лег на борт. Клио корабль показал сурик днища. И он считает, что она "красная"? Так другому борту достался удар трубой и надстройкой, клубы дыма.

Клио почувствовала, как ее снова дергают за руку. Снова глазищи цвета ночи. Любознательности больше, чем страха.

- А лодку тоже потопят? И мы умрем ТОГДА?

- Мне, - сказала Клио, - умирать нельзя. А раз вы - со мной, вам тоже.

От автора