Авиатор: назад в СССР 3

Я видел, что от самолёта отделилась тёмная точка, которая превратилась в парашютный купол. Но это один, а где же второй?

Самолёт был почти над кромками деревьев лесопосадки, как вдруг появилась вторая точка.

- Второй, есть.

На душе немного отлегло. Значит, обоим удалось выйти «из кабинета», так сказать.

Если верить Инструкции лётчику Л-29 и разделу вынужденного покидания, первым катапультироваться должен был член экипажа, а затем командир. Но это не панацея. Можно производить в любом порядке.

Сам же самолёт, объятый огнём, стремился на встречу с земной поверхностью. Секунды падения смотрелись, словно в замедленной съёмке. Вокруг меня все пытались рассчитать место падения. Я даже не понимал, они сейчас восхищаться этим зрелищем или переживают так за судьбу «элочки».

Мне всегда говорили, что нельзя ставить свою жизнь выше этой «железки», пускай и дюралевой.

Свою грубую посадку с моментальным уничтожением, наш Л-29 совершил в районе объездной городской дороги на поле подсолнухов. В небо сразу устремился столп дыма. А со спины уже трубил общее построение эскадрильи Ребров.

- Все в казарму и ждать там. Курков старший и... над первым курсом тоже. Чего встали? Бегом, птенчики в гнездо! - крикнул Гелий Вольфрамович, а сам направился на КДП.

- Товарищ полковник! - догнал я его. - Разрешите я с наземной поисково-спасательной командой пойду сейчас. Там же наш товарищ и инструктор.

- Гелий Вольфрамович, и мы готовы...- сказал, подбежавший вслед за мной Макс. Вместе с ним был и Костя.

- Курков, приказ какой был? Свалили в ужасе, малыши. Будет ещё время для геройства. Два купола видели?

- Так точно.

- Приземлились, примерно в районе Вороновского полигона. Найдём и в лучшем виде доставим. Крууугом и не маячить здесь.

Несмотря на заверения Вольфрамовича, на душе было неспокойно. Пока шли в казарму, я проигрывал в голове всё, что мы видели со стороны.

- Высота маленькая была. Зачем так тянули? - задавался вопросом Костя.

- Могли от деревни уводить. Там же и Сметановка, и Орловка, и... на полигоне же мотострелки на учениях сейчас! - воскликнул Макс.

- Я тоже думаю, что пытались затушить пожар. А потом уводили. Непонятно, кто первый «вышел», а второй. Нестеров кричал в эфир, что 300 метров было, - сказал я.

- Вообще не помню, Серый. Я только крик Тёмыча услышал и сразу на улицу с туалета выскочил, - вздыхал Костя. - Там реально крик был. А если он обгорел? Свадьба же как?

- Пожар так быстро не развивается, чтобы они обгореть успели, - сказал я.

- И всё же вероятность есть, - пробубнил Макс.

- У Николаича тоже свадьба. Помните? Перед вылетом он говорил, - сказал я, а сам протянул руку Максу в просящем жесте и пару раз щёлкнув пальцами.

- Чего?

- Макс, ручник опусти. Сигареты давай. Обкурить надо, что Свете сказать и... Ирине Сергеевне, - предложил Костя, доставая свою белую мягкую пачку «Явы» с красным кругом посередине.

- Ничего не надо говорить. Рано ещё. Всё хорошо будет. Жалко, только не сможем ничего уточнить в больнице, - сказал я, подкуриваясь от спички Макса.

- Так ты ж не куришь, Серега, - воскликнул Курков, не убирая при этом горящую спичку.

С первой же затяжки мне стало не по себе. Если в прошлый раз, когда в своем кабине сигарету мне дал Ребров, отказываться было не по статусу, то сейчас на меня никто не давил.

- Ну да, не курил и не надо начинать. Здоровье поберегу, - сказал я и переломил сигарету.

В скором времени шум двигателей со стороны аэродрома затих. Мы ещё долго сидели в курилке, так и не зайдя внутрь казармы.

- Он ещё и вместо меня полез в самолёт, - сказал я.

- Серый, нашел, кого винить в происшествии. Тем более, ты же видел, что там всё нормально было. Два купола, успели наполниться, - говорил Макс, срывая ягоды с тутовника.

Время уже близилось к отбою, но в казарму так никто и не зашёл из наших командиров. Никаких новостей, полный информационный голодняк. Макс даже сходил к дежурному по полку, чтобы узнать о произошедших событиях.

- Был, мягко выражаясь, послан очень далеко, - сказал он, возвращаясь в курилку.

- Родя, мы здесь ничего не высидим. К нам никто не придёт, - затушив сигарету, сказал Костя.

- Нестеров бы пришёл, - печально вздохнул Макс.

- Ладно, мужики. Завтра будет день - завтра будет и пища. Пошли... - собрался я уже уходить, как в темноте появился знакомый силуэт.

Вот кого, а этого парня, мы не ожидали сейчас увидеть. Если именно так выглядит гонец с плохими новостями, то избить Швабрина было бы не так страшно. Везёт ему, что он офицер.

- Я и не удивлён. Как верные пёсики, ждёте своего хозяина, - сказал старший лейтенант, подойдя к курилке. - Вставать не учили при старших по званию?

- А мы же пёсики верные. Только перед хозяином хвостом виляем, Иван Фёдорович, - сказал я, вставая со скамьи и пытаясь пройти мимо него.

- Ну, будет, Родин. Нормальные вы ребята. Меня к вам Новиков отправил, а его попросил ваш товарищ. Рыжов вам привет передаёт, и просит не волноваться за него.

Мои товарищи буквально бросились к Швабрину узнавать подробности. На этот шум сбежались и остальные обитатели нашей казармы.

- Вы чего? Да успокоились! - кричал Швабрин, пытаясь отделаться от заваливших его вопросами курсантов. - Становись! Курков, построить всех перед казармой.

- Форма одежды? - спросил Макс.

- Да по барабану!

Оба взвода построились в колонну по три, оставив небольшое пространство между собой.

- Второй курс налево, первый курс напраааво! - скомандовал Швабрин.

Сейчас он вполне соответствовал образу нормального офицера. Голос командный, движения и походка статные. Иван Фёдорович становится взрослее! Такими темпами и перестанет кретином быть.

- Все вы видели сегодняшнюю аварию самолёта Л-29. Хочу вам сказать, раз уж меня занесло к вам, такое вполне может случиться и с вами...

Мда, умеет он приободрить народ. У некоторых в глазах уже буквы, собирающиеся в слово «Рапорт» видны.

- Не с того начал... сегодняшний случай видели все. Такое случалось раньше, может случиться и в будущем...

Швабрин посмотрел в нашу сторону, будто пытался спросить, пойдёт ли такое вступление. Я взял на себя смелость, и сделал отрицательные движения головой. Меня больше интересовало состояние Нестерова.

Раз уж про здоровье Артёма мы узнали, то теперь нужна была информация о Николаевиче. Только вот мотивационная речь Швабры как-то не к месту сейчас.

- Ой, короче... Рыжов в порядке. Отшиб ягодицу и повредил своё самолюбие, - сказал Швабрин.

- Как самолюбие? - спросил Костян.

- Вот так. Приземлился на край здоровенной ямы и скатился вниз, а там компост. Говорят, час отмывался в душе. Комбинезон будет где-то новый доставать. Похоже, не отстирал.

Это хорошо, что в строю послышались смешки и настроение улучшилось. Тем не менее, Иван Фёдорович почему-то умалчивает состояние Нестерова.

- Вы сказали, что это авария? Пётр Николаевич жив? - спросил я.

Швабрин взглянул на меня, не торопясь рассказывать. Что-то начинают меня сомнения терзать в правильности моей оценки последствий. Но второй купол я видел! И не только я. Значит жив.

- Живой, наш Николаевич. И жить будет. По предварительной версии, произошёл пожар двигателя. Экипаж увёл самолёт от близлежащих населённых пунктов и воспользовался средствами аварийного покидания. Пострадали только плодово-ягодные деревья...

- А состояние Нестерова? - продолжил я спрашивать.

- Так, всем разойтись! Отбой через пятнадцать минут, а вы шарахаетесь. Живее.

Пока толпа спешно покидала небольшой плац перед входом, Швабрин, всё же, подошёл к нам троим.

- Правда, Николаич жив. Но... не совсем гладко катапультирование прошло. Травмы там с ногами, шею обожгло...

- Он летать будет? - спросил я. - Сами знаете, что будет, если не сможет.

- Мне не рассказывай! Небо для всех одно, и я его тоже люблю не меньше, чем Нестеров, - огрызнулся Швабрин, но тут же сбавил обороты. - Отдыхайте. От вас ничего не зависит. Если молитесь... ну, так чтоб никто не видел.

Мы уже направились в казарму, но я забыл об ещё одном деликатном деле.

- Фёдорович! - окликнул я Швабрина.

Не собирался я так по-свойски обращаться к Швабре. Не разрешал он так себя называть. Я догнал его, и уже готовился получать нагоняй за излишнее панибратство в обращении к офицеру. Знал бы он, что в своей жизни настоящей, повидал я побольше его. Ещё кто кого должен по отчеству называть!

- Давай, говори, Родин, - спокойно сказал он.

- У Рыжова невеста есть. Ей бы сообщить. Она, между прочим, дочка полковника Кузнецова из...

- Знаю Ивана Ивановича. У нас их два таких в училище. Второй Борисов ещё, на тренажёрах. Я тебя услышал, что надо ей сказать. Сделаю, - сказал он, закуривая сигарету «Стюардессы». - Будешь «стерву»? - предложил он мне.

- Добров как-то уже предлагал. Отказался, - усмехнулся я.

- Меня же он и подсадил на них. Болгарская отрава, но неплохая. Ты там, предупреди своих... вернее, просьба есть. У вас во взводе, нормальные все вроде ребята, - начал говорить Швабрин, прервавшись на подкуривание.

Насчёт нормальности Ивана Фёдоровича пока не полностью уверен, но он крайнее время делает значительные успехи в этом направлении.

- Мы нормальные парни, Фёдорович. Вам давно пора это принять, - сказал я. - Говорите, что у вас?

- Большинство по домам разошлось из офицеров. Начальники ещё пока на территории, но следить за вами не будут. Давайте, сегодня без самоходов? Командиров пожалейте?

- Не вопрос, Фёдорович. Доброй ночи! - пожелал я, протягивая руку Швабрину. Удивительно, но он совершенно адекватно отреагировал и пожал её в ответ.

Возвращение в казарму Артёма было встречено громкими овациями и одобрительными криками. Представляю сейчас его ощущения, когда на тебя сыплется столько вопросов о произошедшем событии. Год назад и я был в его положении. И завидовать здесь я бы точно не стал.

Любое катапультирование это всегда огромный стресс для организма. По воспоминаниям лётчиков, переживших подобное столь резкое прерывание полёта, боли в спине и пояснице будут преследовать на постоянной основе до конца жизни. Сейчас Артём выглядит вполне себе здоровым и счастливым, стоя в проходе между кроватей.

- Запах дыма сначала появился. Нестеров сразу же перехватил управление, и стал уводить в сторону от поселений, - начал Рыжов свой рассказ. - Я давай в эфир кричать...

- Это мы слышали. Чего дальше было? - спросил Костя.

- А дальше, Николаич кричит прыгать. Я сгруппировался и как по инструкции - правой рукой фонарь скинул, а затем на рычаг отстрела и как выкинуло вверх. Ничего не видно, темнота, ветер дует. Уже потом только понял, что глаза у меня закрыты, а я уже на стропах и около земли.

- И как приземлился? - поинтересовался я.

- Да не очень. В овраг скатился какой-то, а там этот компост... чтоб ему было пусто! Свете отдал комбинезон постирать, так она его выкинула. Вонял ужасно. Вся больница шарахалась.

Про Нестерова Артём немного знал. Катапультировался он после него, а куда улетел не видно.

- Всё очень быстро происходило. В больнице потом говорили, что Николаича в окружной госпиталь бы надо отправлять. Операцию быстрее делать, но так и не отправили, - сказал Артём.

Ночью мне не сразу удалось уснуть. Я всё также переваривал произошедшие события. Перед глазами до сих пор летящий вниз самолёт и нервное ожидание, что из него выпрыгнут двое близких тебе друзей.

Невольно мне вспомнился страшный сон, который приснился в Антайске с падением самолёта. Конечно, картина совершенно отличалась от той, что была в Белогорске. Тем не менее, не могло ли быть это предзнаменованием?

- Готов... прыжок... - громко говорил во сне Артём.

Интересно, а я также кричал после пережитого в прошлой жизни и посадки в поле?

Весь следующий день, мы продолжали названивать домой Нестерову, но никто так и не брал трубку. Наверняка, Ирина с ним в больнице. Спрашивали у инструкторов, но никто не признавался. Мне кажется, что никто и не ходил к Николаевичу. Сомневаюсь, что все дружно забили на него, но некоторое безразличие к произошедшему ощущалось.

Через неделю полёты продолжились. Время шло к периоду экзаменационных полётов за весь курс обучения на Л-29. К этому нас готовил уже Новиков.

- Ну, что, вы ж всё знаете? - спросил он, зайдя в наш кабинет. - Николаевич в вас души не чаял. Выгуливал вас...

- Роман Валентиныч, ну мы же не собаки, чтоб нас выгуливать, - сказал я.

- А кто на спортивном городке постоянно просиживал штаны? Неужели учили там? - возмутился он.

- Так точно. Это ж методика такая. В непринуждённой обстановке, на свежем воздухе и думается лучше, - ответил Макс.

- Вот уж эти методики. На природе гулять надо, шашлычок, рыбалка. Эх, а вы такую атмосферу зубриловом портите, - махнул он рукой, присаживаясь на стул.

- Что расскажете нам про экзаменационный полёт? - спросил Костя.

- Для начала, что Рыжов его не полетит, поскольку ещё не прошёл период восстановления.

- Ну вот почему? Я здоров. Вот... документ есть, что «выписан в удовлетворительном состоянии», - достал Артём из кармана небольшой бланк со справкой.

- Мне можешь не показывать. Без очков не вижу. Нельзя пока тебе. Психолога пройдёшь, осмотры повторные и долетаешь. Успеется ещё, - подмигнул Артёму Новиков. - Остальные - на самолёт после обеда. Там же и практическое занятие проведём. Начальство указало, чтоб прошли повторно тренажи по вынужденному покиданию. Так, а теперь ознакомимся с заданием на сам экзаменационный полёт.

Валентинович сказал, что сложностей с экзаменом возникнуть не должно.

- Задание простое, как «стеночка» в футболе «по-спартаковски», - рассказывал он, открывая курс учебно-лётной подготовки.

Ну, так себе простое! Штопор с выходом на боевой разворот, «восьмёрка» с креном 60° и две бочки.

- Ну и комплексы пошли, - продолжил командир звена. - Первый, второй и третий.

Каждый из этих комплексов сочетал в себе различные фигуры и маневры. «Горка» с последующим пикированием, переворот с «Петлёй Нестерова» и косой петлёй. И завершаешь это всё переворотом с косой петлёй и боевым разворотом.

- Начать и закончить, Роман Валентиныч! - воскликнул Макс.

- Там ещё спираль с креном 45° в конце, - отметил я. - А на «закуску» - заход по приборам с выходом на привод аэродрома и в расчётную точку.

Это так называемый «заход по системе с прямой». Выходишь на аэродром, и занимаешь взлётный курс. Далее набираешь до расчётной дальности указанную высоту «полёта по системе», выполняешь разворот на аэродром и летишь на этой высоте обратно. После пролёта привода отворачиваешь на курс в расчётную точку, в которой выполняешь разворот на посадочный курс. Дальность выхода будет намного больше, чем мы привыкли при визуальном заходе по кругу.

- Не паникуйте. Тут и без вас сейчас проблем куча. Вон, с Николаичем непонятки...

- Что с ним? - подскочил на ноги Костя.

Бардин вообще тяжелее всех переживал это происшествие. Артём выглядел спокойнее, чем он. Костян даже сейчас был весьма бледен, а руки, которыми он опирался на стол, слегка дрожали.

- Тише, Бардин, - сказал Новиков, подходя к нему и хватая его за плечо. - Живой, живой. Подробностей пока не знаем.

- Как вы можете не знать? Что за постоянное враньё? - воскликнул Костя, снимая с плеча руку Валентиновича. - Ваш товарищ может при смерти лежит, а вы тут нам про петли с прямыми рассказываете.

- Не истери, Бардин, - спокойно сказал Новиков, но его терпению может прийти конец.

- Он наш инструктор! А ты, - крикнул он на Артёма. - Кто говорил сфоткаться? Весело вам всем было. Родя только...

Я не стал ждать, пока санкции к нашему нервному товарищу применит Валентинович. Схватил лежащую в столе флягу с водой, которую мы всегда носили в летний период, и вылил немного воды на Бардина. В ту же секунду он замолчал, задышав как после бега.

- Пошли в туалет, - сказал я, и повёл его за собой.

В санузле штаба эскадрильи Костя умывался, ныряя под кран с холодной водой. Так можно и совсем сорваться, если не успокоить эмоции.

- Полегчало? - спросил я, протягивая ему китель от повседневной формы.

- Нет. Сердце быстро бьётся. Щас вырвется наружу. Чего я там, много наговорил?

- Достаточно, чтобы получить леща командирского.

Вытереться было нечем, но Костю, как мне кажется, это не заботило сейчас. Одевшись, он подошёл к окну, смотря куда-то вдаль.

- Ты же видел, Серый. Самолёт горел, место падения в огне. Они могли прыгать сразу, - сказал Костя. - Но как покинуть кабину, если под тобой дома?

- Нельзя. Будет много жертв и разрушений. Экипаж увёл машину в сторону, как и положено. Чего ты так нервничаешь?

- Меня бесит, что нам не могут ничего сказать. Будто мы маленькие. У нас у каждого больше 100 часов налёта. Мы не дети.

- Вот и не нужно себя вести, как ребёнок, Костян. Будь сдержан. Или тебя что-то другое гложет?

Просто так нервничать из-за недосказанности нельзя. Может что-то надломилось у Бардина?

- Ты всё верно сказал, Серега, - произнёс Костя, поворачиваясь ко мне. - За себя я не уверен. Смогу ли я так, до последнего бороться?

- Почему нет? Это наш с тобой долг. Даже не думай...

- Но я думаю. Постоянно думаю теперь. Спать не могу. Как услышу, что Артём говорит во сне, так трясёт всего.

Вот чем ему помочь? У него сначала неуверенность с боязнью отца подвести была, теперь вот это. И не бросишь в таком состоянии. Товарищ, как-никак.

Дверь в умывальник открылась, и на пороге появился Макс с довольным лицом.

- Новиков сказал вас позвать. Сегодня вечером к Николаевичу пойдём.