Автограф

Этого типа Боба Фетт заприметил сразу.

Оно конечно, в кантине Аванпоста Ниима на Джакку видали всякое. Каждый световой день, да и после заката здесь ошивалась прорва гуманоидов всех видов и расцветок. Деньги не пахнут, будь то хоть кредиты, хоть друггаты, хоть какие-нибудь камешки — в кантине единственного крупного города планеты принимали все, что годилось в уплату за колбу веселящего. Если, конечно, у посетителя имелась хоть какая-то конечность, способная эту самую колбу удержать.

Но этот мужик торчал среди толпы бандюков, воров и контрабандистов всех мастей, точно ручная банта посредине стаи кореллианских гончих. На него оглядывались, обменивались ухмылками, толкали друг друга локтями и прочими отростками, заменявшими верхние конечности: зырь, чего этот грязный нерфопас здесь забыл?

Одежда, болтавшаяся на мужике, как на вешалке, выглядела и впрямь неважнецки. Похоже, что широкий балахон не стирали и даже не снимали очень долго, удары судьбы превратили его в живописные лохмотья. Загорелая, шелушащаяся от солнечных ожогов лысина, нечесаная борода и треснувшие окуляры с примитивной автоподстройкой и линзами, помутневшими от ударов песка, дополняли образ. «Точно, нерфопас», — подумал Фетт и мысленно пожал плечами. Станг, да какое ему-то дело? Каждый на этой забытой каменюке живет, как хочет.

Мужик тем временем нервно озирался, обеими руками прижимая к себе потертую кожаную сумку. Когда битский ансамбль на потрепанной сцене в углу последний раз врезал в гасанский барабан, и, наконец-то, милосердно замолчал, взгляд исцарапанных окуляров упал на столик, за которым в полумраке сидел Фетт. Мужик подскочил и радостно заулыбался, что Бобе очень не понравилось. Глядя, как оборванец пробирается через толпу, то и дело сдавленно извиняясь, наемник прикидывал, какой по счету отморозок решит поживиться. По всем прикидкам выходило, что пятый.

Фетт ошибся всего на одного. Рослый гран, в которого мужик врезался плечом, что-то рявкнул и схватил бедолагу за шиворот.

— Куда лезешь, придурок? — прошипел он, уставившись в лицо незадачливого посетителя всеми тремя глазами. — Жить надоело?

— И... извините, — пробормотал оборванец. Потом обернулся и крикнул: — Господин Фетт! У меня к вам дело!

Боба Фетт вздохнул и потер широкое, исполосованное шрамами лицо крепкой ладонью. Дело... дела бывают разные. Но слово сказано, и не вести же себя так, будто ты пустое место.

— Отпусти-ка его, — сказал он, в упор глядя на грана. Тот оскалился.

— А то что? Ты здесь за главного будешь, что ли?.. — голос его внезапно прервался. Потертое дуло бластерного пистолета «Сакрос» глядело грану прямо между глаз.

— Просто завали, мурглачий сын, и потеряйся, как будто тебя тут не было, — ровно, не повышая голоса, предложил ему охотник за головами. Пробормотав какое-то ругательство — впрочем, так тихо, что Фетт не расслышал, — гран отпустил оборванца и шагнул назад, в толпу. Когда Боба Фетт обвел любопытных своим знаменитым тяжелым взглядом, все они вдруг решили, что у них есть масса других, более важных дел. Напряженная тишина в кантине вновь сменилась гулом голосов. Биты на сцене грянули очередную разухабистую композицию, и Фетт поморщился. Говорили, что битские ансамбли — лучшие в Галактике. «Вранье», — оценил местную игру наемник, и тут же забыл про музыкантов.

— Спасибо, г... господин Фетт, — робко поблагодарил мужик.

— Чего тебе? — осведомился охотник за головами. — Я сегодня не в настроении, так что хорошенько подумай, если хочешь предложить мне купить какую-нибудь дрянь из своей зачуханной сумки, понял? Лучше вали вдоль стенки, пока этот трехглаз опять тебя не выловил.

— О нет, господин Фетт, я не торговец, — мужик помотал головой и махнул дроиду-разносчику. Тот немедленно подрулил к столику и выжидательно мигнул индикаторами.

— Две порции лучшего, что у вас есть. По-настоящему лучшего, хорошо? — оборванец ловко выудил откуда-то из-под лохмотьев кредитный чип и шлепнул им по выжидательно высунувшемуся голоприемнику дроида. Тот пискнул утвердительно и укатил. Такой подход Фетту понравился, и он, слегка смягчившись, откинулся на спинку пластикового дивана.

— Слушаю.

— Господин Фетт, у меня к вам совсем небольшое дело. Если быть точным, сначала у меня один маленький вопрос, а потом, в случае, если вы ответите на этот вопрос утвердительно, я, с вашего позволения, продолжу.

Вернулся дроид и выгрузил на столик два широких бокала. Фетт втянул ноздрями воздух. Даже в духоте кантины этот божественный аромат было ни с чем не спутать.

— Кореллианский виски? — удивленно пробормотал мандалорец. — Да еще и «Черная звезда»? Ноги бы вырвать хозяину, ни словом не обмолвился, что у него имеется такое...

Он перевел взгляд на собеседника.

— Ладно, вот теперь, считай, ты привлек мое пристальное внимание. Теперь я точно слушаю. Говори.

Вместо ответа оборванец встал, обошел столик, и, наклонившись над самым ухом напрягшегося наемника, что-то прошептал. Фетт дернулся, рука легла на рукоять бласт-пистолета.

— Что? — прорычал он, прищурившись и оглядывая собеседника с ног до головы. — Откуда ты это узнал? Говори быстро!

Тот опять сел за стол, и принялся копаться в своей сумке. Когда Боба Фетт уже начал терять терпение, на стол легло что-то, тщательно завернутое в расшитый серебряными нитями кусок веда-ткани. Брови Фетта приподнялись, но он сдержал удивление. Было отчего: этот небольшой кусок стоил столько, что встретить его в недрах грязной сумки было, по меньшей мере, неожиданно.

Заскорузлые пальцы бережно развернули веда-ткань, и Боба увидел...

— Это что такое? — после короткого молчания спросил он.

— Книга, господин Фетт.

— Кни-га?

— Да. Это как датапад для чтения, только нужно листать страницы... вот так, — собеседник продемонстрировал.

— Странная штука, — усмехнулся Фетт, — и по виду совсем древняя. Сколько ей лет?

— Это артефакт Дореспубликанской эпохи, господин Фетт. По моим сведениям, книгу создали примерно тридцать-сорок тысяч лет назад, а может и еще раньше. Доподлинно неизвестно.

— Нехило... И как же она сохранилась? — скептически спросил Фетт, перевернув неколько пожелтевших листов, испещренных мелкими печатными буквами.

— Долгая история, — вздохнул оборванец. — Но мой вопрос, господин Фетт... что вы скажете?

Боба Фетт помолчал, потом хмыкнул и отпил сразу половину виски из бокала.

— Да, — сказал он. — Ответ — да. Это действительно мой дальний предок. Настолько дальний, что я даже не могу сообразить, сколько раз он мне «пра-пра-пра». Все думают, что я просто клон, но отец мне кое-что рассказал. А ему рассказал его отец. Тому дед, деду прадед... короче, у меня язык отсохнет всех перечислить.

— В таком случае, — торжественно сказал оборванец, пододвигая книгу поближе к Фетту и доставая из сумки перо, — соблаговолите дать мне ваш автограф, уважаемый господин Фетт. Как прямой потомок, вы имеете право это сделать. Клянусь, я буду хранить его, как зеницу ока и никому не обмолвлюсь ни единым словом.

— Чего? Автограф? — Боба Фетт впервые за очень долгое время растерялся. — Но... Ведь это же не я сочинил!

— Зато в ваших жилах его кровь, — склонил голову оборванец, — и уж поверьте, мы в Обществе галактических поэтов разбираемся в людях.

«Не было у меня других забот!» Наемник вздохнул, принял электроперо, бережно откинул хрустнувшую обложку и корявым почерком вывел несколько слов прямо на титульном листе книги. Уставился на дело своих рук.

— Вот станг, сам удивляюсь... — медленно сказал он, — зачем я это делаю.

— Скажите, — вдруг спросил его собеседник, — а вы помните что-нибудь из того, что создал ваш предок?

— Помню? — Фетт вздернул бровь. — Да я не забуду этого даже посреди перестрелки! Спасибо папаше, он в меня это вбил на всю жизнь... — Фетт запнулся, потом прочитал вслух, запинаясь:

— Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой.

— Половину слов не понимаю, — пожал он плечами, закончив декламировать. «Солнце встало» — ну, это, видимо, какое-то местное светило. «Весенней полон жаждой» — что это вообще такое?

— Спасибо, господин Фетт, — мужчина осторожно закрыл книгу. — Позвольте попрощаться. Не волнуйтесь, я выберусь отсюда сам, — чуть улыбнулся он.

— И не думал волноваться, дело твое, — пожал плечами Фетт, и одним глотком допил кореллианский виски, про себя еще раз поклявшись выдернуть ноги хозяину кантины. — Погоди-ка... можно посмотреть на эту... книгу еще раз?

Он принял из рук оборванца увесистый том. Провел грубым, привычным к спусковому крючку пистолета пальцем по обложке, обтянутой чем-то похожим на коричневую кожу. Еле заметные, почти стершиеся бесследно буквы незнакомого языка когда-то были оттиснуты глубоко в коже и покрыты позолотой. Ниже к обложке был приклеен листок пластика со словами на стандартном галактике и буквами алфавита ауребеш. Боба прочитал, неслышно шевеля губами.

«Афанасий Фет. Избранные стихи».