Азбука для побежденных

Азбука для побежденных

Проект «Сфера», второй том

Седой холодный полумрак,

Чужих страниц непониманье.

Зачем придуманы страданья,

И память нагоняет страх?

О, серый мир…

Ниспослан всуе,

Забыт, зачеркнут, отрешен.

Меня по-новому рисуют,

И темнота со всех сторон.

Что было горем?

Что победой?

Где одиночество?

Где смерть?

Воспоминанья тихо дремлют,

Не пережить, не перечесть.

То, что казалось благородным,

Что было чудно хорошо

Забыто вмиг.

И первородный

Меж строчек вымаран грешок.

На старой полке — вдохновенье,

Пиры, и длинные столы,

Стоят, затихнув, без движенья

Единороги, львы, орлы…

Ket, 1991

Часть I

Разум, сила, и вера

1

Бегство

Ах, какой ветер, какой ветер… Сумасшедший, тёмный, он играет стаями чёрных птиц, раскачивает деревья, грозясь вырвать их с корнем, и забросить куда-то в серое мутное предвечернее небо, гонит редких прохожих, подталкивая их в спины, он несет с собой промозглую влагу неожиданного зимнего тепла, и весь город охвачен этим ветром, и подчинён ему, и тревога летит с ним над городом, тревога и безнадежность, и нет от него спасения.

На самом деле спасения нет вообще.

Они придут. Они придут за ней уже совсем скоро, и бесполезно таиться и прятаться, ведь они всемогущи, и ей нечего, совершенно нечего им противопоставить. Она точно знала, что они придут, и стояла сейчас у окна, глядя на беснующийся ветер, на деревья с обнаженными ветвями, которые ветер гнул и ломал, и ждала — потому что неотвратимость не оставила ей сейчас ни единого шанса вообще ни на что. Они победили, и она это знала.

— Что же я такое сделала? — жалобно спросила она. — Не помню. Но я точно что-то сделала. Они ведь не приходят просто так.

Мысли путались, и ей не удавалось совладать с ними, словно мысли эти стали подобны ветвям на сумасшедшем ветру, там, за окном.

— Я не помню, — жалобно прошептала она. — Не понимаю…

Дверь сотряс первый удар, сильный настолько, что звякнули испуганно чайные чашки, стоявшие в сушилке. Она вздрогнула, обернулась — там, в коридоре, осыпалась с потолка тонкая пыль побелки. Следующий удар сотряс дверь, побелка посыпалась снова; за дверью раздались грубые мужские голоса:

— Открывай, тварь! А ну, открыла быстро! Всё равно же войдем, паскуда, и лучше бы тебе открыть!..

— Нет, — совсем уже беззвучно прошептала она. — Нет, не лучше.

Ещё один удар. И ещё. И ещё. И ещё. Голосов становится больше, и дверь, кажется, уже поддается, а это значит, что они сейчас будут здесь, а если они способны сделать такое с тяжелой железной дверью, что же они могут сделать с ней?

Она дернулась, кинулась к окну, и распахнула его — на пол полетел горшок с геранью, газеты, какие-то мелочи, и в окно ворвался ветер, тот самый, ворвался и пронёсся по тесной кухне, взметнув занавески, и обдав её, стоявшую напротив окна, своим дыханием.

— Я лучше туда… — беззвучно сказала она. Подоконник был высокий, поэтому ей пришлось сперва забраться на стул, и лишь потом она ступила на выщербленную деревянную поверхность, старую, с отметками от чашек, встала, и сделала шаг вперёд, навстречу ветру, деревьям, и оттепели.

Но…

***

Но она почему-то не упала, нет, она вдруг поняла, что бежит вниз, бежит быстро, и что ветер стал вдруг упругим, и словно бы подталкивает её, заставляя бежать всё быстрее и быстрее. Там, за её спиной, дверь пала — и квартиру заполнили чужие злобные голоса, там кто-то кричал что-то неразборчивое и страшное, но она не оборачивалась, она бежала по невидимым ветряным струям, приближаясь к земле, и, наконец, её ноги, обутые в стоптанные домашние тапочки, коснулись мокрого асфальта.

Думать было некогда, и она, не оборачиваясь, кинулась прочь, через дворы и палисадники; кинулась, сопровождаемая криками и ветром. Она бежала, оскальзываясь, не разбирая дороги, дыхание сбивалось, в глазах темнело, но она понимала, что стоит остановиться, и пропадёшь. Потому что они — догонят. Их много, они, в отличие от неё, сильны и молоды, они догонят её, и… нет, не убьют, по крайней мере, не убьют сразу, потому что это было бы слишком просто, если бы её убили сразу, если бы она была уверена в этом, она бы не стала прыгать с четвертого этажа, навстречу ветру, она бы, наверное, просто осталась стоять напротив двери, и…

Она чуть замедлила бег, и огляделась. Оказывается, она добежала почти до самой набережной, а выходить туда, на всеобщее обозрение — по меньшей мере, глупо, ведь они сейчас точно ищут её, а там она будет, как на ладони. Она свернула в ближайший переулок, и остановилась, наконец, тяжело дыша.

Что же делать дальше? Кто бы подсказал.

В отдалении хлопнула дверь, и ворчливый женский голос произнёс:

— И ходят, и ходят, спасу от них нету! Как чердак открыли, так лазить и повадились, когда его обратно закроют, надоело уже, сил нет никаких…

Она огляделась, и побежала в сторону двери того подъезда, возле которого ругалась женщина. Ходят? Чердак? Что, если можно зайти в этот подъезд, и выйти где-то ещё? Мне очень нужно выйти где-то ещё, думала она на бегу, иначе они поймают меня, а так будет хоть какой-то шанс, крошечный шанс остаться на свободе.

Подъезд. Череда дверей, натужно скрипящий лифт, который вознёс её под самую крышу. Лючок чердака, к которому ведет железная лесенка; пыль, запахи — голубиный помёт, затхлость, сырость… неважно, всё неважно, потому что вон там, в полу, в отдалении, другой лючок, и она кинулась к этому лючку, и полезла вниз уже по другой лесенке, не замечая, что покрашена она в синий цвет вместо зеленого, и что двери в подъезде, в котором она оказалась, сплошь деревянные, а не обтянутые дерматином, и что за окном не серый февральский день, а поздний весенний вечер, но это ей было всё равно, совсем всё равно, потому что за спиной ей чудились всё те же страшные злые голоса, шаги, и опасность, и эта опасность заставляла её бежать, не оглядываясь, и не останавливаясь.

Она выскочила из подъезда, глянула по сторонам — почему-то не было снега, да и двор, кажется, выглядел как-то иначе. Не совсем таким, как она его запомнила. Плевать, подумала она, мне на это всё плевать, куда мне дальше? Налево? Направо? Слева послышались чьи-то шаги, и она, не задумываясь больше, кинулась направо, за угол дома, за облетевшие кусты с мокрыми от дождя ветвями, и снова побежала. В груди кололо, дышать стало трудно, и через несколько минут она перешла на быстрый шаг, а затем и вовсе остановилась.

— Надо решить, куда идти, — сказала она сама себе. — Так. Спокойно. Мне нужно… нужно отдохнуть. Отдохнуть и переждать.

И согреться. Она, остановившись, только сейчас ощутила, что под тонкую домашнюю кофточку запускает свои ледяные пальцы ветер, и что её от холода и промозглости начинает трясти. Она всегда плохо справлялась с холодом, на морозе у неё вечно слезились глаза и болели суставы на руках, и сейчас она осознала, что ей срочно надо в тепло, иначе через несколько минут руки, а вместе с ними и ноги в тапочках, разболятся так, что далеко она уйти не сумеет. Нужно, видимо, пробраться в какой-нибудь подъезд, или в магазин, или…

А это что такое? Какое-то учреждение? Да, очень похоже. Оказывается, она стояла напротив двери, выглядевшей непривычно и странно, но — это было самым главным — в дверь эту постоянно заходили всё новые и новые люди, и она, уже не раздумывая, пошла следом за очередной группой людей, перед которыми дверь распахнулась сама. Удивительная дверь. Словно из фантастического фильма. Высокая, серо-стальная, отделанная то ли цветным стеклом, то ли полудрагоценными камнями.

Она ожидала увидеть за дверью помещение, но помещения не было, а был высокий холм, степь, и небо. Стояла тёплая летняя ночь, лунная, светлая, и она с огромным удивлением увидела, что холм уставлен словно бы бетонными прямоугольниками, которые слабо светились в темноте, и что люди подходят к этим прямоугольникам, и… кажется, проходят сквозь них. И пропадают. Она в растерянности остановилась, но тут за её спиной раздался тихий, но твёрдый голос, который произнёс:

— Не задерживаемся, проходим. Разрешение получено, направо и вверх, проход будет подсвечен. За вами идут, не останавливайтесь.

Спорить она не стала, просто пошла наверх, и вскоре оказалась перед светящимся бетонным блоком. Думать было некогда, и она сделала шаг вперед, ожидая, что наткнется на твердую поверхность, но никакой поверхности не было, словно… В ту же секунду она с огромным удивлением поняла, что ночь сменилась днём, и что она стоит на большой светлой площади, совершенно пустой, перед входом в огромное здание, больше всего напоминавшую половинку исполинского яйца, лежащую на земле. Она вошла, и в растерянности остановилась, потому что в здании тоже было почти пусто. В некотором отдалении от неё стоял странно одетый пожилой человек, ещё дальше она заприметила юношу, тоже одетого необычно, и со смешной прической — почему-то её удивили его волосы, покрашенные сверху в белый цвет, а снизу в русый.

— Направо, — произнес кто-то за её спиной. — Ваша дверь справа, перед изгибом стены, видите?

Она оглянулась, и увидела, что да, метрах в пятидесяти находится дверь, и пошла к этой двери. То ли интуиция, то ли инстинкт подсказывали ей сейчас: если не хочешь выделяться, веди себя естественно. Так, чтобы никто не заподозрил, что ты здесь чужая. Старик и юноша проводили её несколько удивленными взглядами, но никто ничего не сказал, и она, секунду помедлив, вошла в указанную неведомым голосом дверь.

***

Это тоже был город, почти такой же, как тот, из которого она сбежала, но всё-таки это оказался другой город, и она сразу поняла это. Тут тоже шел дождь, но это был теплый, мелкий, спокойный летний дождик, и деревья ей на пути попадались зеленые, тоже летние, и редкие прохожие оказались одеты в летнее, и она, ощутив, что согрелась, пошла по улице, вдоль ряда невысоких домов. Куда дальше? И, самое главное, гонятся за ней до сих пор те люди, которые пришли в её квартиру, и сломали дверь, или они потеряли её, и погони больше нет?

— Всё-таки мне надо отдохнуть, — сказала она тихо. — Я же старая. Я старая и устала. Посижу чуть-чуть в подъезде, переведу дух, и отправлюсь дальше. Совсем чуть-чуть, правда, мне это очень нужно. У меня промокли ноги, и болит спина. И ещё…

Она запнулась. Перед кем она сейчас оправдывается, да и зачем? Или она пытается убедить сама себя в том, что отдых ей необходим? Глупо. Она остановилась, огляделась, и направилась к двери первого попавшегося подъезда. Самая обычная дверь, покрашенная порыжевшим от времени суриком, самая обычная лестница, самое обычное окно. Она села на подоконник, сняла тапочки, и попыталась отжать промокшие носки. Бесполезно, но, собственно, какая разница. Надела обратно носки, обулась в хлюпающие мокрые тапочки, и выглянула в окно.

И замерла от ужаса, потому что по улице шли — они. Те самые.

В чёрной форме, в чёрных сапогах, с чёрным оружием в руках, в чёрных шлемах, и с лицами, затянутыми чёрными масками, да так, что даже глаз не было видно. Их, кстати, так и называли обычно — безглазые. Откуда я это помню? подумалось ей, но думать, кажется, снова становилось некогда. Значит, ей не показалось, и они всё это время действительно шли следом, чтобы настигнуть, поймать, а потом…

Быстрее, быстрее!.. Она вскочила, и бегом кинулась вверх по лестнице. Чердак, может быть, тут тоже можно будет проскочить через чердак, как в прошлый раз, и снова выйти куда-то ещё?

Интуиция её не подвела. Пыльное пространство чердака вновь привело её к люку в полу, и она, уже не раздумывая, нырнула в этот люк, не забыв, однако, закрыть его за собой.

***

Ночь. Лунная, кажется, осенняя ночь, снова холодный ветер, но дождя нет, зато ветер гонит по асфальту сухие потемневшие листья. Выйдя из подъезда, она огляделась, и в тот же момент ощутила, как сердце сжимает печаль. Улица, на которой она стояла, была пустой, ни одного человека, потому что никто, ну вот совсем никто не хотел, наверное, выходить в эту осеннюю ночь из тёплого уюта квартир. В окнах, тут и там, горел свет, янтарный, домашний, и лишь одна она стояла в своих промокших тапочках и кофточке на ледяном осеннем ветру.

Вернуться в подъезд? Ни за что на свете! В этот раз она повернула налево, и снова пошла куда-то в неизвестность, ощущая, как очень быстро по всему её телу расходится холод. Очень скоро её рукам стало больно, а из глаз побежали слёзы. Погреться, нужно где-то погреться, думала она, ускоряя шаг, но в дома заходить страшно, надо найти что-то ещё, не жилой дом, а что-то ещё.

И что-то ещё через несколько минут возникло перед ней.

***

Это был огромный универсальный магазин, и он почему-то был открыт, хотя она была уверена, что сейчас ночь, и магазин открыт быть просто не должен. Однако магазин был открыт, в нём играла музыка, он сиял приветственными огнями, и…

…и был совершенно пуст.

Постояв немного рядом с входной дверью, она несмело пошла по магазину, всё отдаляясь от входа. Витрины, прилавки, киоски ломились от товара, однако ни одного покупателя или продавца она не видела. Немного согревшись, она осмелела, заглянула в пару открытых отделов — никого. Горы разнообразных товаров, и пустота.

— Эх, если бы у меня были деньги, я бы купила что-то вместо тапочек, — с горечью сказала она. — Ноги совсем промокли.

Как по мановению волшебной палочки, перед ней тут же появился обувной отдел — она немного замедлила шаг, присмотрелась. Вот эти ботинки отлично подошли бы ей, наверное, и вот эти носочки, в лиловую и белую полоску, но…

— Наверное, в другой раз, — сказала она. — Когда-нибудь потом. Может быть. Но сейчас я не могу это себе позволить.

Красивые ботиночки. Коричневая кожа, лиловые вставки, шнуровка. Кажется, она давно не пользовалась обувью со шнуровкой… почему? Ах, да, у неё же болели руки, и уже много лет она покупала себе обувь на молнии, или вообще без застежек, потому что шнуровать обувь для неё было долго и больно. А ведь шнуровка — это так красиво и стильно, правда? Она улыбнулась этой мысли, последний раз взглянула на ботиночки, и пошла прочь. Нужно было выходить из этого тёплого и приветливого магазина, и чтобы оказаться подальше от соблазнов, и ещё потому что…

…потому что нужно двигаться дальше. Найду ещё один дом с чердаком, решила она, два раза уже получилось, почему бы не попробовать снова?

***

В этот раз она попала в какой-то новый город, совершенно не похожий на её собственный, и на все, виденные ранее. Во-первых, в этом городе царила сейчас весна, во-вторых, здесь было сухо и тепло, и, в-третьих, тут все почему-то куда-то бежали. Именно бежали, по широким тротуарам, мимо двухэтажных разноцветных домов — бежали люди. На каждом была спортивная форма, яркие кеды или кроссовки, и все эти люди бежали, каждый в своём темпе, и каждый в свою сторону, однако, при этом люди не сталкивались и не натыкались друг на друга. Они улыбались, уступали друг другу дорогу, благо, что тротуары здесь были действительно широкими, и проблем у бегунов не возникало.

Они что, все спортсмены? Она недоуменно оглянулась. И вот та старушка, с зеленой повязкой на седых волосах, и вот тот четырехлетний мальчик, в синих кедах и красной форме — они тоже? Какое удивительное место. Странное… и почему-то очень позитивное, подумалось ей, ведь им явно нравится бегать, они все выглядят довольными, едва ли не счастливыми.

У подъезда она приметила лавочку, и присела на неё, чтобы немного отдохнуть и успокоиться. Через пару минут к ней подбежала девушка, светловолосая, сероглазая, и присела рядом — у неё развязался шнурок, и девушка сейчас его завязывала.

— Простите, а что происходит? — она, наконец, решилась спросить. — Все такие радостные, и все в спортивной одежде…

— Весенний бег, — пояснила девушка. — Вы, видимо, недавно приехали, вот и не знаете. Это праздник такой. Общая тренировка. Очень здорово, все бегут, куда хотят, и как хотят. Я вот на набережную сейчас, там будут шары запускать воздушные, и салют потом обещали. Хотите со мной?

— Спасибо, но, видимо, в другой раз, — она улыбнулась девушке. — Или попозже. Я устала.

— Отдохнете, и бегите к реке, — девушка встала. — Все в результате придут к реке, рано или поздно. Счастливо вам!

— И вам, — сказала она вслед убегающей девушке.

***

Новый чердак, и новый город, вот только в этот раз ей в первый момент показалось, что она попала обратно, к себе, туда, где её ловили те, чёрные. Зима, оттепель, облетевшие деревья, тёмные дома, редкие световые пятна от фонарей, и — снова безлюдье. Ночь, догадалась она. Глухая ночь, поэтому никого и нет.

Однако, оглядевшись, она поняла, что это не он, что место лишь похоже, и не более. А когда она прошла улицу, и вышла на пустую ночную площадь, увидела, что это совершенно другой город, потому что…

Потому что посреди площади стояла огромная, до неба, пирамида, сделанная из потемневшего от времени металла. Кажется, металла, в том, что это действительно металл, она была вовсе даже не уверена.

Город. Огромная площадь. Звездное небо, слабый холодный ветер. И сооружение, которое почему-то манило её, и к которому она направилась, сперва медленно, но всё ускоряя шаг. Подойдя к основанию пирамиды, она положила руку на него, и ощутила с удивлением, что основание это не холодное, как она предполагала, а тёплое, и что материал, из которого оно сделано, лишь внешне напоминает металл, а на ощупь он пружинящий, и едва ли не мягкий. Как же мне войти, подумала она, не понимая, правда, для чего ей вдруг понадобилось куда-то входить. Однако пирамида отозвалась её мысли, и в ту же секунду она очутилась…

***

Больше всего это помещение напоминало невероятных размеров зал треугольной формы, одна из граней этого треугольника была словно бы окном, за которым находилось звёздное небо. Она замерла от неожиданности, глядя на эту невероятную картину, и лишь спустя несколько минут обнаружила, что в зале она не одна. Неподалеку от неё расположилась компания — кажется, это были мужчины, то ли четверо, то ли пятеро, они сидели в креслах, и смотрели на звёздное небо. И о чём-то говорили, вот только язык оказался незнакомым, и она не разобрала ни слова.

Я тут лишняя, подумала она, мне надо уйти отсюда, потому что, кажется, я забрела туда, где мне совсем не место. Мне нужно уйти, мне как-то нужно отсюда срочно уйти, потому что я, судя по всему, за кем-то подглядываю, а подглядывать нехорошо, к тому же от мокрых тапочек останутся на этом чистом полу грязные следы, а это уж совсем ни в какие ворота не лезет, это просто свинство с моей стороны, и поэтому…

***

Додумать она не успела. Кажется, она моргнула, на долю секунды прикрыв глаза, но когда глаза открылись, она с неимоверным удивлением обнаружила, что стоит вовсе не в треугольном зале, с окном, выходящим в звездное небо, а в степи, пустой, сухой степи, под белесым выцветшим небом, и что вокруг неё ничего нет. И никого нет. Только бескрайняя степь до горизонта, и оглушающая тишина.

— Где я? — голос прозвучал тихо и жалобно. — Как я здесь оказалась?

— А где бы ты хотела оказаться? — спросил голос, звучавший словно бы из ниоткуда, и отовсюду одновременно. Она обернулась, ожидая увидеть говорившего, но рядом никого не было. — Не бойся. Я не причиню тебе вреда.

— Точно? — спросила она с сомнением. — Хотя… сейчас я думаю — какая разница? Вред? Я потерялась, и теперь… я вообще ничего не знаю.

— Совсем-совсем ничего? — с участием спросил голос.

— Ну да, — кивнула она. — Ни кто я, ни как меня зовут, ни почему я оказалась на этом поле… хотя нет, кое-что я помню.

— И что же?

— Они гнались за мной. Чёрные люди. Гнались, чтобы…

— Чтобы тебя убить?

— Чтобы мучить.

— Но почему они гнались за тобой? Просто так? — спросил голос.

— Нет… точно, нет. Просто так они не стали бы этого делать. Видимо, я совершила какой-то проступок, но я не помню, какой, и зачем, — она опустила голову.

— Ты не похожа не человека, который может кому-то сильно навредить, — справедливо заметил голос.

— Да? — она немного удивилась. — Но, кажется, мне это удалось. Иначе бы они не стали гнаться за мной.

— Навредить ты могла разве что словом, но… — голос помедлил. — Но ты не помнишь, что именно ты сделала. Хорошо. А что бы ты хотела?

Она задумалась. Почему-то она вспомнила те ботиночки, которые увидела обувном отделе неведомого пустого магазина, и ей вдруг стало смешно.

— Ботинки? — немного удивился голос, который, видимо, умел читать мысли. — И это всё?

— Нет, — она покачала головой. — Не думаю. Наверное, я бы хотела вспомнить. И понять. Понять что-то очень важное, то, за что со мной так поступили, ведь не просто же так я оказалась здесь, верно?

— Верно, — голос смолк, но потом продолжил. — Вот это действительно верно. А ещё? Чего бы ещё ты хотела?

— Чтобы они меня не нашли, — она подняла голову. — Они… они такие сильные, их так много. А я… я ничего не могу им противопоставить. Они победили меня, и я сбежала.

— Ты считаешь себя побежденной? — с интересом спросил голос.

— Конечно, — кивнула она. — Кем же ещё? Я не помню подробностей, но уверена, что они победили. Ведь меня изгнали из дома, в котором я жила, изгнали из моей же памяти, из моих мыслей, из того, что было мне важно и дорого, из того, что я любила. И сейчас я стою в пустоте, и говорю с пустотой.

— Так что же ты хочешь — на самом деле? — требовательно спросил голос.

— Я хочу, чтобы это всё обрело смысл, — наконец, решилась она. — У этого был какой-то смысл, и я хочу познать этот смысл — снова.

— Только ли этот? — вкрадчиво спросил голос.

— Не знаю, — она покачала головой. — Как же я могу ответить, если даже себя не помню?

— Верно подмечено, — одобрительно заметил голос. — С тобой приятно иметь дело.

— Почему? — удивилась она.

— Может быть, часть своих качеств ты утратила, равно как и свою память. Но то, что делало тебя тобой, ты сохранила.

— И что же это за часть такая? — спросила она.

— Честность. Неподкупность. Стремления. И умение сомневаться. Что ж, в таком случае, решено. У тебя будет возможность обрести утраченное, и найти свою дорогу, которая приведет тебя туда, куда ты сочтешь нужным.

— И как же я это сделаю? — спросила она растерянно.

— Понятия не имею, — ответил голос. — В любом случае, тебе ещё многому предстоит научиться.

— Так что же мне теперь нужно будет делать?..

— Тебе всё предстоит решить самой.

На степь опускалась тьма, не ночь, а именно тьма. Она попыталась сделать шаг, но не смогла, потому что ноги её больше не слушались. Воздух стал вдруг густым, как сахарный сироп, тьма становилась всё глубже, и спустя несколько секунд пространство вокруг померкло — и вместе с ним померкло её сознание.

***

Но ненадолго. Через… через какое-то время она открыла глаза, и увидела, что снова находится в городе, вот только город этот отличался от всех, виденных прежде, разительно. Он словно бы сошел с картинки из книги про старину, но не совсем уж седую, а позапрошлого примерно века. По крайней мере, ей так показалось. Каменные дома, богато украшенные мозаиками и лепниной, брусчатка, чугунные вычурные фонарные столбы, неширокие тротуары. Вскоре она увидела неподалеку от себя паровую машину, а после заметила трёх дам в красивых старинных платьях. Чуть позже на глаза ей попался велосипед — несоразмерно большое переднее колесо, крошечное заднее, и мужчина в цилиндре, который восседал на этом сооружении, и крутил педали. Она перевела взгляд, и обнаружила невдалеке повозку, запряженную… нет, не лошадьми, а двумя здоровенными зверюгами, похожими одновременно на лосей и яков. Повозка стояла под большим раскидистым дубом, растущем на углу узенькой улочки, один из лосей пытался сейчас дотянуться до листвы дерева, а возница дергал повод, чтобы не позволить животному этого сделать. А ещё в её сознание начали проникать звуки этого неведомого города. Звонок, похожий на трамвайный, цоканье копыт, гудки автомобилей, какой-то незнакомый звук, похожий на шелест, веселые, оживленные голоса людей. Звуки показались ей уютными, и она ощутила, что, кажется, слегка расслабилась — то есть она хотела бы расслабиться, но сложно это сделать, когда на тебе промокшая одежда, и хлюпающие тапки. Здесь тепло, поняла она, но мне почему-то до сих пор холодно. Нужно отогреться.

Она сидела на лавочке, стоявшей у подъезда трехэтажного кирпичного старинного дома — внимание её сейчас привлекла дверь, просто невероятно красивая дверь, с ковкой в стиле модерн. Замысловато изогнутые линии, растительный орнамент, и помутневшее от времени стекло. Мне туда? Видимо, и правда, туда. Там, наверно, есть подоконник. Или чердак, где можно будет хотя бы высушить вещи.

— Отдохни, — шепнул беззвучно тот самый голос, который сопровождал её в степи. — Отдохни, и ты начнёшь постепенно понимать всё сама. Удачи.

— Хорошо, — покорно кивнула она.

— Третий этаж, левая дверь, — шепнул голос. — Сладких снов.

***

Она настолько устала, что не помнила, как поднялась по неширокой лестнице на нужный этаж, как оказалась в крошечной прихожей, а затем в комнате. Кажется, ей удалось стащить с себя мокрую кофточку, тапки, добрести до кровати, и — она провалилась в сон, пустой, лишенный сновидений сон, который длился долго, очень долго, и во время которого…

Впрочем, это уже следующая история, которая начнется тогда, когда для неё, наконец, наступит утро. А оно непременно должно наступить, ведь если бы оно не наступило, наше повествование оказалось бы напрочь лишено смысла. Посудите сами — есть ли хоть какой-нибудь толк что-то писать, если герой или героиня повествования навечно остаются авторской волей в кровати? Нелепость, не правда ли? Так вот, в этот раз нелепости не случилось. Наша героиня проснулась утром в своей кровати, и обнаружила…

***

Ит закрыл книгу, и положил её на подлокотник кресла. Поднял взгляд — Скрипач, сидевший за столом, и что-то читавший с планшета, не поворачиваясь, спросил:

— Ну и как тебе?

— Не знаю, — Ит пожал плечами. — Какое-то попаданчество. Или нечто, сильно на него похожее. За одним исключением, пожалуй.

— И за каким же, интересно?

— Пока что там не было ни слова о супер-способностях, которые герой ну просто обязан получить. Возможно, тётке перепадет что-то в дальнейшем, но к концу первой главы она получила только возможность выспаться, — Ит усмехнулся.

— А больше тебя ничего не смутило? — продолжал допытываться Скрипач.

— Ты о зале таможни и секторальной станции? — уточнил Ит. — Разумеется, это меня смутило. Однако, смею тебе заметить, о смущении ты ничего не спросил. Ты сказал «ну и как тебе». Я ответил.

— Какой ты нудный, — с раздражением произнес Скрипач. — Нарочно издеваешься, что ли?

— Рыжий, я не издеваюсь, — Ит вздохнул. — Этот текст… он странный. Да, более чем странный. Не исключено, что он действительно имеет отношение к нам, но я не могу понять, каким образом эта женщина, о которой мы пока что вообще ничего не знаем, будет взаимодействовать со Стрелком или с Архэ. Разрешу себе напомнить, что у нас есть в уравнении следующие модели взаимодействия. Первая — принцессы, вторая — наблюдатели, третья, пока что не разработанная, а лишь гипотетическая — предтече.

— Это ты о женских ролях, верно? — спросил Скрипач.

— Разумеется, — кивнул Ит.

— Учителя, — напомнил Скрипач. — Лийга женщина, если ты не забыл.

— Забудешь тут, — мрачно произнес Ит. — Хорошо, четвертая модель — учитель, но она может быть как женской, так и мужской. Так вот, если взять всю конструкцию, то есть Стрелка, и попробовать отыскать в ней место для данного персонажа… этого места нет. Или мы его не видим.

— Скорее второе, чем первое, — Скрипач задумался. — Мы ведь пришли к выводу, что модель мы пока что целиком не видим.

— Не видим, — согласился Ит. — Но, знаешь, любопытный момент. Ощущение сопричастности у меня появилось, и ещё какое. И… нет, про версии происходящего я пока что промолчу.

— А мне кажется, что она сбежала от тех, кто её ловил, либо по Сфере, либо в место, идентичное Берегу, — заметил Скрипач. — Я не удивлюсь, если, проснувшись, она окажется в городке, который стоит на Берегу. Это будет вполне логично.

— Думаешь? — прищурился Ит.

— А ты нет? — удивился Скрипач.

— Я нет, — покачал головой Ит. — Это не Берег, рыжий.

— А что тогда? — спросил Скрипач с интересом.

— Не знаю. Думаю, через какое-то время мы это обязательно поймём…