Баал-Зебуб

Не помню, как я явился на свет, помню лишь стремление разорвать нахлынувший и сдавивший меня ужас. Вселенная, не существовавшая прежде, теперь стала уменьшаться, и стала так мала, будто хотела меня раздавить до полного нуля, а бежать от неё было некуда, ведь везде была лишь она.

Не зная слов, не зная молитв, от ужаса взмолился я к Тому, которого тоже не знал.

И вдруг – о, чудо! – кошмарная Вселенная лопнула, разрушилась, как сон, и я обнаружил себя в новом мире, а рядом со мной ползали десятки и сотни моих братьев и сестёр, а вокруг нас валялись пустые скорлупки.

Мы были голодны. Но Тот, которого я не знал, устроил так, что еда была повсюду: и сверху, и снизу, и в любом направлении. О, кружащий голову аромат детства, о, райское изобилие! Не зная времени и тревог, мы ползали в толще гнилого мяса, играли в странные игры и непрестанно восхваляли Его.

На смену детским играм пришла внезапная скука и покой, который разлился теплом внутри и снаружи. По смутному внутреннему велению я нашел одинокое тёмное место и погрузился в сладкий сон, где Он говорил со мной, где Он дал мне крылья и велел выходить.

– Куда выходить?

– Ко Мне, – был ответ, от которого я содрогнулся и пробудился. Восторг и ужас трепетали во мне.

С восхищением я чувствовал, как скрытая внутри новая сила готова вырваться наружу. И она не заставила себя ждать – с появлением утреннего света я понял, что крылья хотят взять меня вверх.

Я взлетел и встретил моих братьев, тоже летящих радостно на встречу с Ним, ведь каждый из них тоже видел похожий сон.

Но ликование оборвалось, будто кто-то резко выключил свет.

Сначала я почувствовал это от братьев – по дрожью в крыльях, по рваным траекториям полёта. Потом и сам почувствовал.

Мы всë забыли.

Всё, что Он сказал каждому из нас (а говорил ли Он с каждым? – да, точно да) во сне – исчезло, будто и не было. Ни слова, ни указания, как добраться к Нему.

Мы кружили в пустоте, и каждый из нас надеялся, что кто-то другой помнит. Но не помнил никто.

Был свет вокруг, но словно бы невидимая тень заслонила его. То была тень кошмарной Вселенной, которая была перед рождением – она улыбалась, зная, что мы скоро к ней вернёмся, потому что больше путей у нас не всё равно не оставалось.
Я попытался уйти прочь, вспорхнул вверх, вниз, вбок, но всякий раз лишь упирался в тот же самый воздух.

Тогда я полетел, куда глаза глядят.

Я долго летал в скорби и пил соки разложения, ощущая на себе невидимую тень ужаса, пока в какой-то момент слабая надежда вдруг не загорелась во мне. Я решил, что если не я, то, может, кто-то другой справится, не забудет путь к Нему: кто-то из тех, кому лишь суждено родиться. Я захотел дать ему жизнь и передать упущенное мной стремление.

По возбуждённому жужжанию крыльев моих братьев я понял, что и они додумались до того же. Пришло время выбирать жён.

Наши сёстры – теперь уже не сëстры, но будущие жëны – были умнее нас. Они уже давно разлетелись в разные стороны и занимались поиском тёплых мест, где можно было бы отложить яйцеклад. А мы начали искать их.

Быстрее, быстрее, думал я, летая над окрестностями, надо быстрее найти супругу, быстрее, надо передать стремление к Нему – дальше, настолько далеко, насколько возможно, пока страшная Вселенная не съела меня обратно.

Ночь опустилась на мир. Во тьме зажглись огоньки, и я летал возле них, судорожно оглядываясь в поиске. И тут я увидел её, и понял сразу, что влюбился. Понял, что ради неё я смогу прожужжать свою самую лучшую песню.

Я влетел внутрь, в помещение, где была моя возлюбленная. Там внизу двигались странные существа.

Сейчас я знаю, что то были люди, но тогда я этого не знал, тогда меня это не волновало. В тот момент меня вела любовь – единственное, что могло хоть как-то спасти от смерти.

Моя будущая жена ждала меня под потолком, и я подлетел к ней, жужжа настолько красиво, насколько мог. О, видели бы вы этот танец, о, слышали бы вы песню моих крыльев! Я и сам не знал, что могу создать нечто настолько прекрасное. А главное, мой танец и моя песня вроде бы даже понравились ей. Как минимум, она не отвергла меня, что уже неплохо. Какое счастье! Она вроде бы даже что-то сказала, но я не расслышал.

Поэтому я подлетел ближе, а потом прилип к клейкой ленте.

Я попытался сделать движение, но не смог. Я хотел обратиться к моей возлюбленной с вопросом, но понял, что она не двигается и не говорит. Это лишь ветер тревожил ленту.

И только сейчас я заметил рядом таких же, как я: замерших в смертных позах. Я попытался пошевелиться, но безрезультатно. Ещё усилие. Все мои члены были насмерть прикованы к ленте. Я начал биться в отчаянии, но не смог произвести ни единого движения. Тьма нахлынула на меня – тьма страшной Вселенной, которую я знал перед рождением и которую вновь увидел, когда забыл дорогу к Нему. Но теперь она уже не просто улыбалась, она хохотала, и от её хохота сотрясалось моё тело в бесплодных попытках выбраться на волю.

А внизу шептались люди.

– Давай, ставь сюда... Да не сюда! Ты придурок?

– А куда?

– Слева! Это должно быть слева! Да блин, ну зачем мы тебя только позвали, а? Мы же тут демонов вызываем! Это серьезно!

– Извини, я волнуюсь...

– Не задень чайник только! Итак, начинаем...

Я слышал их голоса, и от них было мерзко, так же как мерзко было от любой мысли, от любого воспоминания, от себя самого, потерявшего – да так и не обретшего! – любовь, смысл жизни, саму жизнь. Неужели это конец? Неужели я снова вернусь туда, в страшное и узкое, которое сожмëт меня в ноль? Быть может, Неизвестный и оттуда вновь выручит меня?

Люди же внизу говорили:

– ...и дабы всякий дух, в небесах или в воздухе, на земле или в глубинах вод подвластен был мне... Именем Соломона и Ровоама! Приди же, приди, и услышь нас!.. О ты, властитель смрада, царь выгребных ям, повелитель мух! Великий Вельзевул, Баал-Зебуб, приди же к нам!

Эти люди что-то продолжали говорить, но они больше были не важны.

Душа моя затрепетала. Я вдруг вспомнил, что Он говорил мне во сне. Он велел мне прилететь сюда – к этим огонькам в темноте и странным людям. Он сказал, что тоже придёт сюда.

Тот, Которого я не знаю. Точнее, Которого я не знал.

Теперь я услышал Его имя.

А потом встретил и Его Самого, когда сделал отчаянный рывок вперёд и наконец оторвался от клейкой ленты, оставив на ней больше не нужное тело.