Баба Яга и Пропавшая Кобыла или Почему Год Лошади -не шутка!

Глава 1. В которой хозяйственная катастрофа пахнет навозом и колдовством

В избе на курьих ножах творилось нечто из ряда вон. Баба-Яга, обычно похожая на высушенную грозу, сейчас металась как курица, у которой украли яйцо с драконом внутри.

—Исчезла! След простыл! — вопила она, так что с полки свалилась банка с волчьими глазами.

— Манька! Пегая, с пятном на заду, как отпечаток ладони судьбы! Не вернулась с ночного! Кот Баюн, не отрываясь от вылизывания, проворчал:—Может, на курорт, бабуль? Устала возить твою ступу в сервис.

—Молчи, меховой мешок с зубами! Яга ткнула в него помелом.

— Без Маньки — крах! Кто дров из чащи выволочет? Кто навоз для волшебных грибов притащит? Кто будет будить меня по утрам, тыча мордой в окошко? Объявляю аврал! Год искать буду, если надо!

Глава 2. В которой круг подозреваемых шире болотной трясины.

Утро после пропажи Яга начала с громких и бесцеремонных визитов. Первым делом нагрянула к Лешему, прямо на его любимую поляну, где тот как раз настраивал утреннее эхо.

— Антон Иваныч! — налетела она, разгоняя туман помелом.

— Мою кобылу не прятал? Для шутки лесной? Леший, поправляя растрепанную шапку из мха, от неожиданности чуть не уронил свою дудку для запутывания троп.

—Яга, да я тебе что, малец несмышленый? — обиделся он.

— Я лошадей пугаю по долгу службы, а не ворую! У меня своя программа-максимум: тропы запутать, эхо настроить, волков на лунный вой натравить. Да и что мне твоя старая Манька? Она у меня в прошлый раз все лисички на опушке вытоптала, да еще на коряги жаловалась, что неудобно! Не моя это стихия.

— Ладно, верю, — буркнула Яга, но глаз ее горел подозрительно. — Но если увидишь — свисти. А не свистнешь — корни у твоей любимой сосны подрублю, и будет она у тебя, как перекати-поле, по всему лесу кататься!Леший искренне пообещал, потому что сосну он и правда любил.Не успокоившись, Яга поплелась прямиком на ближайшее болото, к Водяному. Тот сидел по пояс в жиже, грустно наблюдая, как пузыри лопаются.

— Слышь, тиной покрытый! — рявкнула Яга с кочки.

— Не утянул мою лошадь в твою зыбучую пасть? На подводные бега решил сподвижницу сделать? Водяной, не меняя позы, выпустил пузырь возмущения размером с тыкву.

—Да ты что, в своем уме, костяная? Я рыбаков топлю, гармонистов затягиваю — это моя эстетика! Лошадь мне зачем? Она ж сено жует, а не пиво с первача пьет! У меня тут хрупкая экосистема, тина цветет, лягушки нерестятся… Иди своей дорогой, старая костянка, нечего тут баланс нарушать!Яга пригрозила осушить его болото с помощью волшебного насоса из тридесятого царства, который выкачивает даже тоску, и поплелась дальше, фыркая от злости. По дороге домой она заглянула к Кикиморе болотной, на всякий пожарный. Та, увидев гостью, сразу завела свою вечную пластинку.

— Ой, Ягушка, золотая, да я сама еле ноги волочу, — заныла она, бессильно обвиваясь тиной вокруг старой ольхи.

— Спина ломит, волосы секутся… Какая лошадь? Мне бы хоть ступу твою на денек одолжить, до знахарки слетать, корешки для припарки раздобыть…Яга посмотрела на ее жалкие, полупрозрачные потуги и махнула рукой. Не тянет! Эта не то что лошадь — поганку украсть без истерики не сможет. Кикимора была специалистом по порче настроения, а не по масштабным похищениям.

Глава 3. В которой в дело вступает наука и магия.

Прошёл месяц. Листва на дубах порыжела и стала хрусткой, как печенье из жёлудевой муки, а Маньки всё не было. Слухи в лесу множились, как поганки после дождя: то болотные кикиморки шептались, будто видели пегий труп у самой границы с Навью, то вороны каркали про конское ржание, доносящееся из-за облачной пелены. Яга поняла – пора переходить от грубого опроса к тонким материям. Нужна была магия, причём не простая, а с изнанкой, с подвохом.Решила начать с чего-то проверенного, но небанального – с гадания на лопаточной кости старого банника. Кость эта была не простая: банник, что жил в её бане ещё при прабабке Яги, славился тем, что знал все скелеты в шкафу у всей лесной нечисти. Кость, выпавшую ему при последнем «обновлении», Яга берегла для особых случаев.Развела в печи жаркий огонь из поленьев ольхи, осины и ветлы – деревьев, связанных с потусторонним. Бросила кость в самый жар. Кость не почернела, не раскалилась докрасна. Она… затрещала, выгнулась и вдруг чётко, недвусмысленно сложилась в фигу. Да-да, в ту самую, всем известную, оскорбительную и предельно ясную фигу из пальцев.Яга замерла. Кот Баюн фыркнул, отворачиваясь, чтобы не показывать, как дергается ус от смеха.

— Вот как, — проскрипела Яга, выковыривая кость щипцами.

— Значит, «иди ты…»? Мудрёный советчик нашёлся. Значит, правды не скажешь, старый парильщик? Боишься, что твои банные секреты всплывут? Кость, остывая, больше ничего не говорила. Её красноречивый жест значил лишь одно: высшие или низшие силы над ситуацией просто смеются. Или предупреждают, чтобы не лезла куда не следует. Оба варианта Ягу не устраивали.Гадание провалилось с треском. Яга швырнула кость Баюну — пусть грызет, раз толку ноль. Но сидеть сложа кости она не привыкла. Если старый банник вставляет палки в колёса, надо искать тех, кто болтает поменьше, а знает побольше. Наивки, мелкие духи-проводники. Те самые, что снуют на перекрёстках лесных троп, подслушивая шепот листьев и перешёптывание ручьёв.Она вышла на самый старый перекрёсток, где земля была утоптана невидимыми шагами, и развела маленький костёрчик из сушёного папоротника, лоскута бересты и трёх своих седых волосин. Дым потянулся не вверх, а спиралью по земле, холодный и пахучий.

— Эй, мелюзга, — позвала Яга негромко, но так, чтобы слышали в самом тонком мире. — Выходи на разговор. Платёж — тёплое, вязаное.Из клубов дыма, нехотя, вынырнул дух. Мал, тёмен, одет во что-то вроде обрывков тумана и ночного страха.

—У-у-у… — заныл он сразу, как полагается по жанру.

— Чего тебе, бабка-ёжка? Холодно тут…—Видал коня? — отрезала Яга, минуя церемонии. — Пегого. С характером.Дух замер,будто принюхиваясь к памяти.

—Большое… теплое… хвостатое… — протянул он, и в его голосе прозвучала почти что зависть.

— Не здесь оно… Ушло… за солнцем, что садится в чёрную воду. Искало… пару… Тень его видела, как сливалась с другой тенью, длинной и резвой…Это было уже что-то.Поэтично и туманно, но не «фига». Значит, Манька ушла сама. Добровольно. И не одна.

—«За солнцем, что садится в чёрную воду»… — повторила Яга, соображая. Это могло быть и Чёрное Озеро на краю Нави, и просто болотная гладь на западе. «Искало пару»… Вот как! Значит, не кража, а… романтика! От этого почему-то стало ещё обиднее.

—Ладно, — буркнула она.

— Держи.И швырнула духу пару носков.Связала наспех, из крапивы, прядённой на веретене невезения. Носки получились колючие, вечно мокрые и вечно натирающие мозоль на пятой точке души. Именно то, что нужно мелкому вредному духу. Тот, щебеча от восторга, схватил дар и растворился в воздухе, оставив после себя лишь лёгкий запах сырости и сплетен.Но слухами сыт не будешь, а Маньку не найдёшь. Пора было задействовать тяжёлую артиллерию — публичность. Яга взяла свитки из самой горькой коры ивы, чернила из сока волчьих ягод и копоти, и написала объявления. Не просто написала — заговорила, чтобы буквы шевелились, а бумага сама ползла и прилипала куда надо.

СРОЧНО В НОМЕР! ЛЕСНЫЕ ВЕСТИ!

РУБРИКА: «ПРОПАЛО-НАШЛОСЬ (НАДЕЕМСЯ, ЧТО НАШЛОСЬ)».

УВАЖАЕМЫЕ ЖИТЕЛИ ЧАЩИ, БОЛОТА, ПОЛЯНЫ И СЛУЧАЙНЫЕ ПРИВИДЕНИЯ!

ОТ НАС СБЕЖАЛА ЦЕННАЯ КАДРОВАЯ ЕДИНИЦА!

А именно:

ДОЛЖНОСТЬ: Главная тягловая сила, совместитель по части вызова чувства вины у хозяйки.

ИМЯ: Манька. Отзывается на «Мань», «Ну ты куда», «Ах ты строптивая тварь» и стуком половника по ведру.

ВНЕШНОСТЬ: Конь. Пегий. То есть, в белых пятнах. Основное пятно на задней части напоминает отпечаток ладони судьбы, которая только что дала подзатыльник. Вас предупредили!

ХАРАКТЕР: Скверный. Уровень оптимизма — как у гриба-поганки на солнечной поляне. Любит сено, ненавидит ранние подъемы, презирает любое проявление суеты. Может одним взглядом заставить пожухнуть молодой папоротник.

ОСОБЫЕ НАВЫКИ: Мастерски делает вид, что не понимает команд. Профессионально стоит посреди огорода и жуёт то, что нельзя жевать. Ведёт тихий, но выразительный внутренний монолог, который слышат все в радиусе пятидесяти шагов и после которого хочется лечь и не вставать.

ПРОСИМ ВСЕХ, КТО ЕЁ ВИДЕЛ, СЛЫШАЛ ИЛИ ЧУВСТВОВАЛ ВОЗДУХОМ ЕЁ НЕОДОБРЕНИЕ— СООБЩИТЕ. НАШЕДШЕМУ — ВЕЧНОЕ СПАСИБО И БЕСПЛАТНЫЙ РЕМОНТ ЛЮБОЙ ВОЛШЕБНОЙ УТВАРИ - СТУП, КОТЛОВ, ПОМЁЛ НА СОРОК ЛЕТ ВПЕРЁД.УКРАВШЕМУ ИЛИ УТАИВШЕМУ — МОЯ ЛИЧНАЯ НЕУКЛОННАЯ НЕНАВИСТЬ, ВЕЧНЫЙ СКВОЗНЯК В ЖИЛИЩЕ И НАЧАЛЬНАЯ СТАДИЯ ПСОРИАЗА У ВСЕХ ДОМАШНИХ ПИТОМЦЕВ.ПОДПИСЬ: ТА САМАЯ, ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ».

Объявления, шипя и поскрипывая, поползли по лесу: прилипли к дубам-великанам, к замшелым валунам, к хлипким мосткам через ручьи. Они шептались с ветром, перешёптывались с сороками. Лес затаил дыхание. Но тишина в ответ была оглушительной. Ни единой зацепки. Ни одного анонимного доноса. Даже воронье, обычно такое болтливое, лишь кружило молча.Яга сидела на пороге, обхватив костяными коленями помело, и смотрела в багровеющий лесной сумрак. И впервые за последнюю сотню лет чувствовала не ярость, а нечто иное. Тревогу? Нет, скорее… досадливое, щемящее понимание. Эта тишина была не просто отсутствием новостей. Это была та самая, звенящая тишина, которая бывает, когда вся природа замерев, наблюдает за чем-то важным и не хочет мешать. И от этого становилось как-то… не по себе. И обидно. Чёрт побери, ну что такого она, Манька, могла делать целый месяц, что даже лес боялся выдать её секрет?Результат — ноль. Манька будто испарилась.

Глава 3. В которой поиски становятся делом принципа, а принципы — смешными.

Год пролетел в безумных командировках. Яга проверяла у Кощея — не запряг ли он Маньку в свою колесницу из тоски. Кощей фыркнул: «Мне бы твои проблемы!. Я тут со своим Яйцем разобраться не могу!». Еще раз заглянула к Змею Горынычу — не приглянулась ли пегая кобыла одной из голов в качестве подруги. Змей обиделся: «Мы интеллигенты! У нас культурный обмен с викингами!»Яга допекла даже русалок на ближайшей запруде. Те только хихикали и спрашивали, не нужен ли Яге вместо лошади молодец с гармошкой. Предлагали скидку. Спускалась Костяная в подземные кладовые Богатырской Силы. Вдруг Маньку на спор выиграли. Там только храпели богатыри, уставшие от подвигов. Яга обносилась, избушка захламилась ненужными артефактами с поисков ,включая «компас, указывающий на север души», оказавшийся просто сломанным, а кобылы все не было. Яга уже начала подумывать, не завести ли механического коня из деталей от разобранной ступы. Но сердце щемило. Не столько даже по Маньке, сколько по принципу: как так-то? Ее, великую Ягу, обвели вокруг пальца или копыта!

Глава 4. В которой всё встаёт на свои места в нужный год.

И вот, ровно в канун следующего Года Лошади по лесному календарю, когда Яга уже мысленно прощалась с кобылой и выбирала на ближайшем лугу новую с более покладистым характером, на опушке послышалось ржание. Не простое. Триумфальное, немного усталое и... двойное. Из чащи вышла Манька. Не просто вышла — выступила, как царица. Упитанная, блестящая, с гривой, заплетенной лесными цветами. И рядом с ней, неуклюже переставляя тонкие ножки, семенил жеребенок. Маленький, пегий, с таким же дурацким пятном на боку, только в миниатюре. Яга остолбенела. Помело упало в лопухи.

—Мать моя волшебная... Манька? Это... ТЫ? Целый год! Год! — голос Яги дрогнул.

— И это... что за полосатое привидение? Манька фыркнула так, будто говорила: «Год, говоришь?

‐Да я, милая, важным делом занималась! Не дрова возила, а будущее растила!» И ткнула мордой в жеребенка. Всё прояснилось в одну секунду. Пропажа, тишина, отсутствие следов. Никакая это не кража и не похищение инопланетными силами. Самая обычная, самая волшебная и самая важная в мире работа. Материнство!

— Так... ты... уходила... — прошептала Яга, и в ее голосе не было ни ярости, ни обиды. Только ошеломленное понимание.

— Не потерялась... А нашлась по-настоящему.

Эпилог. В котором мораль настигает даже Бабу-Ягу.

Жеребенка, само собой, назвали Годиком. Потому что нашелся он, когда и положено — в свой звёздный час, в Год Лошади. Он оказался тем ещё вредителем: грыз ступу за ножки, гонялся за собственной тенью и однажды устроил потоп в избе, перевернув чан с дождевой водой для гаданий. Яга ворчала, грозилась сделать из него шашлык для гоблинов, но по ночам тайком подкладывала ему лучшие морковки с волшебного огорода. И даже сплела ему уздечку из лунных лучей. Правда, немного бракованную. Светилась только при вранье. А когда кто-то спрашивал: «Ну что, Яга, и где же таилась твоя беглянка?», она хмурила брови и говорила с важным видом:—Где? В самом сердце тайны! В укромном месте, которое ни один дух не отыщет! Потому что самое надежное укрытие — это не чащоба и не болото. Это — новое начало. Вот она где пряталась. В Году Лошади. Как и положено всему самому важному. Ты что, не знал?

И Манька, мирно жующая сено в новом расширенном стоиле, согласно кивала. Она-то знала правду: иногда, чтобы что-то по-настоящему найти, этому нужно дать время родиться. Даже если на это уходит целый год. Особенно если этот год — Лошадиный.