Бабушка в комнатке

Маленькая, крытая соломой, бревенчатая избушка, с окнами, украшенными резными наличниками и закрывающимися на ночь ставнями, Русской печью, из которой струится еле заметный дым, да аккуратной дверью, открыв которую можно войти в дом, только слегка согнувшись. Начало доброй сказки? Может и так.

В доме живут двое: старушка и её пушистая любимица, игривая кошечка. Домик небольшой, пара комнат, да кухня. Одна, большая и светлая – для приёма дорогих гостей. Сервант с праздничной посудой, да бокалами, некогда шикарный, а сейчас изрядно продавленный раскладной диван, на котором любит спать, когда приезжает, внучка, старенький пузатый телевизор, раздвижной деревянный стол, пара стульев, сделанных под «венские», трюмо с зеркалом, по краям которого воткнуты семейные фотографии, вытертый ковер, с изображённым на нём сюжетом из сказки, вот, собственно и всё «богатство».

Но хозяйка дорожит не мебелью с посудой, и не телевизором, в тумбочке трюмо хранятся самые ценные, самые дорогие и родные вещи: треугольники писем, что писал ей с фронта муж Иван, его награды: орден «Славы», две медали «За отвагу», «За победу над Германией», да «За победу над Японией», знак «Гвардия», «Отличный связист». Эти драгоценности хранились в яркой жестяной коробке из-под печенья, отдельно от всего остального. Были у мужа и другие медали, юбилейные, но Иван их никогда не носил, а получив очередную медаль, которую называл «висюлькой», молча убирал в коробку.

Рядышком с мужниными, хранятся и её медаль: «Партизану Отечественной войны», юная, бесстрашная Шурочка была связной в партизанском отряде. Александра её не носила, впрочем, и о войне она рассказывала крайне мало и неохотно.

А всё остальное: паспорт, трудовая книжка, другие документы – всё это хранилось тут же, разложенным по отдельным коробочкам, но в них никакой ценности хозяйка не видела. Разве что, аккуратно перевязанная красной шёлковой ленточкой пачек дочкиных писем, которые она писала, когда училась в ВУЗе, хранились отдельно.

В нижней части серванта, в большой картонной коробке, хранился архив семьи: детские рисунки, созданные рукой дочки и внучки, школьные дневники, тетрадки и анкеты дочери. Рядом хранились старые, пухлые семейные альбомы с фотографиями. Александра любила их перебирать, раз за разом с головой окунаясь в воспоминания. То вспомнит сильные руки мужа, которыми он её подхватывал, возносил ввысь, крича от восторга: «Шурка! Александра! Родненькая моя!», то увидит детскую фотографию дочери, и перед глазами встанут воспоминания: как принесла из роддома яркий кулёк, с кружевами, которые отодвинешь и на тебя смотрят такие бездонные голубые глаза дочурки, как вели её они с Иваном в первый класс, а потом, вдруг раз – и дочь повзрослела, и они вместе любовались стройной, сияющей от счастья, выпускницей школы… Семнадцать лет пролетели как один миг. Александра смахнёт непрошенные слезинки, и вновь уберёт альбомы, до следующего раза, до завтра…

Но, больше всего любила Шурочка другую комнату, свою крохотную, уютную спаленку, всё убранство которой составляла полутораспальная кровать, с высокими железными спинками, украшенными большими никелированными шарами, доставшаяся в наследство от матери старинная швейная машинка, с ножным приводом, массивный деревянный стул, часы-ходики в углу, да дешёвенький ковер, с изображением церквушки, стоящей посреди молодого леска. На стене висели фотографии самых родных людей: мамы, мужа, державшего на руках их внучку, родителей, братьев да сестер, маленькой Шуры. Александра ими любовалась каждое утро, вытирая невидимую пыль и мысленно беседуя с каждым, желая всем, по очереди, доброго, светлого дня. Она никому не жаловалась на свою жизнь, зачем? Лучше всех радовать хорошими новостями, а с трудностями она сама справится.

Александру всегда называли красавицей, но она себя таковой не считала, ей казалось, что других привлекает только ямочка на её подбородке. С возрастом, Шура стала ещё интереснее: морщины не портили её открытое, лицо, чистенькая, ухоженная, она светилась таким светом, добротой и уютом, что к ней хотелось прикоснуться, впитать хоть частичку этой теплоты.

Пушинка была под стать своей хозяйке, она очень следила за своей бело-дымчатой пушистой шубкой, не расстраивала Александру по пустякам и шалила в меру. Бывали, конечно, между ними и размолвки, но всякий раз каждый понимал свою ошибку и стремился загладить свою вину.

Как-то раз, когда Пушинке было около года, она увидела, что Александра разбавляет её молоко водой. Подумать только! Её молоко!!! Водой!!!! Пушинка взлетела на подоконник, демонстративно повернувшись спиной к хозяйке, ни во грош не ставящей свою котеньку и уже совсем было приготовилась выпрыгнуть в форточку, но услышала горькие слова Шуры:

- Когда уж эту пензию принесут. Всё задерживают и задерживают. Не на что даже молочка купить. Вот отдала всё до последней капли Пушиночке, а сама что пить буду? Чай – дорогущий, да не чай это вовсе, трава одна, про другое даже вспоминать не хочется. Обойдусь кипяточком, может хоть завтра Люка пензию принесёт?

Поняв, что хозяйка отдаёт ей последнее, что у неё есть, Пушинка устыдилась своего поведения, развернулась на одном месте и прыгнула к хозяйке, мягко приземлившись на лапки.

- Мряу! – примирительно извиняясь за своё нетактичное поведение, сказала кошка и ткнулась в ноги хозяйке.

- Пушиночка! – радостно воскликнула хозяйка. – Ты уж прости, родненькая, что я тебе в молочко водичку немного добавила. Денежек сосвсем нет, купить не на что. Завтра схожу на соседнюю улицу, к торговцу Армену, может и даст в долг каких-нибудь обрезков.

Если бы кошки могли краснеть, то кончики ушей у Пушинки уже бы давно заалели. Сделав самую виноватую мордашку, кошечка несколько раз благодарно ткнулась в ноги хозяйки, потёрлась о её руку и с деланым удовольствием принялась хлебать молоко. Она осознала свою неправоту и то, что только что чуть не обидела любящее сердце. Больше таких ошибок она старалась не допускать...

Александра вошла в комнату и позвала за собой кошку. Посиделок на лавочке с другими пожилыми женщинами она не любила, и совсем уж терпеть не могла, когда кому-то громко «перемывали кости». А вот одиночество и рукоделие были ей по душе.

Аккуратно переложив одну из подушек, накрыла две оставшиеся кружевным полотном, сняла валенки, с возрастом стали сильно болеть ноги, взяла вязанье и присела на край кровати, подобрав подушку под локоть. Пушинка принялась охотиться за клубком, стараясь не увлекаться, чтобы не запутаться самой и не запутать нитки. Шура обратилась к любимице:

- Ох, Пушинка! И намаялась же я за день. Столько народу – страсть! Все чего-то смотрят, пальцами показывают, фотографируют. Глянулась им, что ли, наша избушка? Эх, купят же, и нас с тобой не спросят.

Пушинка навострила уши внимательно прислушиваясь к знакомому голосу и улавливая каждую интонацию. Она удобно улеглась на маленьком лоскутном домотканом коврике и не выпускала из виду норовивший куда-то побежать клубок.

- А может и не наш? Вон, напротив, через дорогу, домик покраше нашего. Может он кому глянулся?

На другой стороне улицы и вправду красовался полутораэтажный домик с балкончиками, рассчитанный на четыре квартиры. По странной иронии судьбы, в них проживали только женщины: две родные сестры, Тамара и Анфиса, почтальонша Люда и бухгалтерша Марина. Женщины яркие, интересные, весёлые, но все, как одна – незамужние. Засматривались многие, но брать не спешили.

Из открытого окна послышался скрип качелей и счастливый, заливистый смех.

- Слышь, Пушиночка, никак Мария счастье своё сыскала. Давно пора, такая женщина внимательная, заботливая, ей бы счастья семейного, де детишек.

Александра не ошиблась, счастливая, хохочущая во весь рот Марина качалась на качелях с каким-то солидным мужчиной, её рыжие, яркие, как огонь, волосы, развевались на ветру, длинный шёлковый алый шарф, реял словно стяг, подчёркивая красоту волос, лёгкое, тонкое, полупрозрачное платье взвивалась всё выше и выше, словно стремилось соскользнуть с тела хозяйки.

Её спутник уже седоватый брюнет, прикладывал все усилия, чтобы привести качели в движение, Марина всё же пышноватая барышня. Но, всё же он не смог справиться с детским снарядом, и в момент приземления Маши, взмыл в воздух, оторвавшись от сиденья. Шляпа каким-то чудом удержалась на его густой шевелюре.

- Людок! Ты куда так вырядилась? – послышался удивлённый голос Тамары. – Хоть бы прикрылась чем! Никак хочешь кавалера отбить?

Стоявшая на балкончике в одном прозрачном, красивом, кружевном нижнем белье Людок, смерила соседку неприязненным взглядом и промолчала, пытаясь на летнем ветерке высушить гриву шикарных завивающихся волос и вкушая добрый кусок воздушного торта.

- Тамары! А вы куда? – выкрикнула Анфиса.

- Прогуляться! Ночка-то какая… А воздух!!! – втягивая носом воздух и беря упитанную кошку Тому на руки, отвечала сестра.

- Подожди, мы с вами! Я мигом!

- Вот ещё! – фыркнула Тамара, - Опять всё сигаретами провоняешь, а твой барбос мою Томочку напугает.

И она жива скрылась за поворотом. Выскочившая через пяток минут державшая на руках мопса Анфиса, поставила собаку на землю, прицепила поводок, закурила закрепленную в мундштуке длинную дамскую сигарету и двинулась в противоположную сторону, усиленно делая вид, что не замечает счастливую соседку.

Ночная тьма поглотила посёлок, только светятся многочисленные окошки в домах. Александра, ловко вязавшая носок, вновь обратилась к задремавшей, было, кошке:

- Завтра к Армену пойду, ты дома одна остаешься.

- Мряу? – вопросительно откликнулась кошка.

-Почему тебя не беру? Они котищу завезли, манулом называется. Злю-ю-ю-ю-щий, страсть. Как бы тебя не обидел.

-Мр.-. – коротко согласилась Пушинка.

-И во двор не бегай! А то я за порог, а ты на улицу – шасть.

-Мря. – подтвердила кошка наблюдения хозяйки.

-Я, конечно, понимаю, что во дворе много красавцев…

-Мур? – повела ушами Пушинка, не увидевшая в этом ничего для себя плохого, но всё же решившая уточнить, чего же хочет Шура.

- Хорошо, согласна! Можешь погулять, только не долго. Ты же знаешь, как я волнуюсь, если ты куда-то пропадаешь.

- Мя. – кротко согласилась любимица и широко открыв рот, сладко зевнула.

- Ну что же, поработали, пора и честь знать. Скоро рассветёт, опять зеваки набегут. Но ничего, скоро всё закончится, наступит тишина и порядок…

В зале вспыхнул яркий свет, и в огромный зал начали заходить люди. Они проходили к своим рабочим местам, осматривали кукол, поправляли им платья, двигали ценники, наливали себе из термосов кофе. Это пришли мастера, изготовившие эти прекрасные, словно живые, куклы. Вскоре распахнутся двери торгово-развлекательного центра и сюда потоком хлынут посетители: дети и взрослые, мужчины и женщины, юные и в возрасте. Словно река, они двинутся между павильонами, разделяясь на несколько рукавов – речушек. Они будут громко обсуждать понравившиеся им поделки, восхищаться одними и равнодушно осматривая другие. И сотни людей на несколько минут застынут у одной из самых простых и в то же время, необыкновенно душевной и светлой композиции: «Бабушка в комнатке». А кто же создатель этого чуда? Увы, авторов я так и не рассмотрел… Спасибо им за праздник!