Понедельник.
В сонном воздухе спального района, среди бетонных коробок, неспешно бродили отец с сыном.
— Пап, я кушать хочу! — капризно протянул Игнат, дёргая отца за растянутый рукав кофты.
— Потерпи чуть-чуть. Почти добрались до дома, — устало ответил мужчина.
Внезапно тишину разрезал резкий, пронзительный звук. Точно такой, какой издает велосипедный звонок.
Дзинь-дзинь.
И двор мгновенно преобразился. Дети, секунду назад копошившиеся на детской площадке, словно по команде ринулись в одну сторону. Их радостный крик нёсся меж домов:
Бабушка пришла! Бабушка пришла! Пирожков нам принесла!
Отец с сыном остановились, заинтересованные этим внезапным переполохом.
— Пап, а давай посмотрим! — взмолился Игнат.
— Да мы уже почти пришли...
— Ну па-а-ап!
Мужчина тяжко вздохнул: — Ладно...
Они подошли к шумной детской толпе, казалось, собравшей всех детей из округи. В её центре, опираясь на старую торговую тележку, стояла невысокая старушка.
— Ну, сынок, увидел? Пора домой, — потянул отец мальчика за руку.
Но было поздно. Пряный, пьянящий запах горячего масла и фарша уже ударил Игнату в нос, закружив голову.
— Пап, я хочу пирожок!
— Дома поедим.
— Хочу пирожок! — в голосе мальчика зазвенела уже не детская настойчивость.
Мужчина сдался: — Хорошо... Только один.
Игнат радостно затряс головой.
Пока они ждали своей очереди в толкающейся детворе, отец разглядел ту самую бабушку. Ничего особенного: морщинистое лицо, тёмный платок на голове. Лишь чёрная повязка на глазу и не по сезону плотное, заштопанное пальто, в котором она куталась в летний зной, казались странными.
— Мне пирожок! — пролепетал Игнат, выскакивая вперёд.
— Конечно, голубчик, — сладким, сиплым голосом ответила старушка, доставая из тележки золотистый, дымящийся пирожок, завёрнутый в салфетку. — Держи, родимый.
Мальчик почти выхватил его из пожилых рук и тут же впился в тесто зубами. Из прокушенного бока на его пальцы хлынул жирный бульон, обнажая серую мясную начинку.
В этот момент мужчина поймал на себе пристальный взгляд старухи. Его встретила её широкая, почти беззубая улыбка, среди которой слепящим пятном крови выделялся один-единственный зуб — неестественно крупный и рубиново-красный, криво выпиравший из дёсен.
— А вы, милок, не желаете?
— Я... нет... я не голоден, — с трудом выдавил из себя отец ребенка, не в силах оторваться от этой пугающей ухмылки.
— Не бойтесь, пирожки свеженькие, домашние, — она улыбнулась ещё шире, и её глаза превратились в узкие щёлочки. — Ни одна кошечка... ни одна собачка... на фарш не пошли.
— Я... не... Сколько с меня? — запнулся мужчина.
— Плата? Она уже внесена...
Старушка наклонилась к Игнату, который жадно заглатывал лакомство.
— Ну что, голубчик, вкусно?
Мальчик, с набитым ртом, лишь блаженно закивал.
Среда.
Отец с сыном ждали лифт. Ладонь Игната в его руке была неприятно влажной и сальной, будто измазанной маслом. Мужчина торопился, надеясь успеть до…
«Дзинь-дзинь»
Звонок прозвучал словно за спиной. Игнат резко дёрнул головой на звук, и с его волос на грязный пол упало несколько густых, жирных капель.
Отец инстинктивно сжал руку сына крепче, но та с противной лёгкостью выскользнула из его хватки.
— Бабушка пришла! Бабушка пришла! Пирожков нам принесла! — закричал мальчик и, как заведённый, вылетел на улицу.
Пятница.
— Папа, выпусти! На улицу хочу! — Прокричал Игнат стоя у входной двери.
Вторые сутки мужчина не выпускал его из квартиры, заперев дверь на верхний замок. В обычные часы мальчик был спокоен, но за полчаса до прихода той самой бабки его будто подменили. Он становился нервным, капризным, ненасытно голодным и рвался наружу. А ровно в три начинал биться о дверь своей пухлой, маслянистой ручищей.
Уставший отец сидел на кухне и смотрел на часы.
14:59... 15:00...
Тишина.
Сердце ёкнуло. «Неужели прошло?» — мелькнула слабая надежда.
Мужчина вышел в коридор и замер. Напротив него зияла открытая настежь входная дверь. А рядом валялась перевёрнутая табуретка.
— Вот зараза!
Воскресенье.
Отец Игната, натягивая джинсы, взглянул в окно с восьмого этажа. Внизу, у подъезда, снова стояла она с своей тележкой, окружённая кучкой упитанных детей. Он с беспокойством подметил, что ребятишек стало как будто-то меньше. Куда делись все остальные...?
И среди этой небольшой толпы отец узнал своего сына. Мальчик снова сумел улизнуть, воспользовавшись тем, что к ним постучался встревоженный сосед в поисках своего заплутавшего чада. Едва дверь приоткрылась, Игнат юркнул в образовавшуюся щель и оказался на свободе.
Мужчина быстро оделся и вышел в коридор. Стены и пол покрывали жирные сальные пятна. И не только здесь. Ребенок в последние дни сильно потолстел и постоянно «потел». Каждый день по несколько раз принимали душ, но липкая маслянистая субстанция не смывалась. Кроме того, его кожа покрылась противными воспалёнными прыщами.
Врач был назначен на завтра, а сегодня они уезжали. Срочно. На дачу. Подальше от этого места и этой старухи.
Выйдя на улицу, отец увидел, что толпа уже разошлась. Лишь его сын сидел на бордюре, доедая очередной пирожок.
— Здравствуйте! — просипела бабушка, заметив его. Её почти беззубый рот растянулся в широкой улыбке. — Какой у вас славный, аппетитный мальчик.
Мужчина проигнорировал её и грубо схватил Игната за запястье.
— Быстро домой! — рявкнул он и дёрнул.
Раздался странный, влажный хлюпающий звук. Рука мальчика отделилась от тела, как кусок сырого теста. Из разорванной плоти хлынул тёплый бульон, на асфальт вывалилась комьями тёмная мясная начинка.
Отец остолбенел в ужасе. Игнат же невозмутимо продолжал жевать, глядя на папу. А бабушка смотрела на эту сцену и ехидно ухмылялась.