Бабье лето

Погода в начале осени выдалась преотвратная. Прогуливаясь по набережной и поёживаясь от дубака, я всем нутром чувствовал, как не хватает лета. Хотелось идти в белоснежной футболке, гордо расправив плечи, улыбаться красивым девушкам и дышать полной грудью, а не уныло прыгать с «островка» на «островок», глядя, как ветер некрасиво разбрасывает по асфальту жёлтые и красные листья и они в панике липнут ко всему подряд, словно испуганные банные листы. Я поднял воротник куртки, мысленно благодаря небо за то, что оно хотя бы не спешит разразиться очередным потоком ругательств. Чего-чего, а ливня мне сейчас точно не нужно. Осталось идти-то буквально метров пятьсот.

– Эй ты! Что ты там стоишь? Давай сюда и покажи мне СИЛУ! – раздался механический голос откуда-то справа.

Я ухмыльнулся. Эти забавные роботы-автоматы с боксёрской грушей наперевес... Дерзкие, но... недостаточно. Во-первых, я не стою, а иду. Во-вторых, здесь было бы куда уместнее и обиднее что-нибудь типа: «Слышь, псина! Куда ты идёшь?»

После такой фразы и боксёрской груше, и самому роботу, я думаю, уже не поздоровится.

Огибая лужи и перепрыгивая грязюку на каменной плитке, я жалел, что забыл дома наушники. На улице слушать было нечего и некого, да и смотреть толком не на что. По ту сторону Волги тоже не происходило ничего интересного: такие же злые и замёрзшие прохожие пытались добраться до пункта назначения.

Погружённый в собственные невесёлые мысли, я не сразу заметил его – молодого парня в солнечных очках, гавайской рубашке и бежевых шортах, который шёл навстречу. Он представлял собой полную мою противоположность: бодрый, улыбчивый, загорелый и совершенно ни в чём не нуждающийся. Поравнявшись, этот «гаваец» приспустил очки и посмотрел на меня насмешливым взглядом, словно хотел спросить: «Мёрзнешь, браток?» Я удержался от внезапного желания ответить ему заготовленной для робота репликой: «Слышь, псина!» Он всё равно плевал на таких, как я. Этому парню было по кайфу прогуливаться по набережной, посмеиваясь над скукожившимися от холода прохожими.

Когда-то и я был таким же. Молодым, горячим и смотрящим на всех свысока.

Смейся, смейся, «гаваец», когда-нибудь и ты окажешься на моём месте.

А вот следующий прохожий, наоборот, оказался в полной боеготовности.

На меня надвигалась бабка, укомплектованная тремя свитерами, толстой курткой с капюшоном, шарфом, варежками, пятью рейтузами и сапогами. Она двигалась медленно, шаг за шагом, словно американский астронавт, высадившийся на поверхность Луны и испытывающий силу местной гравитации. Я не удержался и дружелюбно махнул женщине. Та, щурясь, разглядела меня сквозь запотевшие линзы очков и подняла варежку в знак приветствия.

Откуда у пожилых такая тяга кутаться во всевозможные шубы, даже когда на улице всего лишь небольшое похолодание? Наверное, оттуда же, откуда у молодых тяга носить одни майки и фуфайки в совершенно холодную погоду.

Тут мои размышления прервала капля, угодившая прямо в глаз. Я вздрогнул, моргнул, посмотрел вверх и понял, что небо уже выстроило на линии фронта свои десантные войска и готово в любой момент обрушить их с неимоверной силой.

И я сорвался и побежал, неуклюже перепрыгивая через лужи и поскальзываясь на ровном месте. А тучи, словно задумавшие неладное фашистские генералы, повсеместно смыкали свои ряды, пытаясь остановить меня встречным ветром, который пускал пыль в глаза, закидывал листьями и надеялся запугать утробным завыванием.

До пляжа я добежал не более чем через пару минут. Порылся в карманах, достал дорогущий летний пропуск, чертыхаясь, приложил к сезонному терминалу и под негодование погодных генералов, проигравших этот блицкриг, выскочил на горячий песок.

К сверкающему, палящему солнцу.

Вот и я в кои-то веки добрался до своей «двери в лето» и теперь могу взглянуть на мир глазами спесивого «гавайца».

Передо мной загорали десятки взрослых и детей, в реке купались обворожительные девушки, а продавец чурчхелы привычно ходил взад-вперёд, предлагая товар всем желающим.

Я нашёл свободное местечко, достал из принесённого пакета полотенце, расстелил и начал поскорее стаскивать с себя осточертевшую куртку и осенний шарф.

Пожалуй, обратно лучше добираться по позднему лету. Какой же дурак я был, когда поверил Ирке, что осень в этом году будет мягкая и тёплая.

Раздевшись до плавок, я надел солнечные очки (ничуть не хуже, чем у того «гавайца», между прочим) и удовлетворённо растянулся на импровизированном лежаке.

Наконец-то можно расслабиться и поскорее забыть про эту ужасную осень.

– Серёжа! СЕРЁЖА!

Я удивлённо поднял голову, но это какая-то женщина в купальнике звала сына, играющего с девочкой в бадминтон.

– Одевайся, – сказала она и протянула ему тёплую куртку. – Нам ещё к бабушке надо зайти! Попрощайся с Машей и пошли. И шарф хорошенько завяжи, а то снег пойдёт – простудишься!

Я молча наблюдал, как они облачаются в зимние шмотки, собирают полотенца, кремы для загара и торопливо уходят. Слева от меня кто-то озабоченно заметил, что с запада надвигается снежный шторм и надо добираться до дома побыстрее. Наверное, та укомплектованная бабка, волочившаяся по невидимым в моём измерении сугробам, тоже об этом знала, поэтому и оделась соответственно погоде. Но всё это лично меня не касалось.

Сегодня я собирался весь день лежать на знойном июльском песке, наслаждаясь настоящим «бабьим летом», – казалось, утраченным, но всё-таки спасённым из небытия.

А какая погода сейчас в вашем измерении?