Кто-то однажды сказал мне, что в Лос-Анджелесе не бывает плохой погоды и всегда солнечно. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но за то время, что я здесь, плохой погоды в самом деле не было: стояла жара, особенно нестерпимая среди небоскребов в Даунтауне, асфальт напоминал поверхность раскаленной сковороды, а горячий ветер шептал, что прохлады в ближайшее время не предвидится и даже маленького дождика ждать не стоит.

Но, несмотря на это, жизнь была невыносимо легка и до неприличия прекрасна. Накануне я культурно провел время в одном из ночных клубов города, где закинулся ударнейшим коктейлем из алкоголя, ЛСД и пары дорожек кокаина с бачка унитаза, после чего буквально уничтожил танцпол. Да, я был чертовски хорош, черт побери.

Следующей остановкой стал гей-бар, куда нас привез Пабло, модный обозреватель из Нью-Йорка, чтобы попробовать гейские коктейли. Посещение этого злачного заведения закончилось массовой дракой с геями, положившими глаз на нашего приятеля Рокко: у меня был разбит нос, Рокко отделался несколькими выбитыми пальцами и ссадинами, и лишь на Пабло не было ни царапины. Унеся ноги от разъяренных мужеложцев, мы запрыгнули в машину и поехали в бордель, где устроили секс-марафон – признаться честно, я думал, что у меня не выдержит сердце.

После этого мероприятия наша троица отправилась на Венис-Бич встречать рассвет. Ослепительный, но в то же время нежно-молочный солнечный свет залил горизонт и бескрайнюю океанскую лазурь, дул освежающий бриз, набегавшие на берег пенные волны лизали наши ноги. Мы любовались восходом, не в силах вымолвить ни слова, да и слова были совершенно ни к чему. В конце концов, Пабло отвез нас к себе домой, где мы благополучно и отключились.

Я проснулся около трех часов, покрытый холодным потом и совершенно не понимающий, где нахожусь. В холодильнике, к счастью, обнаружилось пиво, несколько улучшившее мое самочувствие. Приняв душ и переодевшись, я пошел прогуляться по округе, чтобы окончательно прийти в себя.

Дом Пабло располагался в Хайленд-Парке, где не было свойственных городу суеты и шума, а тени деревьев спасали от полуденного зноя. Я брел по тротуару мимо светлых аккуратных домиков, любуясь видами вокруг. Вдали гудел и рокотал Лос-Анджелес.

Слева вырос небольшой старый дом, не лишенный, однако, своего очарования. К нему вела выложенная плитами дорожка, по краям которой обильно зеленели всевозможные кусты и растения. На террасе дома девушка лениво бросала дротики в висевшую на стене мишень; я остановился посмотреть. Заметив меня, она обернулась и помахала рукой. Я кивнул.

— Хочешь сыграть? — указала она на мишень. Я направился к дому.

На девушке была мешковатая футболка и короткие джинсовые шортики, пепельные волосы собраны в хвост, несколько прядей падают на лоб. Подходя ближе, я все явственнее осознавал, что где-то ее видел, и тут меня как молнией ударило: передом мной стояла Билли Айлиш, популярная ныне певица и кумир миллионов мальчишек и девчонок по всему миру.

— Привет, я Даниэль, — представился я, чуть изменив свое имя.

— Я Билли, — она приветливо улыбнулась.

Ее лицо почти моментально приобрело выражение удивленное и восторженное одновременно:

— Подожди, ты же тот самый, писатель! На презентацию книги приехал!

Я опешил — никогда бы не подумал, что меня узнают в лицо за рубежом, да не абы кто, а Билли Айлиш. Она протянула руку, чтобы «дать краба», мы крепко пожали друг другу ладони.

— Читала пару твоих книг: про Дикого и ту, про вампиров, которые живут среди нас.

— Польщен, — смущенно улыбнулся я. — Ну а мне, собственно, нравятся твои песни, даже альбом недавно купил.

Ее брови поползли вверх.

— Да-да, не удивляйся!

Билли хохотнула.

— Хочешь посидим у меня?

— Если приглашаешь.

— Пошли, — махнула Билли рукой.

Внутри дом оказался таким же старым, но чистым и уютным. Билли провела небольшую экскурсию, затем мы прошли в комнату, освещенную лишь полосами красного неона под потолком и оттого погруженную в зловещий бордельный полумрак. Билли выключила неон и расшторила окна — комнату мгновенно залил теплый солнечный свет.

— Хороший у тебя дом, — резюмировал я увиденное внутри.

— Это не мой, это родителей, — засмеялась Билли, — моя только комната. — Хотя, наверно, можно сказать, что и мой тоже — я в нем всю жизнь прожила. Что хочешь послушать?

— На твой вкус, — ответил я, осматривая комнату.

— Тогда послушаем меня. — Билли щелкнула пультом, ожила колонка на низеньком комоде у двери, зазвучала песня Ocean Eyes. — Сейчас вернусь.

Я скромно сел на край кровати, сложив ладони на коленях.

«Это происходит на самом деле, или мой мозг еще не отошел от воздействия веществ?»

Я ущипнул себя за предплечье и похлопал по щекам. Судя по тому, что я по-прежнему сидел на кровати в комнате Билли Айлиш, все было наяву и взаправду. Ну и хорошо.

Вернулась Билли: в одной руке она держала большую бутылку “Jack Daniels”, в другой два бокала с кубиками льда внутри.

— Выпьем за знакомство! — тряхнула она бокалами.

— А тебе не рановато ли?

Билли закатила глаза, с укоризной на меня посмотрела и разлила виски.

— Не будь занудой, мне уже есть восемнадцать! Cheers!

— Cheers!

Виски приятно обжег язык, спустился в живот волной тепла. Билли закашлялась.

— Что, слишком крепко для тебя? — улыбнувшись, похлопал я ее по спине.

— Спасибо, — улыбнулась Билли в ответ.

Мы выпили снова, она показала мне мои книги, стоявшие у нее на полке. Я был польщен и тронут: хотелось показать ей ее диск, но он, увы, был за тысячи километров отсюда.

После третьего выпитого бокала щеки Билли залил пунцовый румянец.

— Думаю, тебе уже достаточно, — дружелюбно сказал я и потянулся к бутылке.

— Не-е-е-е-ет! — весело захихикала она и схватила бутылку быстрее меня.

Мы пели, танцевали, дурачились, и казалось, будто мы знакомы уже лет сто — настолько легко и непринуждённо с ней было. Играла My Strange Addiction.

Виски осталось совсем немного — допили прямо из горла. После танцев стало жарко, Билли распахнула окно и стянула футболку, оставшись в шортиках и черном кружевном лифчике.

— Так душно, — сказала она, глядя на меня масляным и кокетливым взглядом. — Разденься тоже.

Я снял поло, обнажив свой идеально гладкий поджарый торс. Глаза Билли сверкнули восхищением, она закусила губу и провела ладонью по моей груди. Ее пышный бюст, столь эффектно подчеркнутый лифчиком, был так близко и выглядел так аппетитно, что я, не удержавшись, взял его обеими руками. Румянец на щеках Билли зарделся еще сильнее. Она улыбнулась, отстранившись, поманила меня пальцем и стала медленно, дразня, отступать назад, к большой и мягкой кровати в углу. Влекомый желанием, я, пританцовывая, аки Ван-Дамм в «Кикбоксере», двинулся к ней. Билли расхохоталась. Плюхнувшись на кровать, она стянула шортики, я на ходу сбросил свои и прыгнул следом, навис над ней, ощутил сладкий запах ее духов и жар ее тела. Мой cazzo находился в полной боеготовности.

Билли положила руку на мой бритый затылок, привлекла к своим губам – целовалась она великолепно. Наши влажные языки нашли друг друга, мои шаловливые пальцы нащупали застежку лифчика, она выгнула спину, помогая. Отбросив лифчик в сторону, я оторвался от ее губ: передо мной во всем великолепии предстала грудь Билли Айлиш, большая, сочная и кругленькая – все, как я люблю.

— Нравится? — Билли колыхнула бюстом.

— Я тебя просто съем, малышка.

С жаром ее поцеловав, я спустился губами ниже, по шее к ключице, от ключицы к твердому соску, прильнул к нему и принялся ласкать языком.

Билли вскрикнула и положила руку мне на голову.

— Блять, что же ты творишь, блядский писатель! Я с ума схожу! — простонала она.

— Только разогреваюсь, детка!

Зазвучала песня Bad Guy. Я стащил с Билли трусики, между ее ног было влажно, впрочем, как и у любой женщины, которая меня видит.

— У тебя большой член? — игриво поинтересовалась она.

— Проверь, — я сдернул боксеры, явив на обозрение свой le p󠌁enis, крепкий, длинный, покрытый вздувшимися венами — я мог бы пробить им стену в этот момент.

Билли охнула и обхватила мой ствол, пощупала, стала водить рукой туда-сюда.

— Достаточно большой для тебя?

— Настоящий кусок мяса. А я как раз проголодалась.

С этими словами она, облизнувшись, целиком заглотила моего мустанга; я шумно вдохнул и запрокинул голову:

— «Чупа-Чупс» по пятницам и по субботам… мы чупа-чупим весело, проворно…

Билли смотрела мне прямо в глаза, горячий язычок скользил по моему фаллосу, она ублажала меня с полной отдачей, страстно, вдохновенно и самозабвенно. Положив руки ей на голову, я задвигался навстречу.

So you’re tough guy

Like it really rough guy

Just can’t get enough guy

Chest always so puffed guy…

Билли вытащила изо рта мой уд, отдышалась. Толкнув меня на спину, сползла на пол, сжала его своими сочными грудями, плюнула на головку и начала неистово ласкать, отправляя меня на вершину блаженства на сверхсветовой скорости.

— Еби эти шлюшьи титьки! Еби их! Еби! — похотливо закричала она.

Я смял пальцами одеяло, закатил глаза, застонал, не в силах выдержать этого наслаждения. Билли ускорялась. Ее глаза горели пламенем Содома и Гоморры, а лицо выражало подлинное сладострастие.

— О-о-о, Билли... я вот-вот...

I’m that bad type

Make your mama sad type

Make your girlfriend mad tight

Might seduce your dad type

I’m the ba-a-a-d guy… DUH!

Она вскрикнула и укусила меня за головку. Я взревел, прогнулся всем телом и кончил так, что аж в ушах зазвенело. Горячая сперма брызнула Билли на язык, в рот, на лицо, на грудь, блять, да она вся была в сперме! Меня сотрясали конвульсии оргазма, невероятно приятные и невероятно опустошающие.

— Охуенно, — упав на кровать, прошептал я и протяжно выдохнул.

— О, да, — облизнулась Билли. — Подожди, сейчас вытрусь и будет еще лучше.

Она встала, достала из комода упаковку влажных салфеток. Приподнявшись на локте, я любовался прелестными изгибами ее тела.

— Классная фигура.

Билли улыбнулась, закончила вытираться и прыгнула на кровать.

— Не желаешь прокатиться? — обеими руками указал я на свой альпеншток.

— А у тебя есть презерватив?

— Я бесплоден.

Ее почему-то это удивило.

Она ухватисто взяла мой mentula, вставила, не спеша опустилась на него.

— Он стал еще толще... — простонала Билли. — Какой же он, блять, большой!

Ее глаза вновь загорелись похотью и вожделением; она заскакала на мне, все ускоряясь и увеличивая амплитуду.

— У тебя такая сочная задница, — прерывисто сказал я, сжав ее мясистые ягодицы. — Слов нет, чтобы это описать...

— А и не надо слов, — Билли склонилась, поцеловала, укусив за губу. — Просто еби меня.

Я перевернул ее на спину, что есть мочи задвигал тазом, Билли обхватила меня руками и обвила ногами, закатила глаза:

— О-о-о, да-а-а-а-а, малы-ыш, да-а-а-а-а-а-а!.. Вот та-а-а-ак!..

— Потрясающее тело, — выдохнул я ей в ушко.

— Твое тоже... н-ничего... а-ах... а-а-ах... я сейчас... я... сейчас... я сейчас...

Билли кончила, огласив комнату криком удовольствия, и растянулась на кровати, закрыв глаза. Ее потряхивало.

— А-а-а-ах... как же хорошо... сейчас... отдышусь... хочу еще... еще тебя... твоего члена...

Передохнув, мы продолжили с новыми силами: Билли встала раком, отогнув попу, призывно вильнула ею; без лишних прелюдий я вошел, аки Советы в Берлин, и шлепнул ее по ягодице.

— Вставь мне по полной! — крикнула она. — Сделай меня своей телкой!

— С удовольствием, — еще один шлепок.

Так уж мы, мужчины, устроены — не можем устоять, чтобы не шлепнуть даму по попе. Еще труднее устоять перед искушением нагрянуть к даме на задний двор – это тот запретный плод, который мы хотим сорвать и вкусить. Да и, в конце концов, во всем необходимо разнообразие.

— Хочу попробовать тебя с другого входа. Сделаем хот-дог!

— О, да, оттрахай мою блядскую задницу своим огромным хером! Только возьми смазку под кроватью!

Смазав свой императорский жезл и Билли между ягодиц, я неторопливо вошел в нее. Мое копье Марса сжало тугим кольцом, Билли припала к кровати, застонала с удвоенной силой. Ее ляжки блестели стекающей смазкой. Двигаться становилось все легче и легче, Билли поймала ритм и задвигалась навстречу:

— А-а-а-ах, бля-я-ять, как же хорошо-о-о! — исступленно рычала она. — Не останавливайся, не останавливайся! Еби мою сочную жопу! Кончи в меня! Наполни меня своей спермой, ебаный писатель!

На последнем толчке я что есть сил прижал Билли к себе и кончил, закатив глаза и рыча. Билли вскрикнула. Мы упали на кровать, почти одновременно вздохнули.

Вскоре она опять оседлала меня и веселье продолжилось. За несколько мгновений до финиша я схватил ее колыхавшиеся дыньки и кончил в третий раз.

Обнявшись, мы лежали обессиленные и уставшие, но счастливые. Я накручивал на палец ее локон, она поглаживала моего Большого Вилли.

— Я заметил «Ламборгини» у тротуара. Твой?

— Нет, папин. А что?

— Я прокачусь?

Билли приподняла голову:

— Ты же пьяный!

— То, что я выпил, не значит, что я пьян, детка.

— Хорошо, но только очень осторожно! Слышишь? Очень осторожно!

Я прокатился на «Ламбо» ее папы до Беверли-Хиллз, увидел Голливуд таким, какой он есть, сфотографировался на фоне знака Голливуда и пригнал авто обратно. Мы занялись сексом еще несколько раз, я поцеловал ее, спящую, на прощанье и ушел по-английски, ведь я не мужчина на одну ночь — я остаюсь максимум на пару часов.

Впереди белел дом Пабло. На лужайке перед ним Рокко готовил барбекю; увидев меня, он отсалютовал бокалом вина.

— Оставил бы записку, когда уходил, — улыбнулся Рокко. — Где был, Даниэль?

— Все равно не поверишь, esse. Лучше налей мне выпить.

Рокко усмехнулся, подал мне второй бокал и похлопал по плечу. Немного пригубив, я поднял глаза к небу. Подул сухой пыльный ветер, затрепал цветастую рубашку Рокко, зашумел густыми кронами деревьев. Вздохнув, я выпил еще. Пожалуй, прав был тот, кто однажды сказал мне, что в Лос-Анджелесе не бывает плохой погоды и всегда солнечно...

22 июля 2020 г.

Загрузка...