Багровый закат (назад в XIX век -3)

Фельдъегерь мне в придачу, как важная посылка… или вот – дан приказ ему на Запад. Нет-нет, о Востоке для моей любимой ничего не было сказано. вообще посыльный – высоченный гвардейский унтер-офицер был молчалив и, если так можно сказать, скромен. Хотя можно ли так говорить о человеке с руками, которыми можно было, наверняка, металлические прутья вязать, не знаю.

Во всяком случае, отдав мне августейшее послание, поблагодарив и отказавшись от моего предложения пообедать и отдохнуть, фельдъегерь отбыл. А я вскрыл пакет с печатями личной императорской канцелярии. Писал, конечно, не сам Николай, но опять же, его личный писарь. И сами фразеология и термины просто подчеркивали – император не просто сказал писарю – напиши послание такому-то и на такую-то тему, нет, он сам еще и сам диктовал, что открыто наполняло мою душу гордыней. Даже удивился, как я – попаданец и современник демократического XXI века – быстро наполнился чувствами императорского XIX столетия.

Что еще… Николай предлагал мне возвращаться в столицу. Этого не было написано в тексте, но само послание было буквально наполно глаголами «быстро», «срочно», «немедленно». Все это было понятно, ведь на носу война, а предполагаемый главнокомандующий главной Дунайской армии шлеятся где-то в российских позициях. Картофель, разумеется, тоже важно, но не сию минуту, так что, будь добр, появись в официозном Санкт-Петербурге!

Так что все понятно, кроме одного – зачем такое послание настолько рано? Я знал по вузовским учебникам, что война с Турцией начнется в 1828 году в апреле. А сейчас-то, извините, только первая половина зимы! Или он хочет, чтобы я был на всякий случай под боком, готовил потихоньку вверенную мне Дунайскую армию?

Ерунда какая. Во-первых, у этой армии есть Главнокомандующий П.Х. Витгенштейн – один из немногих боевых генералов Отечественной войны 1812 года, не только доживших до нашего времени, но и способный командовать войсками. И император Николай ему благоволит, относительно недавно, в 1826 году, он присвоил ему высшее звание в Российской армии – генерал-фельдмаршала и он теперь был единственный в России военный с таким чинном.

Правда, даже до меня в моем прекрасно-картофельном далеко, доходили сведения, можно сказать, просто сплетни, что после его назначения в Дунайскую армию между фельдмаршалом и императором возникли нехорошие сложности. Может быть, у Витгенштейна не было никакого стимула дальше служить? Чин – высший, материальное состояние – один из богатейших людей в России, возраст – 58 лет.

В XIX веке в такие годы люди уже находятся на покое с завещанием в руках. Да тут еще молодой император все лезет в его дела (для стареющего Витгенштейн вся люди до сорока лет считались молодыми, а Николай еще всюду лез по привычке, вызывая у генерал-фельдмаршала неописуемое раздражение).

Непонятно, знал ли он обо мне, как об очень вероятностном преемнике. Но и без того старому военачальнику было не в моготу не в свое время. В прошлой реальности он сам попросился в отставку в начале войны. Император, разумеется, его отпустил и даже оставил некоторое благорасположение, раз в 1836 года разрешил пользоваться в России титулом светлейшего князя (Витгенштейн к тому времени имел титул прусского князя).

Но все это уже в прошлом, хотя мне еще в будущем. Так что пусть П.Х. Витгенштейн отдыхает пока в усадьбе, потом, увы, в могиле, а мне надо в любом случае поторопиться. Император Николай I очень не любил, когда его приказы или, может, просьбы, что означало, как вы понимаете, всего лишь приказы вдвойне, выполнялись медленно. Так что, если вы хотите его обозлить, или вы советский историк, то, пожалуйста, сидите. В противном же случае аллюр три креста!

Зимой в России ездить всегда тяжело, даже в XXI веке, а уж в XIX веке тем более. Хотя и там уже был кое-как чищенный подневольными крестьянами тракт Санкт-Петербург – Москва. Но проехал я медленно и появился в Зимнем дворце, даже проехав мимо своего дома с любимой женой.

И, как оказалось, не зря. Хозяин дворца, как впрочем, и Российской империи, император Николай встретил меня хмуро. Сказал мне пасмурно и невыразительно:

- Я ждал вас, граф, еще позавчера, на крайний случай, вчера. А вы совсем не торопитесь. Лошадей бережете?

И взгляд такой, не только пронзительный, но и довольной злой, м-да. Коня Голубка я, естественно, берег, да и то относительно, он бежал у меня на длинной веревке позади саней. А вот почтовые лошадки бежали, что было сил, едва не загнал.

- Обильные снега, ваше императорское величество, - сказал я покаянно, - даже по Санкт-Петербургскому тракту снега много, а уж остальные дороги просто замело. Думал уж, засыплет меня там до лета.

Эти смиренные слова, а также утомленный, голодный вид смягчили монарха.

- Мы собираемся обедать, граф, пойдемте с нами, а то вид у вас откровенно голодный, - предложил он, глядя на меня испытующе. Видимо, хотел знать, соглашусь ли или, как обычно, взбрыкну ненароком. Чудак человек, чтобы меня проверить, надо поговорить на тему дворянства или, хотя бы, будущей Турецкой войны. А личное что, это в разговоре с женой Катей можно, да и там меня будут полоскать, а не я брыкаться.

- Премного благодарен, государь, - искренне поблагодарил я, - горячее ел только вчера, да и то немного, все больше различными холодными закусками прибавлялся в трудной дороге.

И ведь не врал, я действительно крепко оголодал в дороге. И что высокие чины и имеющиеся деньги. Мороз, всемогущий снег, не успевающие лошади и ты от того почти не евший. Хотя, казалось бы, что такое пообедать на полчаса вкусным горячим обедом? Ан нет, потому как торопишься, хотя и едешь скоростью улитки. Вот и приехал в Санкт-Петербург изнуренный, как после нацистского лагеря, и все равно опоздавший.

Поэтому, как всегда, простенький, хоть и плотненький обед у императора смел эффект, как изысканные ресторанные явствв. Николай I, похоже, хотевший поговорить со мной во время обеда и даже вякавший сначала, затем смолк. Мне было некогда слушать, я кушал.

Зато после обеда император буквально вцепился в меня, потащил в личный рабочий кабинет, где нам почти никто не помешает. Разговор пошел, как я и думал, о войне с Турцией. А вот о чем конкретно, уже просто не знал.

Что поделать, историю XIX века я уже сдал в буквальном смысле слова, то есть в голове ничего не осталось. Саму же войну наш доцент – женщина вообще не спрашивала. Требовала лишь даты и общий итог. Вот я и проехал, когда Николай стал спрашивать, что я знаю вообще о текущей ситуации.

А знал я, оказывается, очень немного, буквально между двоечкой и троечкой, в зависимости от настроения преподавателя. Плохое, значит, двоечка, получше, может и тройка будет.

Впрочем, монарх все-таки не преподаватель провинциального вуза, только немного поспрашивал, сам стал говорить. И собственно, война с Турцией ознаменовала, хотя бы для России, последнее ядро с войны 1812 года. Причем, как с Турции, так и от наших европейских союзников.

- Пойми, граф, Россия хорошо вляпалась в это европейское , - говорил Николай мне, - вот и сейчас, казалось бы главная причина – это разрыв Махмудом II Аккерманской конвенции. Но на самом деле основа здесь – наше противоборство с Англией и Францией. Сейчас удобный момент – они не готовы вступить в войну. Ха, казалось бы, с Турцией за Грецию и в меньше степени другие балканские владения Турции,на самом деле с нами за Турцию.

Вот мы сейчас и атакуем Махмуда. Тот уже подзабыл, что такое война с Россией, надеется немного на помощь Европы. Пусть надеется, удобный момент пощипать султану бороду. Немного отберем территорию, совсем не турецкую, пополним казну. Ну и конечно охолоним самого Махмуда II. Еще раз покажем Турции, что она не нам совсем не соперник.

Я только мысленно покачал голову. Казалось бы, все правильно, но как раз эта позиция привела к той самой Крымской войне. Очень уж нахрапом полез Николай, а в итоге получил в морду. И Россия заодно умылась кровью.

Ладно, пока не до этого. Посмотрел на императора Николая:

- Дозволено ли мне узнать начало война, еще лучше, когда мне надо уехать…я так понимаю, в Бессарабию, в Ставку Дунайской армии?

- Да, - твердо подтвердил Николай, - я уже говорил с тобой по этому поводу. Не скрою, раньше ты был одним из кандидатов, причем не главным. Конкретно я хотел видеть себя во главе Отдельного Кавказского корпуса или же запасным Главнокомандующим за П.Х. Витгенщтейном.

Вот не фига себе, а я-то буквально бежал сюда в столицу, бросил сделанную наполовину картофельную реформу на ненадежных подчиненных. А всего-то лишь запасной игрок. И чего он тогда так мягко дорожку слал?

На лице у меня, похоже, появились все эти черные мысли, поскольку Николай лишь хмыкнул и как бы примирительно произнес:

- Так я думал уже давно, по крайней мере, в 1826 голу, тогда и сделал его генерал-фельдмаршалом. Но, увы, Петр Христианович буквально разваливается на части, все-таки ему кончается шестой десяток лет. Физически он все более дряхл, морально – пассивен. Еще недавно он был энергичен и боек, а сегодня, - Николай махнул рукой, - он либо болен, либо ничего в штабе не делает.

Все мои попытки хоть немного попытаться подвигнуть оканчиваются одинокого - он начинает проситься в отставку. Нет, совсем я его туда, конечно, не отпущу, но и стоять во главе самой сильной армии во время войны ему нельзя. Так что, граф Григорий Алексеевич, кроме вас некому – Витгенштейн, как оказалось, стар и дряхл, Дибич и Паскевич слишком молоды. Эх, хотя бы лет пять – шесть, но я столько ждать не могу. И даже не вздумайте отказываться, не злите меня понапрасну. Все равно назначу!

Я старательно вздохнул, показывая, чего мне стоит это решение. Потом, как бы решив, спросил:

- Тогда, государь, все-таки настоятельно спрошу – когда и куда мне ехать?

- Вот это хорошо, - сразу оживился Николай, - служи праведно и сильно, а за мной твои услуги не потеряются. Министерство внутренних дел останется за тобой, если захочешь, а вот когда поведешь войну очень эффектно, то получишь следующий воинский чин генерал-фельдмаршала. Минимум – приобретешь новый высокий орден и мое благорасположение.

Что же на твои вопросы, то отвечу четко, как только возможно. В русском обществе ходят стойкие слухи, что это Махмуд II настоятельно хочет войны. Правильно, что здесь говорить, турецкий султан фанатичен и кровожаден, он лишь попал не в то время, будь это тремя – четырьмя ранее, был бы победоносен и велик. А сегодня он лишь смешно и жалок.

Он очень агрессивен, он не хочет проводить уже принятые договора, он обрушивается на иностранцев, в частности, на моих поданных, и так далее.

Но ведь это только одна часть правды. Я-то ведь тоже хочу войны, хоть и с победоносным итогом. Поэтому открою тебе тайну – война начнется независимо от действий Махмуда II весной этого года. А вот тебе пока торопиться не надо. Главнокомандующий слишком виден и турецкие шпионы, которых в Бессарабии, как блох на собаке, хорошо видят слабости Витгенштейна. Это еще одна причина агрессивности Махмуда.

- Так может и остановить войну? - предложил я, сам не веря. Турки, да не хотят войны и крови, ха!

- Нет, - разумно отказался Николай, - даже если сейчас Махмуд не станет воевать, тогда он начнет через лва, три, четыре года. И это при том, сегодня нам выгодно, чтобы война началась, через же несколько лет еже нет. Ну и кому это выгодно?

Я, кстати говоря, думал также. Поэтому чрезмерно вежливо и подобострастно извинился.

Император подозрительно посмотрел на меня. Излишне добрым и угодливым я никогда не был даже к императорам. Что произошло? Я думаю, Николай решил, нечто вроде – что сдохло в нашем лесу, если даже граф Мелехин стал несколько заискивающим? Не так, конечно, дословно, но как-то подобающе.

Я понял, что нечего развивать подозрительные рефлексы И.В. Сталина. Ничего, что историческая эпоха другая, человеческие-то эмоции-то те же и развиваются по тем же законам. Старательно извинился:

- Виноват государь, сначала сказал, потом подумал, как будут турки себя вести. Ваша правда, все равно нападут. Это как лютые волки.

Любой человек, не только самодержавный монарх, любит, когда его возвышают. Именно поэтому Николай не рассердился, лишь милостиво напомнил мне, что сегодня крупный праздник (религиозный) – Крещение. В связи с этим у него будет большой прием, приходите, граф, с семьей.

Ну, мимо этого никогда не проходят, особенно, если приглашает сам монарх. Рассыпался в благодарностях, потом вспомнил, как Катя испугалась негативной реакции императора, так сказать, похвастался, что сына Бориса приведем в цветах ордена св. Анны.

- Ха! - удивился Николай, - а это как так?

Пришлось объяснить, ведь его императорское величество именно его сделал кавалером ордена св. Анны, а именно второй степени. И как анненский кавалер он должен ходить на торжественных мероприятиях в подобающем одеянии. Но поскольку еще очень мал, еще кормится молоком матери своей, то родители его одел в кавалерствующие пеленки.

Николай хохотнул, одобряюще сказал:

- Говорят, моего отца Павла Петровича его мать – моя бабка – Екатерина Великая также носила в цветах ордена, котором он был награжден, только там были цвета Андрея Первозванного. А вообще хорошая традиция.

На этом и разошлись. Я – снова в дом. Ах, родимые стены со знакомыми запахами и приятными ощущениями. Даже милая жена со своими старыми, столь знакомыми капризами доставала не столь сильно. Впрочем, это было не только в эмоциях, Катя действительно понимала, что я в столице ненадолго, проездам и пока просто приятно ощущала в доме приятного мужчину, на которого так приятно свалить груз господских тягот. Тоже были такие. Наконец, муж в доме – это всегда приятный и не тяготный семейный секс. А его так хочется не только половозрелых мужчин, но и, между прочим, женщинам, чтобы они там не говорили.

У парадного подъезда на миг тормознулся. Недавний зимний ветер порывами сумел почти снести табличку с надписью – владение графа Мелехина. Снести не смог, а вот заметно скривил. Стало весьма неряшливо, аж перед потенциальными гостями неудобно! Куда смотрит управляющий городского дома Гаврила Луйкин?

Ждать пришлось недолго, прибежал полукрестьянин/полудворянин. Знал, оказывается, и уже дал задание плотнику Аврелию за все – это такой мужичок, который в городе отвечает за все – от вывесок на парадном и черном входе, до сломанной мебели. Но тот почему-то не делает…

Теперь дал уже разнос и за это. Я, что ли, смотреть буду за порядком среди слуг? Не господское это дело. То есть и я могу, но только в крайнем случае и когда надо будет строго наказать. А пока управляющего хватит. Да, управляющий?

Луйкин потупился и на сем пока хватит. Вот если опять управляющий промедлит, тогда уже его будет ждать затрещина – не от господнего каприза, а от нежелания работать. В доме должен быть порядок, это одна из главных забот управляющего.

Хотя сразу же обнаружилась причина неработы Аврелия. Барыня Екатерина Геннадьевна пожелала получить новый господский стул. Проблема состояла в том, что она и сама не понимала, чего хочет, а уж объяснить полуграмотному мужику был тот еще квест.

К счастью, рядом находился уже муж барыни и хозяин дома, я, то есть, я. Сначала поговорил с женой. Она мне путано объяснила. В ответ я кратко прочитал ей лекцию ликбеза о мебели XIX века. Пришли к консенсусу, когда женские хотелки становились на рациональную базу и не приходилось делать вот так вот или не косо и не прямо, а где-то посередине.

А уже потом поговорил с плотником. Два ведь мужчины, хоть и разных социальных слоев всегда договорятся при помощи междометий и живительного русского мата.

Проблема разрешилась. Поговорил еще о вечернем императорском приеме, и не просто так, а о большом праздничном, посвященным Крещению. И тихонечко ушел в свою небольшую комнату, которая создавалась именно для этой ситуации.

Женщина творила благое дело, Великий Женский Наряд, который всех изумить до икоты. И не только мужчин, но и женщин. Не дай Бог в этот момент попадешься на пути творительнице, разорвет на клочья, еще и сам виноват будешь. И это муж! Про слуг и говорить нечего, сам зароется в могилу. А ведь ей еще надо побеспокоиться о ребенке, его тоже впервые несут в Зимний дворец, не только на глаза императору Николая Павловичу, но и его жене императрице Александре Федоровне. Ой, как страшно и тягостно.

И мужа надо осмотреть или хотя бы обругать для вежества, а то сам не понимает почти ничего. Ведь давно уже не обычный крестьянский парень, сиятельный граф, а все носом приходится тыкать и одежду. Ох!

И пока она будет хлопотать и ругаться, не дай Бог как-то возразить, или вот даже слегка улыбнуться. Сразу же станешь главным православным врагом в Ойкумене. Даже если ты муж и, по совместительству, попаданец, как и она сама!