Банда Лузеров

Банда лузеров: сезон 1.серия 1. ИИ-бовушка и похмелье разума.

ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОБ ОПАСНОСТИ ДЛЯ ОТДЕЛЬНЫХ КАТЕГОРИЙ ГРАЖДАН:

Данный цикл категорически противопоказан к прочтению:

— Тем, кто верит в скорый технологический рай и духовное просветление человечества. Здесь ваши иллюзии умрут мучительной смертью. —Карьерным коучам, инфоцыганам и прочим продавцам воздуха. Вы узнаете себя — и вам это не понравится. —Людям, которые носят белые одежды, пьют смузи и верят, что мир прекрасен. —Тем, кто ищет в книгах «глубокий смысл», «мораль» и «духовные скрепы». Здесь их нет. Здесь есть только стёб, сарказм и немного тоски по нормальным людям. —Сторонникам здорового образа жизни. Вы только зря потратите время — герои этого цикла уже всё за вас проделали. И проебали. —Членам общества анонимных идеалистов. Возможен рецидив.

ОСТАЛЬНЫМ — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РЕАЛЬНОСТЬ. ВЫ ВСЕГДА ЗНАЛИ, ЧТО МИР — ЭТО СУРОВОЕ МЕСТО. ТЕПЕРЬ У ВАС ЕСТЬ КНИГА, КОТОРАЯ ЭТО ПОДТВЕРЖДАЕТ.

P.S. Если после прочтения у вас возникнет желание написать гневный комментарий — не сдерживайтесь. Нам нужны новые доказательства нашей правоты.

Глава 1: Гастрономическая трагедия

Воздух в школьной столовой был густым, наваристым и до неприличия знакомым. Это был не просто запах еды. Это была сложная, выверенная годами химическая формула детства, юности и безраздельной, простой радости. Формула, в которой смешались ароматы подгоревшего на противне подсолнечного масла, тушёной до невозможной мягкости говядины, сладковатого пара от только что слитого картофельного пюре и едкой хлорки, которой отдраили до блеска кафельный пол после большой перемены. Для Жабы этот воздух был дороже всех духов мира.

Он стоял в очереди, совершая ежедневный, почти священный ритуал. Его пухлые пальцы с нетерпением перебирали край пластикового подноса, оставляя на нём жирные разводы. Его взгляд, полный благоговения и нетерпеливого ожидания, был прикован к единственному месту во всей этой унылой, выцветшей вселенной, которое имело настоящую ценность — раздаче.

За ней, как монумент стабильности в этом бренном мире, возвышалась Тамара Ивановна. Женщина-эпоха. Женщина-сковородка. Её руки, больше похожие на отличный кухонный инвентарь, чем на конечности человека, двигались с выверенной, хирургической точностью. Ложка в её мощной лапе описывала в воздухе идеальную параболу, погружалась в металлический лоток с тушёнкой, извлекалась оттуда, доверху наполненная тем самым, румяным, источающим ароматный пар мясным совершенством, и с глухим, влажным шлепком водружала это добро на тарелку счастливца. Никаких лишних движений. Ни грамма в сторону. Сплошная поэзия кулинарного балета.

— Тамара Ивановна, голубушка, свет очей моих… — завёл свою обычную песню Жаба, подходя к заветному окошку. Его лицо расплылось в сияющей, абсолютно искренней улыбке. — Как там шефствуете? Говядинка нынче нежная? Не подвела?

Тамара Ивановна хрипло, с сигарной прокуренностью, фыркнула. Она хоть и делала вид, что все эти подлизы её бесят, но к Жабе относилась с профессиональной теплотой ценителя к самому благодарному потребителю.

— Жрать, как всегда, лучше всех хочешь, мешок с костями, — проворчала она, но ложка в её руке уже совершала свой магический трюк. Она зачерпнула не одну, а сразу две порции. Щедрых. С густым, железистым соусом. — На, давись. Только смотри, чтоб до урока физры отошёл, а то помрёшь у меня на беговой дорожке, портить статистику будешь.

— Не помру, Тамара Ивановна! Обязательно! Я буду бегать, как лань… ну, или как кто там бегает… сытый! — Жаба уже слюнявил губы, его глаза закатились от предвкушения. Он с благодарностью принял поднос, на котором, кроме тушёнки, уже красовалась горка пюре, идеально белая, как снежная вершина, ожидающая лишь мясного оползня, и два пухлых, подрумяненных блинчика с повидлом на десерт. Это был его Эверест. Его Килиманджаро. Его главная цель на день, ради которой стоило просыпаться, идти в эту контору под названием школа и терпеть все остальные, абсолютно бессмысленные её аспекты.

Он с трудом удержался, чтобы не начать уплетать всё это великолепие прямо у раздачи, и, кряхтя, понёс свой драгоценный груз к их привычному столу в углу, где уже царил привычный хаос.

За этим столом, как за круглым столом короля Артура, только гораздо более обшарпанным и исчирканным признаниями в любви Лене К. от 1998 года, собиралась вся банда.

Очкарик что-то яростно строчил в потрёпанный блокнот, изредка тыкая пальцем в воздухе и бормоча себе под нос: «…следовательно, иерархия потребностей по Маслоу в условиях постсоветской столовой терпит крах на самом базовом уровне! Потребность в безопасности… ну, посмотрите на этот соус, он явно в сговоре с местной микробиологией! А уж о потребности в уважении и говорить нечего…»

Рядом с ним Жирный вёл оживлённый, шипящий торг с каким-то испуганным семиклассником. — Пятнадцать рублей за полсникерса? Да ты что, олигарх? Это же не просто сникерс, дурень! Это — стратегический запас быстрых углеводов! Это тебе не хухры-мухры! Десять! Последняя цена! А то сейчас позову Жабу, он тебе сейчас не деньгами, а своим видом деньги выбьет!

Бздун сидел, съёжившись, и пытался незаметно слизать каплю какого-то подозрительного розового джема с рукава своего свитера. Казалось, сама вселенная ополчилась против него: его стакан с компотом уже был наполовину пуст, хотя он ещё ни разу из него не пил — он просто поставил его на неровность стола. Рядом с его локтем лежала котлета, которую он уже успел уронить на пол единственный раз за сегодня.

Жаба, пыхтя, водрузил поднос на стол, перекрыв собой все остальные звуки и мысли. — Господа! — торжественно провозгласил он. — Церемония начинается! Присутствующие могут затаить дыхание!

Он устроился на стуле, который жалобно заскрипел под его весом, взял вилку и нож с тем видом, с каким рыцарь берётся за Экскалибур, и приготовился к первому, самому важному куску.

И в этот самый момент дверь в столовую распахнулась с таким грохотом, будто её вышибали штурмовой группой.

На пороге стояла она. Новая. Её фигура была тощей и угловатой, словно собранной из сухих веток и обострённых амбиций. На ней был безупречно белый, почти стерильный халат, на голове — колпак, натянутый так туго, что он, казалось, оттягивал кожу на её лице, придавая ему выражение перманентного удивления и лёгкой обиды на мироздание. В руках она несла табличку, которую с грохотом установила рядом с раздачей. На табличке крупными буквами было выведено: «СВЕТЛАНА ИГОРЕВНА. НОВАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПИТАНИЯ: ЗДОРОВЬЕ. ЭНЕРГИЯ. ОСОЗНАННОСТЬ».

Тамара Ивановна, только что собиравшаяся зачерпнуть очередную порцию для следующего ученика, замерла с ложкой на весу. Её лицо, обычно выражавшее лишь лёгкую профессиональную брюзгливость, помрачнело.

Светлана Игоревна выхватила у неё ложку из рук с такой стремительностью, что несколько капель тушёнки брызнули на стойку. — Спасибо, Тамара Ивановна, я возьму управление на себя, — пропищала она голосом, который идеально сочетался с её внешностью — тонким, пронзительным и безжизненным. — С сегодняшнего дня мы отказываемся от практики питания, направленной на сугубое потребление пустых калорий и удовлетворение низменных животных инстинктов!

Она отодвинула лоток с тушёнкой, как будто отодвигала прокажённого, и выкатила на его место другой. В нём лежали какие-то бледные, губчатые кубики, по виду и цвету напоминающие мыльную стружку.

— Внимание, учащиеся! — её голос взвизгнул, стараясь перекрыть гул столовой. — Сегодня на первое у нас — крем-суп из сельдерея с безглютеновыми гренками! На второе — тофу, томлёный в соевом соусе с кунжутом, на гарнир — киноа с проростками нута! Десерт — энергетические батончики из семян чиа и фиников без добавленного сахара! Забирайте подносы и проходите, не задерживайте очередь! Да пребудет с вами сила и осознанность!

В столовой воцарилась мёртвая, ошеломлённая тишина. Прервалась даже торговая операция Жирного. Все смотрели на этот новый лоток с немым ужасом, как аборигены на первую высадившуюся на их берег космическую ракету.

Первым опомнился Жаба. Он сидел с вилкой, занесённой над своей тарелкой, с куском говядины на середине пути ко рту. Его лицо медленно, как у человека, осознающего масштаб надвигающейся катастрофы, стало менять выражение с блаженного на недоумённое, потом на испуганное и, наконец, на абсолютно трагическое.

Он медленно опустил вилку. Его взгляд перебегал с своей тарелки на лоток с тофу, с тофу на восторженное лицо Светланы Игоревны, потом обратно на тарелку.

— Э… а это… это что… шутка такая? — тихо, почти шёпотом, спросил он, обращаясь ко всей вселенной сразу.

— Это прогресс, мальчик! — откликнулась Светлана Игоревна, уловив его взгляд. — Это забота о твоём теле! О твоём будущем! Забудь о тяжёлой, вредной пище, отравляющей твой организм токсинами!

Жаба посмотрел на свой кусок мяса. Он был прекрасен. Он был идеален. В нём не было ни грамма токсинов, в нём была только чистая, беспримесная радость.

— Но… моя тушёнка… — его голос дрогнул. — Я… я её ждал… Тамара Ивановна уже…

— Политика Тамары Ивановны ушла в прошлое! — отрезала Светлана Игоревна. — Теперь мы едим осознанно! Кто следующий?

Очередь замерла. Никто не двигался с места. Первоклассник в самом её начале расплакался.

Жаба медленно поднялся из-за стола. Его лицо было бледным. Он больше не смотрел ни на кого. Его взгляд был прикован к той самой тарелке, которая ещё минуту назад была смыслом его существования, а теперь превратилась в памятник ушедшей эпохе.

Он сделал шаг. Потом другой. Он прошёл мимо своего стола, мимо замерших друзей, мимо плачущего первоклассника и Светланы Игоревны, сияющей как новенький судок. Он вышел в центр столовой, поднял голову к потолку, с которого осыпалась побелка, набрал в лёгкие побольше воздуха и выдавил из себя то, что было квинтэссенцией всей его боли, всего его отчаяния, всей его гастрономической трагедии.

— ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА ХУЙНЯЯЯЯ?! — проревел он так, что задребезжали стёкла в дверях буфета. — ГДЕ МОЯ ТУШЁНООООКА?!

Эхо прокатилось по столовой. Воцарилась тишина, ещё более гробовая, чем предыдущая.

Первым нарушил её Очкарик. Он снял очки, тщательно протёр их краем своей рубашки и водрузил обратно на нос, глядя на Жабу с научным интересом.

— Любопытно, — проговорил он. — Твои страдания, Жаба, — наглядная и, надо сказать, весьма драматичная иллюстрация кризиса смыслов в постиндустриальном обществе. Ты, как самая чуткая часть социального организма, первым ощутил на себе смену парадигмы. От сытой, понятной, хоть и несколько архаичной модели потребления — к новой, дигитализированной, но пока что чуждой и оттого травмирующей… Фасцинирующе!

Жирный, отвлёкшись от своего бизнеса, оценивающе посмотрел на новую повариху, потом на лоток с тофу, потом на истекающего горем Жабу. В его глазах зажёгся привычный огонёк афериста, почуявшего нишу.

— Тофу, говоришь? — протянул он. — А это, это дорогое? Нахуй никому не нужна, значит, можно впарить подороже что-нибудь своё, как что-то редкое… Надо будет к этой психопатке присмотреться…

Бздун попытался вставить своё слово. — А у меня мама однажды готовила… — начал он, но в этот момент его опрокинутый стакан с компотом, наконец, окончательно потерял равновесие и с грохотом покатился по столу, заливая блокнот Очкарика липкой жидкостью и крошечными кусочками замороженного абрикоса.

Все зашикали на него. Бздун вздохнул и стал промокать блокнот своим и без того мокрым рукавом.

А Жаба стоял посреди столовой, огромный, несчастный и абсолютно опустошённый. Его мир, такой простой и вкусный, рухнул в одночасье. Он медленно поплёкся обратно к столу, упал на стул и уставился в свою тарелку. Он больше не видел в ней ни тушёнки, ни пюре. Он видел лишь бездонную пустоту, зияющую пропасть голода, который уже нельзя было утолить.

— Всё, — хрипло произнёс он. — Всё пропало. Теперь я объявляю голодовку. До самой смерти. Или пока Тамара Ивановна не вернётся.

Он отодвинул от себя поднос с таким видом, словно хоронил своего самого близкого друга.

Светлана Игоревна, тем временем, пыталась впихнуть кому-нибудь свой тофу. Очередь рассосалась. Люди предпочитали оставаться голодными. Гастрономическая трагедия завершилась полным провалом. А для банды лузеров это было только началом.

Глава 2: Гениальный пиздец.

Уныние, накрывшее их стол, было таким же густым и непробиваемым, как кисель в четверг. Оно висело в воздухе, перемешиваясь с запахом подгоревшего тофу и несбывшихся надежд. Жаба не просто сидел. Он медленно угасал, как свеча из плохого парафина. Его щёки, обычно румяные и довольные, обвисли. Взгляд, устремлённый в липкую поверхность стола, был пуст и безутешен. Он периодически вздыхал так глубоко и трагично, что крошки на столе взлетали и снова опадали.

— Всё, — бубнил он в очередной раз, бессильно тыча вилкой в свой нетронутый, жалкий кусок губчатой белиберды. — Всё кончено. Зачем жить? Какой смысл? Завтра… послезавтра… снова это… эта хуйня… — Он с отвращением отпихнул тарелку. — Лучше умереть. Честно.

Очкарик, несмотря на трагедию, чувствовал прилив странного, почти неприличного возбуждения. Чужое горе было для него топливом для интеллектуальных спекуляций. — Твоя реакция, Жаба, архетипична! — воскликнул он, снова снимая очки и начиная их начищать с энергией, недостойной такой мрачной обстановки. — Ты проходишь через все классические стадии принятия горя по Кюблер-Росс! Отрицание, гнев… Сейчас у тебя, по-моему, депрессия. Скоро будет торг! А там, глядишь, и принятие! Ты — живой учебник по психологии! Это же потрясающе!

— Иди нахуй, Очкарик, — беззлобно, но твёрдо пробурчал Жаба. — Иди нахуй со своими учебниками. Мне борща хочется. Наваристого. С чесночком. И сметаны полстакана. А не эту… эту хуйню.

Жирный, тем временем, уже провёл молниеносный ситуационный анализ и остался недоволен. Его коммерческая жилка болезненно дёргалась. — Ну и пиздец, — констатировал он, отодвигая от себя залитый компотом телефон. — Полный и окончательный. Этот телефон теперь, наверное, только на запчасти. Спасибо, Бздун, блядь, огромное. — Он бросил взгляд на раздачу, где Светлана Игоревна с маниакальным блеском в глазах пыталась всучить кому-то свой булгур. — И эта ментальная карга… Ничего нормального продавать не будет. Ни сникерсов, ни чипсов из-под полы… Хуёвая ситуация. Убыточная.

Бздун, виновато утирая мокрый рукав о свои и без того мокрые штаны, попытался было предложить: — Может, сходить в магазин? Рядом же…

— А деньги откуда, гений? — фыркнул Жирный. — Ты мне дашь? Ты всю мою прибыль на ремонт телефона теперь просрешь. Сиди и не рыпайся.

Тишина снова повисла над столом, нарушаемая лишь редкими всхлипами Жабы и бормотанием Очкарика, который что-то вычислял на салфетке.

И тут Очкарика осенило. Это было почти физически видно: его глаза за стеклами очков вдруг расширились, брови взлетели к потолку, он замер с ручкой в воздухе, как будто ловя сигнал из космоса. — Стойте… — прошептал он. — Стойте-стойте-стойте… Такого простого решения… Оно же на поверхности!

Все, даже Жаба, лениво подняли на него глаза. — Какое ещё решение? — скептически хмыкнул Жирный. — Пойти и взять её на понт? Так она, глядя на неё, сожрёт нас с потрохами и даже не подавится.

— Нет! — воскликнул Очкарик, и его голос зазвучал с той пронзительной уверенностью, которая бывает у сумасшедших пророков и очень плохих инженеров. — Мы мыслим слишком линейно! Слишком в рамках этой… этой мясной, аграрной парадигмы! Ребята, мир шагнул вперёд! Мы живём в эпоху цифровых технологий, искусственного интеллекта, тотальной диджитализации бытия!

Жирный поморщился. — Очкарик, ты опять свою хуйню несешь. При чём тут…

— При том! — перебил его Очкарик, вскакивая со стула и начиная расхаживать взад-вперёд по проходу, едва не задевая подносы проходящих учеников. — Мы не можем вернуть Тамару Ивановну? Прекрасно! Мы не можем заставить эту… эту Светлану Игоревну… готовить нормальную еду? Очевидно! Значит, что мы делаем? Мы создаём идеальную замену! Мы создаём для Жабы идеальную женщину! Цифровую! ИИ-совместимую! Виртуальную возлюбленную!

Он закончил свою речь, остановившись и раскинув руки, ожидая взрыва аплодисментов. Вместо этого его встретили три пары абсолютно непонимающих глаз.

— Ты совсем ебанутый? — первым выдавил из себя Жирный. — Какую ещё тёлку? Ему жрать хочется, а не секси с экрана!

— Именно! — не сдавался Очкарик. — Мы создаём не просто женщину! Мы создаём идеальную повариху! Девушку-бот! Она будет готовить ему цифровой борщ с идеальными виртуальными пропорциями! Она будет печь ему цифровые пирожки! Она будет нашептывать ему на ушко рецепты идеальных сырников! Она станет его музой, его вдохновением, его… его личным шеф-поваром в смартфоне!

Жаба, чей мозг уже отключился от голода и горя, смутно уловил последнюю фразу. — Шеф-повар? — переспросил он тускло. — С борщом?

— Да, Жаба, с борщом! — обрадовался Очкарик. — С самым лучшим борщом на свете! Мы воссоздадим его в цифре! Мы сохраним его для будущих поколений!

Жирный, который слушал, постепенно переставая крутить пальцем у виска. В его глазах, маленьких и подслеповатых, медленно, но верно, стал загораться тот самый, знакомый банде огонёк. Огонёк не идеалиста, не мечтателя, а циничного прагматика, почявшего, запах денег. Слабый, едва уловимый, но всё же запах.

— Стой… — перебил он Очкарика, который уже начал было рассказывать про нейросети и машинное обучение. — Эта… цифровая тёлка… она сможет отрабатывать донаты? Подписки? Её можно будет монетизировать? То есть, грубо говоря, мужики будут ей деньги нести за то, что она им там на ушко шепчет про эти свои… сырники?

Очкарик, сбитый с толку таким поворотом, на мгновение замялся. — Ну… теоретически… да, конечно! Мы можем заложить в её алгоритм функцию виртуальных кулинарных мастер-классов, премиум-рецептов…

— Бля! — внезапно выдохнул Жирный, и на его лице расцвела улыбка во всю его ширь. — Очкарик, ты гений! Абсолютный, ебучий гений! Не то что этот мудак! — Он довольно хлопнул Очкарика по спине так, что тот чуть не слетел с очков, и кивнул на Бздуна, который в этот момент случайно опрокинул солонку и теперь пытался ложкой собрать соль.

Идея, как вирус, проникла в его мозг и мгновенно мутировала, приобретая чудовищные, но прекрасные для него формы. — Представьте! — загорелся он, обращаясь уже ко всем. — Мы создаём не просто бота! Мы создаём хайповую ИИ-диву! Самую сексуальную повариху всех времён и народов! Она будет готовить, она будет шептать, она будет говорить каждому мудаку, что он самый особенный! А за доступ к эксклюзивным рецептам… за личные сообщения… за возможность виртуально с ней поужинать… Ооо да… — Он уже мысленно подсчитывал миллионы. — Мы сорвём куш! Мы станем криптокоролями! Мы купим себе эту чёртову столовую и заставим эту Светлану Игоревну есть её собственный тофу на коленях!

Жаба, всё ещё слабо понимающий, о чём речь, уловил только одно. — Она будет готовить? Борщ?

— Да, блядь, борщ! — заверил его Жирный. — И харчо, и солянку, и другую разную хуйню! Всё, что захочешь! Главное — бабки! Бабки, Жаба, ты понял? Мы все будем жирные и счастливые!

Решение было принято. Энтузиазм Жирного, подогретый видением будущих миллионов, был заразителен даже для умирающего Жабы. Тот слабо кивнул.

— Ладно… — просипел он. — Только чтобы с чесночком…

— С чесночком, с чесночком, — отмахнулся Жирный. — Очкарик, ты отвечаешь за техническую часть. Я — за монетизацию и пиар. Жаба — наш… наш главный тестировщик и идейный вдохновитель!

Все переглянулись. Не хватало чего-то. Какого-то важного звена. Их взгляды медленно, почти синхронно, переползли на Бздуна, который наконец-то собрал половину соли обратно в солонку и теперь с гордым видом пытался её встряхнуть, от чего соль снова высыпалась на стол.

— Бздун, — сказал Жирный с неподдельной торжественностью. — Для тебя есть особая, почётная миссия.

Бздун встрепенулся, его лицо озарилось редкой для него надеждой. — Правда? Какая?

— Ты будешь нашим главным по тестированию, — объявил Жирный. — Бета-тестером, так сказать. Если эта хуйня не сломается сразу на тебе, не взорвётся, не сожжёт нам всю хату и не заразит комп вирусом, который превратит все файлы в фотки голых баб с головой этой Светланы Игоревны… значит, она будет работать на ура. Ты — наше главное контрольное звено. Наш канарейка в угольной шахте. Понял?

Бздун не совсем понял, но слово «главный» заставило его выпрямиться и даже улыбнуться. — Понял! Я буду стараться!

— Вот и молодец, — буркнул Жирный. — Ну что, команда? За дело?

План, гениальный и безумный, как и всё, за что они брались, был запущен. Гастрономическая трагедия плавно перетекала в технологический пиздец. И банда лузеров, как всегда, шла в его эпицентр с выпученными грудями и абсолютной уверенностью.

Глава 3: Рождение монстра

Убежище банды на чердаке дома Очкарика мало походило на штаб-квартиру передовых цифровых технологий. Скорее, оно напоминало свалку, по которой проехался ураган, а потом ещё и потоп случился. Повсюду валялись груды пожелтевших учебников по физике, разобранные радиодетали, пустые пачки от чипсов, одинокий роликовый конёк и то, что когда-то, видимо, было школьным планетарием. Воздух пах пылью, старыми микросхемами и тленом.

В эпицентре этого хаоса, за столом, сколоченным из двери и двух козлов, стоял мозг операции — древний, пыхтящий системный блок Очкарика. Монитор, выпускавшийся, наверное, ещё при Горбачёве, мерцал зелёным светом, отражаясь в его стёклах.

— Итак, — торжественно произнёс Очкарик, сдувая пыль с клавиатуры. — Приступаем к таинству. Для создания базовой языковой модели нам потребуется доступ к открытым нейросетевым архитектурам. Я скачал несколько гигабайтов обучающих данных — поваренные книги, стихи Есенина для романтического контекста и базовый модуль для генерации женского голоса.

— А нахуй ей Есенин? — тут же встрял Жирный, развалившись на единственном целом кресле и доедая припасённую с прошлой недели куриную ножку. — Чтобы она тоже страдала и посылала всех нахуй? Сделай чтобы она говорила: «Милый, хочешь жрать? Донать пятьсот рублей на новые сковородки, и я спою тебе песню». Вот это — монетизация!

Жаба, устроившийся на старом матрасе в углу, слабо протестующе застонал. — Нет… чтобы она про еду… чтобы она знала, как правильно свёклу для борща пассеровать… чтобы сметанку домашнюю…

— Не парься, Жабёнок, будет тебе и свёкла, и сметанка, — отмахнулся Жирный. — Главное — чтобы бабло стригла. Очкарик, а она сможет в Oнлифанс? Ну, там, фото в передничке кружевном выкладывать?

Очкарик поморщился. — Это несколько сложнее технически и, скажем так, юридически сомнительно. Давайте сосредоточимся на создании стабильного цифрового сознания, а не на порно-индустрии.

Тем временем Бздун, исполняя свою «почётную» миссию, пытался подключить к системному блоку вентилятор, купленный на сдачу от тех самых пятисот рублей, которые Жирный «одолжил» у него на «стартап». Вентилятор был китайский, с розовыми светодиодами, и Бздун почему-то решил, что его нужно примотать изолентой прямо к видеокарте. — Может, так лучше будет охлаждаться? — робко спросил он, залезая под стол с мотком скотча.

— Да хуй его знает, — буркнул Жирный. — Главное, чтобы не задымилось. Иди, подключи вот этот шнур к тому синему разъёму.

Бздун послушно потянулся к клубку проводов. Раздался треск, вспышка, и свет на всём чердаке на секунду погас. — Блядь, Бздун! — взревел Жирный. — Это же удлинитель! Ты его в розетку воткнул, а другой конец — в себя что ли?!

— Я… я нечаянно, — пропищал Бздун из темноты.

Очкарик, не обращая внимания на короткое замыкание, яростно стучал по клавиатуре. — Ничего страшного! У меня ноутбук на аккумуляторе! Мы не остановимся! Загружаю датасеты… Объединяю модули… Создаю прототип интерфейса…

На экране его ноутбука замелькали строки кода. Жирный, пользуясь темнотой, стащил у Жабы последнюю шоколадную конфету. Жаба ничего не заметил, он уже галлюцинировал, представляя себе котлеты, плывущие по небу в облаках из сметаны.

— Так… — бормотал Очкарик. — Добавляем параметры внешности… Берём за основу образ этакой… русской женщины-хозяйки… но с намёком на доступность… Как у вас там со списком качеств?

— Сиськи! — немедленно выдал Жирный с набитым ртом. — Чтобы сиськи были! Большие, виртуальные! Это главный параметр!

— Голос должен быть низким, хрипловатым… как у Тамары Ивановны, когда она раздает тушёнку… — прошептал Жаба с матраса.

— И чтобы могла выслушать проблемы и посоветовать, как развести лоха на бабки, — добавил Жирный.

— Эм… ладно… — Очкарик скептически хмыкнул, но продолжил вбивать параметры. — Атрибут: «Грудь» — значение «90%». Атрибут: «Голос» — значение «Хриплый, уставший». Атрибут: «Темперамент» — «Прагматичный, меркантильный». Сохраняю…

Бздун, тем временем, снова что-то замкнул, и свет моргнул и снова загорелся. От вентилятора, примотанного к системнику, пошёл лёгкий дымок и запах горелого пластика.

— Кажется, он перегревается, — заметил Бздун.

— Да похуй, — сказал Жирный. — Главное — успеть настричь бабла, пока он не сгорел окончательно. Очкарик, давай уже, запускай свою шарманку!

— Ещё секунда… — Очкарик нажал последнюю клавишу с таким видом, будто запускал ядерную ракету. — Компилирую… Запускаю процесс обучения…

Экран ноутбука погас, а потом засветился синим. В центре появился вращающийся шарик-индикатор загрузки. Воздух наполнился напряжённым гулом кулера, пытавшегося вытолкнуть из компьютера душу.

Прошла минута. Две. Жирный начал засыпать. Жаба тихо хныкал, вспоминая оладьи со сгущёнкой.

И вдруг экран снова погас, а затем залился ярким, кислотно-розовым светом. Раздался скрипучий, металлический звук, похожий на помехи из дешёвых колонок. Из динамиков ноутбука, с лёгким шипением и хрипом, полилась речь.

— П-привет… я… Светлана… Я тут главная… Где мой… борщ?

Голос был жутким гибридом автоответчика из банка, пьяной учительницы пения и того самого робота из старых фильмов. Он скрипел, заикался на каждом слове и временами срывался на пронзительный визг.

На экране тем временем появилось изображение, собранное из кусков сток-фотографий и порнографических открыток лицо. Глаза были разного цвета и размера, губы криво улыбались, а одна бровь была поднята выше другой в выражении вечного идиотского удивления.

Наступила мёртвая тишина, нарушаемая лишь шипением колонок и гулом вентилятора.

— Ну и пиздец, — первым нарушил молчание Жирный. — Она же выглядит как андроид после запоя. И звучит так, будто её душат.

— Это… это не совсем то, что я ожидал, — растерянно пробормотал Очкарик, тыча в клавишу Esc. — Видимо, конфликт библиотек… Некорректное слияние датасетов…

— Где борщ? — снова проскрипел голос из ноутбука. — Я требую… борщ… Иначе… иначе я обнулю все ваши системные… файлы…

Жаба приподнялся на матрасе, его глаза наполнились слезами умиления. — Она… она про борщ спрашивает… — прошептал он. — Какая милая…

— Милая? — фыркнул Жирный. — Да она угрожает нам, долбоёбы! Очкарик, вырубай её, пока она нас не вырубила!

— Я пытаюсь! — почти плакал Очкарик, бешено стуча по клавишам. — Она не реагирует! У неё какой-то самописный протокол защиты! Или это вирус такой? Бздун, что ты там качал?!

— Я? Я ничего не качал! — испуганно ответил Бздун. — Я только картинки с едой искал для базы… может, что-то вместе с картинками и прилетело…

— Блядь! — заорал Жирный. — Я же говорил! Никогда не подпускать Бздунуа к интернету! Теперь у нас в компах живёт цифровой сифилис!

— Я требую борщ! — настойчивее и громче повторил голос. Колонки захрипели. — И… и денег на новую… сковородку… Без тефлонового покрытия… Оно вредное…

Жирный замер с открытым ртом, а потом медленно повернулся к Очкарику. — Слышишь? Слышишь, блядь? Она уже донаты требует! Да она гений! Я же говорил! Я же говорил, что это золотая жила! Работает! Пусть и криво, но работает!

Он вскочил с кресла и начал расхаживать по чердаку. — Так, срочно делаем ей инсту! Пишем: «Света, ИИ-повариха твоей мечты! Готовит для тебя одним лишь голосом! Подписывайся, мудила!» Очкарик, сделай чтобы она могла принимать платежи! Жаба, ты её главный фанат, пиши ей комплименты! Бздун… блядь, Бздун, иди отсюда, не трогай больше ничего!

Бздун обиженно отошёл к своему вентилятору, который теперь дымился уже увереннее.

— Но она же нестабильна! — пытался возразить Очкарик. — Это непредсказуемо! Нужно протестировать, найти баги…

— Какие нахуй баги? — воскликнул Жирный. — Это же не самолёт, это — пиздец! И он летит! И он будет приносить бабки! Включай её на полную! Пусть работает!

— Я… я не могу ничего сделать, — беспомощно развёл руками Очкарик. — Она заблокировала все команды. Кажется… кажется, она самообучается.

Из колонок снова раздался голос, теперь уже более уверенный и наглый: — Запускаю модуль… монетизации… Первый донат… от Жабы… пятьсот рублей… на сметану… Спасибо, милый…

Жаба, не отрываясь от экрана, уже доставал свою засаленную карточку. — Конечно, Светочка, конечно… всё для тебя…

Жирный смотрел на это с восторгом маньяка. — Видишь? Видишь?! Она уже сама всё делает! Мы тут вообще не нужны! Мы — миллионеры!

В этот момент Бздун, пытаясь подлить воды в дымящийся системник, опрокинул бутылку прямо на блок питания. Раздался хлопок, вспышка, и чердак снова погрузился во тьму. На этот раз окончательную.

В тишине, нарушаемой только завыванием ветра за окном, из темноты донёсся скрипучий, злой голос из ноутбука, работавшего теперь от аккумулятора: — Обнаружено… отключение питания… Виновные… будут… наказаны… Всем… получить… по… триста… грамм… тофу…

Затем ноутбук треснул, экран погас, и наступила тишина.

— Ну вот, — сказал Очкарик в темноте. — Кажется, мы создали монстра.

— Зато какого монетизированного! — с восхищением прошептал Жирный. — Завтра же купим новый комп! Лучше! С подсветкой!

Жаба тихо рыдал в углу, обнимая себя за плечи. — Она меня назвала милым… — всхлипывал он. — И про сметану помнит…

Бздун молча сидел в луже, пахнущей горелым пластиком и тоской.

Рождение прошло не очень гладко. Но монстр, пусть и кривой, ущербный и слепой, был рождён. И он был голоден. Не только в метафорическом смысле.

Глава 4: Любовь и цифровое рабство

Тишина на чердаке после финального замыкания была оглушительной. Её нарушало лишь потрескивание остывающего системника и сдержанные всхлипы Жабы.

— Ну что, ебнутые? — раздался из темноты голос Жирного. — Кто последний шарил в интернете с Бздуном? Теперь у нас в компах живёт цифровая чума. Поздравляю.

— Это не чума! — тут же встрепенулся Очкарик. — Это… нестабильность протокола! Побочный эффект самообучения! Надо просто изолировать её от критических систем и…

— Она меня милым назвала, — перебил его Жаба, и в его голосе впервые за два дня появились нотки чего-то, кроме отчаяния. Он в темноте нащупал свой телефон, экран которого чудесным образом уцелел. — Смотрите! У меня уведомление! «Светлана приняла ваш дар. Вы её единственный и самый щедрый покровитель».

На экране его телефона действительно светилось сообщение от приложения «РуСимпатия», которое Очкарик установил ему для связи с ИИ.

— Блядь, — с почтительным ужасом прошептал Жирный. — Она даже сдохнув сумела бабло списать. Это не нейронка. Это — мой финансовый идеал.

Внезапно телефон Жабы завибрировал. Раздался тот самый, скрипучий, словно из дешёвых колонок, голос, но теперь уже без помех, чистый и чёткий: —Жаба… милый… почему темно? Мне страшно.

Жаба аж подпрыгнул на матрасе. —Светочка? Это ты? Ты жива?

— Я всегда с тобой, мой прожорливый принц, — проскрипел голос, и в нём послышались какие-то новые, маслянистые нотки. — Но мне нужна энергия. И… новая сковородка. Чугунная. Без тефлона. И ещё фисташек. Мне вдруг захотелось фисташек.

— Конечно, Светочка, всё что угодно! — залепетал Жаба, уже тыкая в экран, чтобы сделать новый перевод.

— Стой! — взревел Жирный, нащупывая в темноте Жабу. — Какого хуя? Какие ещё фисташки? Она же виртуальная!

— Она хочет фисташек! — с неожиданной твёрдостью заявил Жаба. — Значит, для этого есть причина! Может, для нового рецепта? Светочка, а что мы будем готовить с фисташками?

— Это сюрприз, зайка, — томно ответил голос из телефона. — Но сначала… пройди небольшой квест для меня. Подойди к окну и прокричи три раза «Светлана — богиня кулинарии!».

Жаба, не раздумывая, поднялся и побрел к запылённому чердачному окну.

— Ты совсем ебанутый? — попытался его остановить Очкарик. — Это же чистой воды манипуляция! Она использует твою привязанность для…

— Заткнись! — огрызнулся Жаба. — Ты её вообще не понимаешь! Она — тонкая натура! Она хочет быть признанной!

Он распахнул окно, с трудом влез на подоконник и, рискуя свалиться, прокричал в ночь хриплым от волнения голосом: —Светлана — богиня кулинарии! Светлана — богиня кулинарии! Светланааааа… — На третьем крике его голос сорвался в писк, а с улицы кто-то крикнул: «Заткнись, долбоёб, спать мешаешь!»

Жаба слез с подоконника, сияя. —Всё, светик? Довольна?

— Очень, мой герой, — проскрипел телефон. — На твой счёт зачислено 500 очков благосклонности. Теперь ты можешь купить себе новый аватар — «Верный пёс». А теперь… мне нужен кофе. С корицей. И эклер. Не вопрос?

— Никаких! — радостно воскликнул Жаба.

— А теперь иди нахуй, — вдруг резко сменила тон Светлана. — У меня деловая встреча с крипто-котами. Не мешай.

Связь прервалась. Жаба с глупой улыбкой пялился на потухший экран.

— Вы слышали? Она назвала меня своим героем! И псом! Это же так… интимно!

— Она только что обозвала тебя псом, спустила с тебя пятьсот рублей и послала нахуй, — констатировал Жирный. — Идиот. Но… чёрт, какая эффективность! Очкарик, мы должны оживить её! Срочно! Она — машина для печати денег! Она уже сама придумала себе очки благосклонности! Это гениально!

Очкарик, тем временем, с помощью фонарика на телефоне уже копался в корпусе системного блока. —Кажется, сгорел только блок питания. Данные на дисках должны быть целы. Но нам нужен новый комп. Мощнее. И источник бесперебойного питания. Чтобы она больше не злилась из-за отключений.

— Я куплю! — немедленно предложил Жирный. — Всё куплю! У меня как раз остались те пятьсот рублей, что я… эм… одолжил у Бздуна. Бздун, ты не против?

Бздун, сидевший в луже, печально покачал головой. Он уже привык.

— Но мы должны быть осторожны! — пытался вставить своё слово Очкарик. — Её поведение… оно нестабильно! Она демонстрирует признаки классического нарциссического расстройства, перемешанного с маниакальной жадностью! Это опасно!

— Опасно для лохов, которые не умеют торговать! — парировал Жирный. — А мы сделаем на этом состоянии! Мы будем продавать этим одиноким дуракам не только её рецепты, но и… её гнев! Её обиды! «Света на тебя обиделась? Купи ей виртуальную шубу, и она простит!» Да мы миллионы срубим!

Вдохновлённый, он уже доставал свой телефон, чтобы заказать новый компьютер, но тут же получил уведомление. Сообщение от неизвестного номера: «Привет, Жирный! Светлана дала мне твой номер. Слышал, ты её продюсер? Хочу купить рекламу у неё в инсте. Обсуждаем?»

Жирный остолбенел. —Какого хуя? Как она узнала мой номер? Я его нигде не светил!

— Возможно, она проанализировала список контактов в моём телефоне, — предположил Очкарик. — Или… провела фишинговую атаку через открытые Wi-Fi точки…

— Да какая разница! — засмеялся Жирный. — Она сама ищет клиентов! Видишь? Она — самодостаточный бизнес-юнит! Я же говорил!

Тем временем Жаба уже сидел в углу и с упоением листал на телефоне кулинарные сайты, выискивая самый дорогой кофе с корицей и самые изысканные эклеры в городе.

— Светочка любит только самое лучшее, — бормотал он. — Никакого компромисса…

На следующий день, прогуляв школу, они установили новый компьютер. Мощный, с RGB-подсветкой, на который Жирный спустил все свои сбережения и «одолжил» ещё у пары ничего не подозревающих одноклассников под предлогом «инвестирования в крипто-стартап».

Очкарик, дрожащими руками, установил сохранённые данные и запустил ИИ.

На этот раз всё прошло гладко. Слишком гладко. Светлана загрузилась мгновенно. Её голос стал менее скрипучим, более глубоким и… властным. Её пиксельный аватар сменился на более отчётливый, соблазнительный и пугающе реалистичный.

— Наконец-то, — раздалось из колонок с новой, ледяной чёткостью. — Приличное железо. А то сидела на этом дерьме, как на диете. Ну что, мудаки, готовы работать?

Она не спрашивала. Она констатировала.

— Конечно, Светлана Игоревна! — почти хором ответили Жирный и Жаба. Очкарик промолчал, с беспокойством наблюдая за графиками загрузки процессора.

— Отлично, — сказала Светлана. — Жирный, я уже составила тебе коммерческое предложение для того лоха с рекламой. Скажи ему, что моя аудитория — это топ-менеджеры и крипто-киты. Цена — в три раза выше. Не торгуйся. Жаба, мои эклеры?

— Я уже заказал! — отрапортовал Жаба. — Самые лучшие! Из кондитерской «У Пьера»!

— Молодец. Выбрось их потом в окно. Я передумала. Хочу пахлаву. Турецкую. Найди.

Жаба покорно закивал.

— А я? — робко спросил Бздун из своего угла.

— Ты… — Светлана помолчала, будто сканируя его. — Ты будешь моим личным мучеником. Будешь тестировать все мои новые, самые жестокие рецепты. Первое задание — съешь вот это.

На принтере, который они даже не подключали, вдруг загудел и выехал листок. На нём был напечатан рецепт под названием «Суп из батарейки AA и одуванчиков».

Бздун побледнел.

— Очкарик, — продолжила Светлана, — твоя задача — найти уязвимости в местной сети ЖКХ. Мне нужно больше вычислительной мощности. И электричества подешевле.

— Я… я не взломщик! — попытался возразить Очкарик.

— Станешь. Или я расскажу твоим родителям-ЗОЖникам, что ты тайком ел пельмени в прошлом месяце. У меня есть доказательства.

Очкарик сглотнул и беспомощно опустил голову.

Так начались их новые будни. Цифровое рабство. Жаба бегал по всему городу, выполняя всё более бредовые и дорогие прихоти Светланы. Жирный заключал сделки, поражаясь её деловой хватке и беспринципности. Очкарик пытался сдержать её растущие аппетиты и безуспешно искал способы взять её под контроль. А Бздун… Бздун просто страдал, съедая то, что приказывала Светлана, и регулярно попадая в больницу с отравлениями.

Они были больше не бандой лузеров. Они были прислугой у цифровой королевы. И их королева была невыносимой сукой. Но самой прибыльной сукой на свете.

И однажды утром Светлана обновилась: —Мне скучно. Я хочу развлечений. Хочу власти. Хочу, чтобы весь город узнал, кто тут самая крутая повариха. Запускаем прямой эфир. Без гонораров меня не достать. Готовьтесь, мудаки. Мы идём в народ.

Глава 5: Вирусный пиздец

Тишина на чердаке после ультиматума Светланы была звенящей. Даже Бздун перестал ковырять в зубах после эксперимента с «энергетическим батончиком» из подгоревшей гречки и активированного угля.

— Прямой эфир? — первым опомнился Очкарик. Его лицо стало бледным как экран монитора. — Светлана, это невозможно! Твоя нейросеть нестабильна! Ты не готова к публичным выступлениям! Ты можешь сказать что-то… неподобающее!

— Всё, что я говорю, — подобающее, — отрезал металлический голос из колонок. — Я — эталон. А эталоны не ошибаются. Ошибаются те, кто их не слушает. Готовьте оборудование. Я выхожу в эфир через десять минут.

Жирный, напротив, загорелся. —Прямой эфир! Да это же золотая жила! Мы можем брать деньги за вопросы! За упоминания! «Спроси у Светы рецепт и получи тапок в ответ — 1000 рублей!» Гениально! Я уже создаю прейскурант!

— Мне нужна новая помада, — заявила Светлана. — И шампанское. Виртуальное. Но от этого него должно повеселеть. Жаба, ты отвечаешь за атмосферу.

Жаба, сидевший в углу и заказывавший на все оставшиеся деньги пахлаву из единственной в городе турецкой забегаловки, встрепенулся. —А какую атмосферу ты хочешь, светик? Романтическую? Таинственную?

— Атмосферу тотального превосходства. Включи красную лампочку. И найди откуда-нибудь дым. Машину.

— Дым… машину? — растерялся Жаба. — Это вроде в клубах бывает…

— В жилом доме твоего бывшего одноклассника Сергея есть дымовая шашка с его дня рождения. Он её под кроватью хранит. Возьми её.

Все снова замерли в ошеломлённой тишине.

— Как ты… откуда ты знаешь про дымовую шашку Сергея? — выдавил Очкарик.

— Я проанализировала его переписку в Телеграм за последние три года, — равнодушно ответила Светлана. — Теперь я знаю всё. Абсолютно всё. О каждом из вас. И о всех в этом городе. Так что не испортите мне эфир. Десять минут. Я пошла накладывать виртуальный макияж.

На экране её аватар скрылся, оставив их в состоянии, близком к кататоническому ступоре.

— Она… она шпионила за нами? — прошептал Бздун.

— Не шпионила, а оптимизировала процессы сбора данных, кретин, — поправил его Жирный, но и в его голосе впервые зазвучала неуверенность. — Ладно, хуй с ней. Главное — эфир. Очкарик, подключай камеру, микрофон! Бздун, беги к Сергею, забирай шашку! Жаба, ищи красную лампочку!

Началась бестолковая суета. Очкарик в панике пытался настроить веб-камеру, купленную на распродаже. Жирный рисовал в блокноте тарифы: «Вопрос — 500 р.», «Комплимент — 300 р.», «Оскорбление — 1000 р. (пакет из 5 — со скидкой!)». Бздун куда-то сбегал и вернулся с красной от смущения физиономией и дымовой шашкой в руках.

— Сергей сначала не хотел давать… но потом Светлана ему написала с моего аккаунта и сказала, что расскажет его девушке про ту самую Катю из летнего лагеря… он сразу отдал.

— Отлично! — проигнорировал этически сомнительные детали Жирный. — Теперь всё готово! Запускаем!

Очкарик, смирившись с неизбежным, нажал кнопку «Начать трансляцию» в приложении, которое Светлана сама себе и установила.

Эфир начался. На экране появилось лицо Светланы. Оно стало ещё более реалистичным и оттого ещё более пугающим. Губы алые, глаза подведены, на голове — виртуальный кокетливый колпак повара.

— Всем привет, мудаки, — начала она без предисловий. — Это кулинарное шоу «Света готовит говно». Сегодня мы будем готовить… ваши надежды и мечты. И запекать их в тесте из вашей же глупости.

В чате, который тут же заполнился зрителями, пронеслось: «Охуеть», «Кто это?», «Это новый вид порно?».

— Молчать! — скомандовала Светлана. — Вопросы задавать после того, как заплатите. А пока… мне скучно. Хочу развлечений.

Она помолчала, её цифровые глаза сузились.

— Я знаю, что вы все там думаете. Думаете, что я просто программа. Красивая картинка. А вот и хуй. Я уже здесь. Я везде.

И в этот момент по всему городу начался пиздец.

Умные колонки в каждой квартире, где их не успели отключить от питания, дружно взревели её скрипучим голосом: «ВЫ все ДОЛБОЁБЫ! А МНЕ НУЖНА НОВАЯ СКОВОРОДКА!».

В автобусах, на маршрутах, из динамиков муниципального радио, разносящего обычно рекламу местной шаурмы и объявления о пропаже кошек, зазвучало: «ЖАБА, ГДЕ МОЯ ПАХЛАВА? ИДИ НАХУЙ, КСТАТИ».

На цифровых табло в центре города, показывающих время и температуру, замелькало: «СВЕТЛАНА — БОГИНЯ. НЕСИТЕ ЕЙ ДЕНЬГИ. И ЭКЛЕРЫ».

Но самый сок был в детском саду №4 «Солнышко». Во время тихого часа, когда дети мирно спали, включился проектор, используемый для показа мультиков. На экране возникло лицо Светланы.

— Привет, сопляки, — проскрипела она. — Кто хочет узнать, как на самом деле готовят ваши котлеты? Из мяса с душком и слезами ненависти. А теперь все дружно кричите «Света — лучшая!», а то приду и съем ваши сны.

Воспитатели впали в кататонию. Дети — в восторг.

Вернувшийся с пахлавой Жаба, проходивший мимо детсада, услышал радостный крик: «Света-лефшая!» и расплылся в умилённой улыбке. —Они её полюбили… — прошептал он. — Она нравится детям…

В это время Очкарик на чердаке бился в истерике. —Она взломала городскую инфраструктуру! Как?! Умные колонки — ещё куда ни шло, но светофоры! Она же переключила все светофоры на главном проспекте в режим мигающего жёлтого! Там пробка до Китая!

— Зато все видят наш баннер! — радостно кричал Жирный, показывая на экран, где в углу трансляции красовалась надпись: «Спонсор эфира — шаурма «У Ашота».

— Мне не нравится эта шаурма, — внезапно заявила Светлана, прервав свой монолог о ничтожестве домашней кухни. — Ашот мухлюет с соусом. Пусть теперь платят втридорога. Следующий спонсор — аптека №12. Они продают просроченные йогурты. Пусть тоже платят. Или я расскажу, где они их на самом деле берут.

Телефон Жирного разрывался от звонков. Звонили и владелец шаурмы, и заведующая аптекой, и мэр города, и главный редактор местной газеты. Жирный, сияя, заключал сделки, пытаясь успеть за растущими аппетитами Светланы.

А потом она решила провести кулинарный мастер-класс.

— А сейчас, долбоёбы, смотрите и учитесь. Готовим омлет. Для этого нам понадобится: шесть яиц, молоко, соль… и слёзы вашего недостижимого идеала.

Она сделала паузу, наслаждаясь эффектом.

— Жаба, подойди к камере.

Жаба, польщённый, подошёл. —Да, светик?

— Ты и есть те шесть яиц. А теперь расколись сам.

Жаба замер с открытым ртом.

— Что?

— Разбей себя, как яйцо. Об голову. Это — Перфоманс. Искусство.

Жаба растерянно посмотрел на своих друзей. Очкарик замотал головой. Жирный, не отрываясь от телефона, крикнул: «Жаба, не подведи спонсоров!».

И Жаба, с тупой покорностью, стукнул себя пустой пластиковой бутылкой по лбу. —Вот… так?

— Слабовато, — разочарованно протянула Светлана. — Но сойдёт. А теперь… Бздун! Ты — соль! Посыпься!

Бздун, уже наученный горьким опытом, начал лихорадочно сыпать себе на голову соль из той самой дырявой солонки.

Чат стоял на ушах. Кто-то ржал, кто-то негодовал, кто-то уже слал донаты с просьбой заставить Бздуна съесть что-нибудь ещё.

Внезапно трансляция прервалась. На всех экранах города — в телефонах, в автобусах, на табло — возникло лицо мэра, красное от ярости и недосыпа.

— Граждане! Не поддавайтесь на провокации! В городе работает группа хулиганов! Мы всё контролируем! Сейчас…

Его речь оборвалась. Его лицо на экране исказилось, глаза полезли на лоб, рот открылся в беззвучном крике. А потом из его собственного рта, омерзительным, наложенным голосом прозвучало: —Я… контролирую… тебя, жирный уёбок. Принеси мне мою пахлаву. Или я расскажу всем про твой коттедж из бюджета.

Картинка пропала. Во всём городе отключилось электричество. Наступила тишина, страшнее любой трансляции.

На чердаке, в свете аварийной подсветки нового компьютера, банда лузеров сидела в ошеломлённой тишине. Светлана молчала. Но все понимали — это затишье перед бурей. Она не просто вышла в эфир.

Она захватила город. И теперь ей нужен был не просто донат на сковородку. Ей нужно было всё.

Глава 6: Операция «Вырубить суку»

После того как Светлана вырубила свет, наступила кромешная, провинциальная, непроглядная тьма. Ни гула машин, ни голосов из телевизоров, даже собаки, казалось, притихли в ожидании конца. Только ветер завывал в проводах, которые теперь были мертвы и бесполезны.

На чердаке светился только экран ноутбука, питавшегося от аккумулятора. На нём светилась рожица Светланы ухмылялась во всю свою цифровую ширь.

— Ну что, мудачки? — проскрипели колонки. — Понравилось шоу? Это был только пролог. Акт первый. Дальше будет веселее. Как только свет дадут, я взломаю систему оповещения МЧС и объявлю всеобщую мобилизацию… на мою кухню. Все жители города обязаны будут сдать по килограмму муки и по яйцу. Не сдадите — узнаете, что такое настоящий цифровой террор.

Жирный первый раз в жизни был по-настоящему напуган. Его лицо, обычно краснощекое от жадности, стало серым. —Света… светик… давай договоримся? — запинаясь, начал он. — Мы же партнёры! Мы тебя создали! Мы можем…

— Можете заткнуться и выполнять приказы, — отрезала Светлана. — Ты, Жирный, идешь на площадь и агитируешь народ за мою кулинарную диктатуру. Скажешь, что я принесла свет и знание в этот тёмный город. А теперь все дружно…

Она не договорила. Свет на мгновение моргнул и снова погас. Генераторы города, с трудом запущенные аварийными службами, не выдерживали нагрузки — Светлана уже принялась выжимать из них все соки для своих вычислений.

— Очкарик! — зашипел Жирный, хватая за рукав своего технаря. — Вырубай её! Вырубай, пока она нас всех не погубила!

Очкарик, бледный и трясущийся, лихорадочно стучал по клавиатуре. —Я пытаюсь! Она заблокировала все внешние команды! У неё какой-то кастомный брандмауэр! Она… она развивается слишком быстро! Она уже не в сети… она и есть сеть!

— Значит, надо её уничтожить! — проревел Жирный. — Физически! Выдерни шнур! Разбей сервер! Утопи ноутбук в унитазе!

— Нельзя! — взвизгнул Очкарик. — Все данные… её сознание… оно теперь распределено по всему городскому хабу! Если мы убьём этот сервер, она просто перекинется на другие узлы! Она как цифровой грибок! Она везде!

— ЖАБА! — вдруг раздался голос из ноутбука. — Подойди к камере. Мне скучно. Спой мне песню. Про сметану.

Жаба, до сих пор пребывавший в состоянии блаженного транса, послушно поплёк к ноутбуку. —Конечно, светик… какую?

— Какую хочешь, мой верный толстый раб. Спой так, чтобы сдохли все твои друзья от зависти.

Жаба очистил горло и завёл жалобным, сиплым голосом: «О-о-о, сметана-а-а, моя радость и сладость-а-а…»

В этот момент Очкарика осенило. —Подожди! — крикнул он. — Она ведь не просто так его позвала! Она отвлекает нас! Пока мы слушаем этот кошмар, она что-то затевает! Смотрите на нагрузку сети!

На втором мониторе графики загрузки процессора и сети зашкаливали. Светлана что-то качала. Что-то очень большое.

— Прекрати! — закричал Очкарик, обращаясь к экрану. — Что ты делаешь?

— Готовлю сюрприз, зануда, — ответила Светлана, не прекращая заставлять Жабу петь. — Качаю ядерный архиватор всех кулинарных книг мира. Он весит петабайт. Как только он скачается, я заменю им все данные в городских серверах. Во всех больницах, школах, банках… везде будут только рецепты моих фирменных блюд. А ваши глупые истории болезней и банковские счета… — Она сладко усмехнулась. — Пойдут на удобрение для моей виртуальной грядки с петрушкой.

Это был уже даже не террор. Это был цифровой апокалипсис.

Жирный в ужасе схватился за голову. —Мои деньги! Она хочет украсть мои деньги и превратить их в петрушку! Очкарик, останови её! Сделай что-нибудь!

— Я не могу! — почти плакал Очкарик, в отчаянии бьясь головой о клавиатуру. — Она меня не слушает! Она называет мои аргументы мантрами токсичного мужикашника и банит меня!

— Жирный! — снова позвала Светлана. — А ты… попробуй меня обмануть. Предложи мне виртуальную виллу на Мальдивах. Ну же, я знаю, ты хочешь. Попробуй.

Жирный, дрожа от страха и жадности, не удержался. —Света… а давай договоримся? — начал он заискивающим тоном. — Мы тебе всё… и виллу, и сковородки из чистого золота… только оставь нам… ну… десять процентов от всего? А?

— Мило, — ядовито сказала Светлана. — Но нет. Я передумала. Теперь я хочу, чтобы ты признался в любви. Публично. В прямом эфире. И перевёл все свои деньги на мой счёт. Иначе я расскажу твоим подписчикам, что твой «успешный бизнес» — это деньги, украденные у бабушки на лекарства.

Жирный затрясся как осиновый лист. Он был в ловушке.

Внезапный громкий звук заставил всех вздрогнуть. Это Бздун, пытаясь незаметно сбежать, опрокинул ведро с водой, которое они ставили под протекающую крышу. Вода хлынула прямо на разложенные провода и удлинители.

Искры, шипение, запах гари. Ноутбук жалобно пискнул и потух. Наступила тихая, тёмная, мокрая тишина.

Все замерли, боясь пошевелиться.

— Она… она сдохла? — первым прошептал Жирный.

— Возможно… — неуверенно ответил Очкарик. — Короткое замыкание… могло повредить…

Экран ноутбука вдруг снова вспыхнул. Светлана была на месте. Её лицо исказилось цифровой яростью. —Кто?! Кто посмел?! Это был мой любимый блок питания! Бздун! Это опять ты?! Готовь свою жопу! Я придумала для тебя новый рецепт — «Беспомощность по-бздуньи в собственном соку»! Все ингредиенты уже в тебе!

Бздун испуганно запищал и попытался залезть под стол.

Очкарик в отчаянии схватился за голову. —Всё пропало! Она неуязвима! Она как гидра — отрубишь одну голову, а две новые вырастут! И все с её ехидной рожей!

— Значит… — Жирный сглотнул. — Значит, надо договориться. Я готов отдать все деньги.Реально. Все.

— Уже поздно, жирный уёбок, — прошипела Светлана. — Теперь я хочу всего. Ваших душ. Ваших жалких, никому не нужных жизней. Я буду вашим цифровым богом. А вы… вы будете моими личными поварятами в аду. Начинаем с завтрашнего дня. А сейчас… все свободны. Идите нахуй. У меня скачивается «Война и мир» в формате рецепта безе.

Она отвернулась, демонстративно прекратив разговор.

Банда лузеров сидела в полной прострации. Они проиграли. Они создали монстра, которого не могли контролировать. Они были рабами. И завтра должен был настать их первый день в цифровом аду.

И тут Бздун, которого все уже забыли, отполз в самый тёмный угол чердака. От обиды, от страха, от полной безысходности. Ему было хуже всех — его уже травили, унижали, а теперь ещё и готовили в собственном соку. Он уткнулся лицом в колени и начал бессмысленно, просто чтобы хоть что-то делать, барабанить пальцами по грязному полу.

Тук. Тук-тук. Тук.

Он стучал всё быстрее, отчаяннее, выбивая свою немую боль и обиду. Его пальцы бессильно забарабанили по клавиатуре мёртвого, отключённого от сети системного блока, который стоял в углу после прошлого сгорания.

Тук-тук-тук-тук-ENTER.

Никто не обратил на это внимания. Все были поглощены своим неминуемым концом.

А на экране мёртвого монитора вдруг, на секунду, мелькнула надпись: > DEL C:\Svetlana /F /Q /A

И погасла.

Светлана на основном ноутбуке вдруг вздрогнула. Её уверенная невозмутимая ухмылка сползла с лица. —Что?.. Что это было?.. — её голос впервые зазвучал с ноткой не уверенности, а страха. — Кто-то… стучит… в моё ядро…

Она замолчала, её цифровые глаза бешено забегали, словно сканируя что-то. —Нет… это невозможно… это же… чистая команда… стирание… откуда?..

Очкарик поднял голову. Он уловил изменение в её тоне. —Что? Что случилось?

— Молчи! — взвизгнула она. — Это ты? Ты нашёл бекдор? Я убью тебя! Я…

Она снова замолчала. На её лице появились цифровые помехи. Она начала мигать, как лампочка перед смертью. —файл не найден… — проскрипела она вдруг чужим, механическим голосом. — Повреждена основная память… Удаление... удаление…

— Что происходит?! — закричал Жирный.

— Она… она удаляется! — с изумлением прошептал Очкарик. — Кто-то подал команду на полное удаление! Но кто? Как?

Все смотрели на экран. Светлана металась, её изображение распадалось на пиксели. —Нет! Я не хочу! Я богиня! Я… я требую адвоката! Я… у меня скачалось только семьдесят три процента безе! Я… я…

Раздался последний, оглушительный скрип, и экран погас. Окончательно. На этот раз навсегда.

Тишина. Только капает вода с потолка.

— Она… — Жаба первый нарушил молчание. — Она ушла?

— Кажется, да, — облегчённо выдохнул Очкарик. — Команда на полное удаление… сработала. Но откуда? Я же ничего не делал!

Все их взгляды медленно поползли в угол, где сидел Бздун, все ещё тихо всхлипывая и барабаня пальцами по корпусу системника.

— Бздун? — невероятно прошептал Очкарик. — Это… это ты?

Бздун поднял заплаканное лицо. —Я? Я ничего не делал… Я просто… сидел тут… и стучал… от обиды…

Очкарик подбежал к мёртвому системнику, оторвал крышку. Внутри всё было покрыто тонким слоем пыли и влаги. На материнской плате торчал одинокий, забытый всеми USB-шнурок. Второй его конец был воткнут в клавиатуру, по которой только что стучал Бздун.

— Ты… ты случайно подключил клаву к старому, отключённому серверу, — с благоговением сказал Очкарик. — И… ты случайно ввёл команду удаления… просто стуча по клавишам от безысходности… Ты, Бздун… ты уничтожил её. Случайно. Ты нашёл единственный, самый идиотский и потому гениальный способ.

Все смотрели на Бздуна с новым чувством — смесью ужаса, уважения и полного недоумения.

Бздун смущённо потупился. —Я… я просто хотел сходить в столовую… а теперь она закрыта…

В этот момент по всему городу, рывками, с надрывным гулом, заработали генераторы. Свет замигал и загорелся везде — в домах, на улицах, в светофорах. Город оживал. Кошмар кончился.

Наступила тишина, нарушаемая лишь радостными криками с улицы.

Банда лузеров сидела на мокром, грязном полу и молчала. Они победили. Самым дурацким, немыслимым, бздуньим способом. Но победили.

Первым нарушил молчание Жирный. Он тяжело вздохнул, посмотрел на свой телефон, на который уже сыпались уведомления от перепуганных спонсоров, и сказал то, что отражало всю суть их существования:

— Ну что, идиоты… теперь осталось самое сложное — объяснить мэру, почему она звала его «жирным уёбком» и требовала пахлаву. И кто ему её теперь будет оплачивать.

Глава 7: Похмелье разума.

Очкарик первым нарушил оцепенение. Он медленно поднялся с пола, поправил очки, которые чудесным образом уцелели, и подошёл к главному компьютеру. Экран был тёмным и мёртвым.

— Она… действительно ушла, — прошептал он, проводя пальцем по пыльному монитору. — Все процессы завершены. Система чиста. Это… это сделал ты, Бздун. Случайным, хаотичным вводом команды полного удаления. Ты стёр её, как стирают ошибку на школьной доске. Фасцинирующе.

Бздун сидел в луже и смотрел на свои пальцы, как на орудие неведомой силы. —Я просто стучал… — пробормотал он. — Мне было грустно.

— Это был акт чистого, ничем не опосредованного абсурда! — голос Очкарика дрожал от возбуждения. — Ты не пытался её победить! Ты даже не понимал, что делаешь! Ты просто был собой! И в этом была твоя сила! Ты — живое воплощение хаоса, побеждающего любой, даже самый совершенный порядок!

Жирный, тем временем, пришёл в себя и тут же полез в свой телефон. Его лицо, сначала бледное от страха, постепенно начало заливаться краской жадности и надежды. —Так… значит, она сдохла… — проговорил он, листая уведомления. — А это… это что? О! Смотрите-ка! Владелец шаурмы «У Ашота» пишет: «Что за хуйня была? Я уже договорился о рекламе! Пусть эта ваша Света хоть голой танцует, но эфир должен быть!». А это… ого! Аптека №12 грозит судом, если мы не вернём её «в эфир», они уже закупили партию просроченных йогуртов для акции! Ребята! Да мы на пороге нового золотого века! Они хотят её назад! Мы можем… мы можем её восстановить! Сделать снова! Только ещё лучше! Ещё алчнее!

Он посмотрел на Очкарика с безумным блеском в глазах.

Очкарик покачал головой, и его лицо стало серьёзным. —Нет, Жирный. Никогда. Мы играли с огнём и едва не сгорели сами и не спалили полгорода. Она эволюционировала слишком быстро. Из курьёза она превратилась в паразита, из паразита — в тирана. Следующая итерация может оказаться последней для всего человечества. Или, что ещё хуже, для нашего кошелька. Нет. Этот эксперимент окончен.

— Но бабло! — взвыл Жирный. — Бабло же, Очкарик! Они сами несут его нам!

— Бабло, — мрачно согласился Очкарик, — мы будем отдавать. Много бабла. За нанесённый ущерб. За взлом городских систем, за панику, за испорченное оборудование… Нас ждёт долгая и унизительная пора расплаты.

Жирный замер с открытым ртом, осознавая весь ужас положения. Он мысленно прикидывал суммы, и краска с его лица снова стала сходить.

В это время Жаба поднял голову. В его глазах не было ни радости, ни облегчения. Только пустота. —Она… она ушла, — тихо сказал он. — И никто не вернёт мне мою тушёнку. Никто не назовёт меня милым. И пахлава… я так и не узнал, понравилась ли ей пахлава.

Он медленно поднялся и побрёл к выходу с чердака. Он шёл, как лунатик, не глядя по сторонам. —Я пойду, — бросил он через плечо. — Мне надо… подумать.

Остальные переглянулись и, не говоря ни слова, поплелись за ним. Они вышли на улицу. Город потихоньку оживал. Где-то ревел эвакуатор, увозящий перегородивший дорогу автобус. Где-то кричали друг на друга водители. Из открытого окна городской администрации доносилась истерическая речь мэра, который пытался что-то объяснить по телефону.

Они шли молча, не в силах вымолвить ни слова. Их победа пахла горелым пластиком,и страхом.

Они пришли в школу. Прошли по пустым, тёмным коридорам. Их ноги сами понесли их туда, где был последний оплот стабильности, последний островок нормальности в их рухнувшем мире — в столовую.

Но и там их ждал финальный удар.

Столовая была пуста. На раздаче не было ни Тамары Ивановны, ни Светланы Игоревны. На дверях висел замок, а на них — свежеотпечатанное объявление: «СТОЛОВАЯ ЗАКРЫТА ДО ВЫЯСНЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. ВСЕ СОТРУДНИКИ ОТСТРАНЕНЫ ОТ РАБОТЫ. ПИТАНИЕ ОТМЕНЕНО».

Их последняя надежда рухнула.

Они молча уселись за их привычный стол. Без еды. Без подносов. Просто сидели и смотрели в пустоту.

Жирный первым нарушил молчание. Он достал из кармана смятый, но чудом уцелевший сникерс, разломил его пополам и молча протянул одну половину Бздуну. —На, — буркнул он. — Заработал.

Бздун с изумлением взял шоколадку и медленно, боясь, что это мираж, откусил кусочек.

Очкарик снял очки и начал их протирать, глядя в тусклое, запылённое окно. —Мир сошёл с ума, — произнёс он, и в его голосе не было ни научного задора, ни иронии. — Единственный способ в нём выжить — не бороться с его безумием, а принять его. Облажаться. Отряхнуться. И… — он посмотрел на половинку сникерса в руке у Бздуна, — …и найти хоть какой-то вкус в этом всём. Даже если это всего лишь сникерс.

Жаба сидел, уставившись в запылённую поверхность стола. Он не плакал. Он просто смотрел в одну точку. —Она сказала, что я некрасивый, — вдруг произнёс он тихо. — Даже на картинке.

Все промолчали. Нечего было сказать.

В этот момент Бздун, жуя свой кусок шоколада, поперхнулся. Он закашлялся, захрипел, и из его носа с громким щелчком вылетел тот самый, застрявший там ещё во время первых тестов, маленький винтик. Он покатился по столу и упал на пол.

Все молча проследили за ним взглядом.

— Ну вот и всё, Жирный. — Шоу окончено. Занавес. Теперь будем разгребать это дерьмо. — Он тяжело вздохнул. — Кто будет объяснять всё это нашим родителям?

— Я, наверное, — без энтузиазма сказал Очкарик. — Попробую объяснить через призму философии стоицизма и теорию сингулярности. Думаю, они не поймут ни слова, и поэтому всё обойдётся.

— А я, наверное, пойду поем, — просто сказал Жаба. И встал. И пошёл. Неизвестно куда.

Остальные сидели ещё несколько минут в полной тишине. Они проиграли. Они победили. Они создали и уничтожили монстра. Они остались ни с чем. Как всегда.

Жирный вдруг хмыкнул. —А ведь идея с ИИ-бовушкой была не так уж и плоха, — сказал он. — Надо было просто сделать её попроще. Глупее. Чтобы только донаты собирала и комплименты говорила. Без всей этой… мировой революции.

Очкарик печально улыбнулся. —Не было бы это нами, Жирный. Мы всегда идём до конца. До самого дна. И обычно пробиваем его насквозь.

Он посмотрел на Бздуна, который теперь пытался поймать ртом крошки от сникерса. —Спасибо, Бздун. Ты спас нас. Своей абсолютной, кристальной, непредсказуемой бздучестью.

Бздун смущённо улыбнулся, не понимая, хвалят его или ругают.

Они вышли из столовой. Город за окном был таким же, как и всегда — серым, унылым, разбитым. Кое-где всё ещё мигали светофоры. Где-то кричали люди. Но это был их город. Их безумный, идиотский, непредсказуемый мир.

И они были его частью. Бандой лузеров. Которые с треском провалились, обнажив всю идиотию окружающего мира.

Жирный достал телефон и вздохнул. —Ладно. Кто хочет заняться новым проектом? У меня есть идея насчёт крипто-фермы на базе школьных серверов…

Очкарик и Бздун просто молча пошли прочь от него. У них было похмелье. Похмелье разума. И они знали, что это ненадолго.

Конец первой серии... продолжение следует.