Банк. Эволюция

Сознание медленно пробуждается, рассеивая остатки сна, а тело всё ещё безмолвно неподвижно. Первые мгновения наполнены хаосом: мелькают обрывки воспоминаний — смутные образы лиц, приглушённые звуки, неясные тени, вызывающие тревогу. Внутренний голос, едва различимый, задаёт единственный вопрос: «Что происходит?».

Веки начинают дрожать и неохотно приоткрываются. Перед глазами вырисовывается размытая картина, где очертания теряются, а звуки будто растворяются в невесомости. Слышатся голоса — слишком далёкие, чтобы можно было разобрать слова, но достаточно близкие, чтобы передать ощущение присутствия. Внезапное понимание пробуждает мысль о похищении, и сердце начинает сжиматься в то время, как холодок пробегает по спине.

Паника медленно нарастает, однако где-то глубоко остаётся стремление понять происходящее. Каждая мысль, каждое воспоминание распадается на фрагменты, ускользающие, как песчинки сквозь пальцы. Зреет ощущение, что нечто важное было умышленно вырвано из памяти, способное изменить технологический ландшафт двадцать второго века… Но все детали остаются вне досягаемости. Слово «проект» мелькает, как отголосок некоего замысла, способного изменить правила игры. Остаётся лишь холодное осознание утраты чего-то жизненно важного — кошмар, от которого по коже бегут мурашки.

Моё тело расположено горизонтально на спине, оно неподвижно, словно кем-то зафиксировано. Единственное, что остаётся — смотреть вверх. Кажется, меня удерживают в тщательно укреплённом подземном помещении. Единственный источник света — мерцающее пламя факелов, скрытых за пределами поля зрения. Зловещие силуэты, отбрасываемые языками огня на потолок, перемешиваются в бесконечном танце теней.

В одно мгновение в голову врываются вопросы: может, всё это — лишь сон? Однако беспощадная реальность заставляет сердце биться учащённо. Что происходит? Где это место? Чьи голоса доносятся снаружи? Почему меня насильно удерживают, а дыхание будто замерло, оставляя ощущение безжизненности? Тяжёлый, густой запах, напоминающий смесь гнили и прелой ткани, раздражает ноздри, вызывая головокружение.

Боль и страх, словно удар молнии, пронзают пространство, а ощущения в висках и груди усиливаются до невыносимости. Внезапно прорывается вспышка яркого, жёлтого света — неведомая энергия, наполняющая каждую клетку, и тепло разливается по всему телу, подобно электрическим разрядам, что пробегают по коже. Свет усиливается, озаряя помещение, как будто внутри разгорается солнце, а боль, сравнимая с внезапным разрядом дефибриллятора, охватывает всё существо.

После краткого приступа боли слышится слабый, почти юный звук, перемежающийся с глубоким, едва слышным вздохом. Постепенно боль утихает, уступая место ощущению сухости во рту, губы начинают дрожать, а челюсти невольно сжимаются. Мышцы, словно прошитые сотнями иголок, сначала пульсируют болью, а затем переходят в лёгкое, терпимое покалывание. При этом возвращаются и первые признаки осознания тела, но холод, исходящий от камня, вновь заставляет замереть: ощущается ледяной холод, охватывающий спину, руки и ноги.

Попытка повернуться приводит к столкновению с холодным камнем, а скользкая поверхность белой простыни, слегка посеревшей от времени, лишь частично скрывает обнажённые черты. С трудом замечаю, что от пола до плеч простирается значительная высота, требующая предельной осторожности, чтобы избежать синяков. Переворачиваюсь так, чтобы простыня оказалась для большего комфорта между телом и камнем. Обнаруживаю шокирующую истину: полную обнажённость и детские пропорции тела, которое выглядит слабым и неуклюжим.

Внимательный взгляд скользит по маленьким рукам и ногам. На голове аккуратно зачёсанный короткий волос. Кожа кажется неповреждённой. Вместе с этим приходит ощущение головокружения и тошноты, и мысли скачут в смятении, подталкивая к необходимой остановке. Этот резкий запах… Используя простынь, осторожное устраняю с тела мазь, что помогает немного сконцентрироваться. Каждое движение, каждая проверка гибкости рук и ног выполняю с большой осторожностью, ведь любое неверное движение может обернуться серьёзной травмой.

Хоть слабость и отступила, но спуск всё равно чуть не закончился трагично. Холодный, шероховатый каменный пол заставляет двигаться с предельной осторожностью. В противоположных местах помещения расположились пара горящих факелов, которые, к моему искреннему удивлению, являются единственным источником света в этом мрачном помещении. Теорию о похищении или чьей-то глупой шутке явно можно отбросить. Как бы там не было, но перемещение сознания в чужое тело современной науке не под силу.

Постепенно привыкая к тусклому освещению, взгляд начинает различать детали: небольшой дымоход, деревянный стол, заваленный разными предметами, некоторые из которых явно имеют медицинское предназначение, но выглядят зловеще. Затем взгляд падает на другую сторону помещения, где на каменных плитах покоятся несколько тел, завернутых в простыни. От этого зрелища охватывает ощущение шока, словно ведро ледяной воды обрушилось на разум.

Дрожь пробирается до самых глубин, вызывая неописуемый страх. Поборов рвотный рефлекс, отшатываюсь и хватаюсь за небольшое одеяло, случайно обнаруженное на краю стола. Терпимый запах и согревающее тепло дают мгновенное облегчение, позволяя забыть отвращение к запаху собственного тела. Укутавшись в спасительное одеяло, приступил к поискам выхода из этого склепа. Вот только ничто не указывало на наличие двери — только пустота и вопросы, от которых сердце сжимается: а если выхода нет?

Нелогичность ситуации заставляет предположить, что выход существует. В дальнем от меня углу комнаты в тени скрылось нечто, напоминающее плотную штору, и, вероятно, именно там находится путь наружу. Хотя мысль, что за завесой может скрываться нечто ещё более зловещее, не даёт покоя, желание выбраться из этого места оказывается сильнее страха. С каждым маленьким шагом, сопровождаемым волочением тяжёлого одеяла по холодному полу, решительность убраться отсюда лишь возрастает.

Добравшись до шторы, попытался отодвинуть её одной рукой, но не преуспел: детское тело слишком слабо. Пришлось опереться всем телом, чтобы сдвинуть ткань хотя бы немного. И вот, вместе с этим движением, в помещение врывается поток тёплого, свежего воздуха. Ноги продолжают покалывать, а неустойчивое тело покачивается под весом одеяла. Что может ожидать по ту сторону? Сердце стучит всё быстрее, и отступать уже нельзя. Осторожными, почти неуловимыми шагами продолжаю путь к свободе.

«Это верный путь, — проговорил вслух детским голосом, чтобы хоть как-то себя подбодрить, — нужно только подняться по этой дорожке, по небольшим ступенькам». Сделав глубокий вздох, направился вверх по винтовой лестнице вперёд к свету. Оставаться среди безмолвных «соседей» не имеет никакого смысла, и волна мурашек, пробуждая в памяти оставшуюся позади атмосферу, ускоряет шаги.

Ступеньки оказываются удобными и прочными, выложенными из того же холодного камня, что и пол. Несмотря на тяжесть одеяла и детское тело, жаловаться не буду, ведь каждый новый шаг приближает меня к столь значимой цели. Время от времени из стены выступают грубые поручни, за которые можно ухватиться, если получится удержать одеяло одной рукой. После двадцати пяти-тридцати ступенек наконец мелькает проблеск дневного света.

Добравшись до выхода, останавливаюсь — яркий свет ослепляет, заставляя зажмуриться. Глаза покалывает, приходится подождать, пока зрение адаптируется. Ещё несколько ступенек ведут к финальной преграде — штора, прикрывающая проход лишь наполовину. Ощущения окружающего мира абсолютно незнакомые. В попытке решить одну загадку, нахожу лишь новые вопросы. Тем не менее, это не повод опускать руки, ещё не время. Шаг, потом ещё, последний рывок.

Свежий воздух, обрушившийся после затхлого подземелья, наполняется ароматами древесины, влажной земли и чего-то съедобного, вызывая странное чувство пустой, ноющей боли в животе. Всплывают вопросы: сколько же времени прошло без пищи? Или, точнее, сколько не получал питания этот ребёнок, раз желудок громко урчит? Сухость во рту также явно однозначно намекала, что стоит поспешить и найти колодец или источник родниковой воды.