Bar

Я открываю глаза и смотрю в потолок бара, где проснулся, лёжа на бильярдном столе. В очередной раз не смог даже добраться до дивана. Шары для пула сложены в аккуратную пирамиду, кий лежит вдоль борта — значит, я собирался сыграть партийку, когда меня вырубило.

Несмотря на несколько пустых бутылок из-под виски, разбросанных вокруг, во рту нет никакого привкуса вязкости или сухости, голова не болит. Моё самочувствие идеально, будто кто-то предусмотрительно поставил капельницу, пока я спал. Я осматриваюсь: бар небольшой, но крайне уютный, как старый друг, который всегда ждёт.

В углу — барная стойка с широким ассортиментом алкоголя: виски, бренди, бурбон, скотч — всё, что душе угодно, на любой вкус. На стойке рюмки, бокалы и стаканы, чистые и готовые к делу. Рядом большой холодильник, доверху набитый ледяным пивом: Корона, Бад, Хайнекен — все известные марки и сорта, лагеры и эли.

Справа от стойки — дверь, над которой красуется красная табличка с надписью «Exit». Напротив бильярдного стола, стоящего в центре, висит огромный телевизор. С другой стороны — роскошный кожаный диван чёрного цвета, точь-в-точь как у меня дома, и небольшой журнальный столик перед ним, удивительно похожий на мой собственный. В другом углу — игровые автоматы, старые добрые однорукие бандиты, и стол с рулеткой. Всё здесь до боли знакомо и родное.

Я слезаю с бильярдного стола и иду в уборную. Ледяная вода помогает окончательно проснуться; я смотрю в зеркало и вижу 38-летнего мужчину: густые тёмные волосы уже тронула седина, выразительные серо-голубые глаза, лицо с лёгкой щетиной и чёткими чертами. Если меня подстричь, побрить и нарядить в смокинг, можно выдать за преуспевающего брокера или финансиста.

На мне однотонная белая футболка, синие джинсы и поношенные кеды без шнурков. Я снимаю футболку и окатываю себя ещё раз холодной водой. На шее висит кулон на самодельной синей ниточке — большая буква «Э», первая буква моего имени, Энтони. Это подарок от моей бывшей жены Трейси на мой день рождения. Ох, Трейси… Сколько ошибок я наделал, сколько раз топил себя всё глубже. Ты долго терпела, но всему есть предел.

Воспоминания о прошлой жизни туманны и спутаны, всплывают обрывками, словно часть памяти понемногу стирает то хорошее, что когда-то было. Вид уставшего человека, много повидавшего: белые и чёрные полосы не сменялись часто. Сначала была долгая белая полоса, а потом такая же нескончаемая чёрная, которая тянется до сих пор.

Я возвращаюсь в бар, достаю бутылочку холодного Хайнекена и разваливаюсь на диване. В этом баре нет часов, нет посетителей, нет бармена. Я просыпаюсь здесь уже в 615-й раз.