Барисан

Сегодня в шесть утра шоссе до Усть-Далея было на удивление безлюдным. Тимоха глянул на напарника, сидевшего рядом. Колян морщился, потирал лоб рукой. «Снова у него башка трещит, как бы приступ не случился. Музон, наверное, будоражит и мешает расслабиться», – подумал Тимоха и выключил бодренькую песню любимой группы, спросил участливо:

– Ты чего, бро? Плохо себя чувствуешь?

– Да как всегда… – откликнулся после небольшой паузы Колян. – Только Иринка замучила… Так и стоит перед глазами.

На самом деле его постоянное видение – девчонка, разбившаяся на качелях, – вела себя странно и тревожно: она открывала рот, словно забитый малиновым вареньем, колупала голову, доставала чёрными пальцами что-то серо-розовое и протягивала Коляну.

Тимоха был в курсе того, что случилось с Коляном по малолетке: навернулся с подружкой с качелей и влетел башкой прямо в железное оборудование для спортивной площадки, которое сложили поодаль и оставили на выходные дни. Колян выжил, пацанка склеила ласты. С той поры Коляна били частые припадки, известные всему двору. И про эту долбаную Иринку было известно каждому.

«И что теперь делать с придурком? Назад повернуть и сдать матери?» – рассеянно подумал Тимоха.

Но вернуться домой было никак нельзя. Финансы подошли к концу, на нём повис должок перед Сусликом за проигранную ставку, да и народ мог ломануться на коп, так как в городской газетёнке вышла статья о богатых местах неподалёку от Усть-Далея. Мол, там буряты захоранивали всяких шаманов с начала восемнадцатого века. Но вообще-то «чёрный коп» был Тимохиной страстью, невзирая на обстоятельства. Денежки от продажи добытого позволяли жить без матушкиных подачек и почти на широкую ногу. Оттого и позвал с собой Коляна, девятнадцатилетнего увальня с подростковыми мыслями. Его всегда можно было наколоть или вообще кинуть. Пожизненный лох ещё и радовался копейкам, которые ему доставались. А Тимоха косарь не считал за деньги.

– Хочешь, домой поедем? – спросил Тимоха.

– Нет, ты чего… Я оклемаюсь, – живо откликнулся Колян.

Его маме нужны были средства на ремонт дачи.

– Тогда терпи до Усть-Далея, – тоже оживился Тимоха. – Там у меня троюродный или четвероюродный дядька. Отдохнём, заночуем. Порасспрашиваем о захоронках.

– Он бурят? – поинтересовался Колян через шквал оглушающей головной боли.

– Не… – рассмеялся Тимоха. – Ни один из бурятов тебе о могильниках не расскажет. Это святые для них места. Да ты не менжуйся, покойники больше сотни лет в земле пролежали. Сами землёй стали. А её, землю-то, все топчут, потому что она общая.

Колян откинул башку на подголовник, закрыл глаза и замолчал.

Тимоха снова искоса глянул на него и подбодрил:

– Сейчас сэргэ будет. Их много – через пять-десять километров. Выйдем, духов поприветствуем, развеемся. Тебе полегчает.

– Какой сэргэ?.. – прошептал Колян. – Какие духи?..

«Ну ты тормоз! – подумал Тимоха. – В Забайкалье живёшь и ничего про него не знаешь!»

Но терпеливо пояснил так называемому напарнику:

– Сэргэ – ритуальная коновязь. Сейчас коней, конечно, к ней не привязывают. Просто останавливаются, чтобы помянуть духов предков, или оногонов. Умаслить эженов, выходцев из Нижнего мира, если они вдруг там тусуются.

Колян не улыбнулся шуточке, повернул голову к Тимохе.

– Эти эжены могут быть добрыми и злыми, всё зависит от отношения к ним, – пояснил Тимоха. – Вот мы и бутеров, и конфеток им оставим. Чтоб удача к нам пришла.

– Иринка дала понять, что не будет нам удачи… – пробормотал Колян.

Тимоха злобно ударил по рулю обеими ладонями:

– Завали хлебало, придурок. Будет удача, несмотря на твоё нытьё. Вот увидишь. И про эту Иринку забудь. Пацанка десять лет в могиле, а ты всё с ней беседуешь.

Колян ничего не ответил. А зачем? Всё равно его слова никто не принимал всерьёз: ни мать, ни врачи – с того самого дня, когда они раскачались с Иринкой на доске, прикрученной к цепям, да так, что в животе забултыхались холодные льдинки. Потом вверху что-то хрястнуло, звякнуло, косо мелькнула многоэтажка, и они полетели прямо на железяки. Колян пришёл в себя уже на носилках. Поодаль орала Иринкина мать, стоя на коленях возле красно-белой простыни. А сама Иринка шла рядом с ним и тянулась пятернёй к его голове. Он тогда отстранился.

Потом она сто раз приходила к нему, всё пыталась что-то сказать. Но как скажешь со смятым лицом и ртом без зубов? Колян сам всё понимал, каждую её мысль.

А сегодня она явилась в окружении весеннего денька десятилетней давности и стала бросаться на детали несобранных футбольных ворот и ограждения. Расшибалась так, что части её тела далеко разлетались, оставляя на земле красные дорожки, а в Коляновой голове рождалось понимание: удачи им не будет. Потому что они позабыли о чём-то важном. И ехать к бурятской захоронке нельзя. Но уж очень нужны деньги…

Колян очнулся от Тимохиного тычка:

– Выходи! Доехали до сэргэ. Духов кормить будем.

Колян тупо смотрел, как Тимоха лил водку на землю, раскладывал «угощение», чесал башку со словами:

– Эх, ленточки позабыли… А вдруг без этих дурацких лент духи нас не заметят?..

После первой остановки им встретились ещё три коновязи. И всякий раз Тимоха старательно «кормил духов».

– Зачем ты это делаешь? – спросил Колян. – Ты же не веришь в это вот всё.

– Не верю, – ответил Тимоха. – Но ты знаешь правило: лучше перебдеть, чем недобдеть. Потому что, дорогой мой напарник, – он бросил на Коляна загадочный взгляд, помолчал и всё же договорил: – Мы поднимем шаманскую захоронку.

Колян отшатнулся:

– Ты это… и так незаконно, а тут ещё шаманская захоронка. Историческое наследие!

– Да брось ты! Не ссы, бро, пробьёмся! Музеи у коллекционеров вещички приобретают, а коллекционеры – у нас. Полезным делом занимаемся. И отмазки готовы, если вдруг спалимся.

– Ты сам ссышь, – неожиданно для Тимохи заявил Колян. – Поэтому и кормишь духов возле каждого столба.

– Я ссу?! – разъярился Тимоха. – Человек с головой не ссыт, он всё просчитывает. Я все сайты прошерстил – за последние двадцать лет никто шаманских могильников не вскрывал. Они стали известны только благодаря историческим источникам. А фишечка копателей что говорит? Если хочешь найти – думай, как тот, кто прятал. Стань своим, действуй, как свой.

Тимоха успокоился, пока убеждал Коляна, и с ненавистью к напарнику подумал:

– Ну погоди у меня…

Вскоре подъехали к Усть-Далею, старинному селу. Тимоха заматерился, когда перед ним вдруг после поворота вынырнул Камаз, гружённый лесом. Пришлось вильнуть, переднее колесо съехало с обочины. Ещё бы немного – и быть ДТП. Но старенькая батина Нива, на которой Тимоха всегда ездил на коп, справилась. Эх, сейчас он оттянется у дяди! Накатит с ним самогоночки.

А Коляну в этом Камазе почудилось что-то зловещее. Иринка отстала от него после первого же сэргэ. Не появлялась больше, и от этого на душе было пусто и бесприютно, будто он потерялся.

Новый дом дяди Кеши был огромен, но пуст: ни мебели, ни убранства. Гостям разложили матрацы. Зато накормили до отвала.

Дядя держал больше десятка голов крупного рогатого скота, лошадей. Свиней и овец не даже не считал, они бродили по окрестностям с бирочками на ушах. Прокормить такую прорву скота было трудно, дядя нанимал людей на покос даже с соседних сёл. Для этого гнал забористую самогонку на двух самодельных «агрегатах». Его жена пропадала на рынках, четыре дурёхи-дочки крутились по хозяйству, и лишь единственный сын учился в области на ветеринара. В родительский дом с помощью не спешил, уезжал на лето в стройотряд. Дядя не обижался: мужик должен повидать мир, нечего дома коровам хвосты крутить. Ещё накрутится. Дядя с ума сходил от женского крикливого засилья, поэтому обрадовался Тимохе и его другу.

Когда дядя уже достаточно набрался самогонки и, оперев голову на кулак, принялся петь песни, перемежая русские и бурятские слова, Тимоха осторожно приступил к расспросам:

– Дядь Кеша, я в интернете прочёл, что у вас тут давным-давно шаманов хоронили…

– Было дело, – откликнулся дядя. – У нас тут всех хоронили. И красноармейцев, и семёновцев. А в древности в наших местах Чингисхан проходил. Полна землица косточек. По ним ходим…

И дядя пригорюнился, закрыв глаза.

– Дядь Кеша, а где примерно шаманов-то хоронили? – не отстал от него Тимоха.

Дядя вдруг очнулся, округлил глаза и заговорил почти трезвым голосом:

– Племяш, ты на экскурсию приехал? Тогда разворачивай оглобли обратно. Не допущу, чтобы кого-то из родни чужой бохолдой забрал.

– Кто-кто? – сказали копатели почти хором.

– Бохолдой по-нашему – это дух убитого человека. Мужики давно уже говорили, что он возле холма у речки бродит. А я там по пьяной дури земли для покоса прикупил. Ещё радовался, что задёшево взял. А дешевизна-то вон чем обернулась!

У Тимохи вытянулась круглая скуластая рожа, а глаза заискрились от радости. Он пнул под столом Коляна, но придурок ничего не понял. Хотя что тут понимать-то? Может, этот чужой бохолдой и был когда-то захороненным шаманом. Теперь место копа определилось! Без всяких трудов!

– Дядя, а ты сам этого бохолдоя видел? – спросил Тимоха.

– А то! Поехал вечерком посмотреть, готова ли трава для покоса. Гляжу: вроде стоит кто-то. От реки тумана натянуло, и не разглядишь, свой или чужой. Однако надо же поздороваться! Вышел из машины-то, потому что дальше почва мокрая и зыбкая, двинулся к нему. А это оказался не свой и не чужой, бомж какой-то. Рубаха лохмотьями, волосы патлами. И тут закатными лучами его осветило! Не лицо, а череп, не руки-ноги, а кости! Рёбра под рваньём видны. Истинно говорю, а не спьяну, как жена моя Любка, язви её душу, всегда утверждает. Я назад бросился в машину, еду и думаю: вот почему у нас в селе мор начался! То один, то другой помрёт. И все мужики в цвете лет и сил. Чужой бохолдой у нас завёлся.

Тимоха разочарованно вздохнул, но переспросил:

– Значит, это точно не шаман был?

– Ну ты скажешь тоже! – возмутился дядя. – Шаманов-то ведь как хоронили? В трёх шубах, серебром украшенных, в коронах-майбхаши, на которых столько рогов, сколько раз этот шаман побывал в разных мирах. С оружием, многохвостой плёткой, колотушкой, бубном. И на коне белом в упряжи с серебряными бляхами. Но если, конечно, шаман захудалый, то и без всего этого могли зарыть.

У Тимохи снова заблестели глаза, он привстал, через стол пригнулся к дяде и сказал чуть ли не шёпотом:

– А ещё в газете писали, что в ваших местах похоронен знаменитый шаман, которого даже тогдашний правитель Монголии Богдо-гэгэн часто приглашал для всяких колдовских дел. Тайно приглашал, потому что был буддистом.

– Да что ты мне про него талдычишь? – возмутился дядя. – Такую знаменитость, как… чёрт возьми, не помню его имени, не могли у нас зарыть. Чума тогда здесь свирепствовала, чума… понимаешь? А на похороны должны были съехаться все тогдашние авторитеты: и шаманы, и главы округов и управ.

– А чуму-то завезли, согласно данным, из Монголии, – непонятно чему радуясь, сказал Тимоха.

– С чего бы эту заразу людям завозить? – отмахнулся дядя. – Она сама на сусликах и тарбаганах приедет. Слава Галчи, который в жертву себя принёс и эту хворь навсегда прогнал.

– Какой ещё Галчи? – невнятно спросил Тимоха, потому что набил рот вкуснейшим печёночным паштетом.

– Эх, каким ты был вертлявым непоседой-неслухом, таким и остался. Сколько годков назад ты у меня гостил? Четыре-пять? По десять раз на дню чесались руки тебя ремешком взгреть. Только сейчас твоя дурь вот сюда перешла. – И дядя Кеша постучал себя по лбу.

– Это сейчас не дурь, дядь Кеша, – возразил Тимоха. – Сейчас это учёба. Тебе разве трудно напомнить о Галчи?

И он со вздохом приготовился вытерпеть приступ дядиного пьяного краснобайства.

Поговорить дядя Кеша любил, особенно перед достойными слушателями – молодыми городскими мужиками. А не перед женской частью своего семейства, которая все речи своего патриарха давно выучила наизусть.

– Галчи – это наша легенда. Он рано осиротел, не научился говорить. Только мычал что-то. Никто почти его не понимал, кроме Бадармы. Красавицу отдали третьей женой сельскому богатею, она и уговорила его взять Галчи пастухом на летние стойбища. Зимой он уходил к родственникам. У бурятов чужих детей не бывает.

– Любишь ты, дядя Кеша, бурятов, – ввернул Тимоха.

– Так они горой друг за друга, не как русские, – объяснил дядя.

– Зато каждый себе на уме, – не удержался Тимоха.

– А тех, у кого ума нет, никто не любит, – парировал дядя.

Тимоха искоса глянул на Коляна, который уже, похоже, задремал, и слегка улыбнулся.

– Так вот, Галчи всё тянулся к Бадарме, потому что жалел: её старшая жена обижала, гоняла, как служанку. А мужу она надоела тотчас, как он её обрюхатил. Бадарма лишний кусок пастуху совала – тоже жалела сироту. А что из взаимной жалости получается? Понятно, любовь. Галчи всё мычал, что накопит денег и Бадарму выкупит. Она его расстраивать не хотела и не перечила. И нужно же такому случиться, что старый муж заболел чумой и всё своё семейство заразил. Бадарма родила мёртвого младенца и скончалась. А русский врач велел тела в земле больше не хоронить, трупы сжечь и только потом закопать. Вот всех умерших от заразы положили на брёвна, полили керосином и подожгли. Галчи со своими грошиками в этот костёр кинулся. Он, дурачок, захотел выкупить Бадарму у мёртвого мужа и вместе с ней в Верхнем мире жить.

Дядя Кеша пояснил для Коляна, который очнулся от дрёмы и с интересом вслушивался в каждое слово:

– В бурятских легендах три мира: Верхний, где живут герои; Срединный, где обитаем мы. И Нижний, полный всяких тварей, эженов, покойников, неправедно проживших свой век. Так вот, после смерти Галчи чума ушла из этих мест.

– И где оказался Галчи? В смысле, в каком из миров? – впервые открыл рот Колян.

– А нигде. Бохолдоем стал, бесплотным духом мыкается на земле. Все наши сельчане иногда слышат его крик – печальный и по-звериному страшный. Но свой край он оберегает. Люди ему за это перед каждым праздником жертвуют еду, водку. А теперь нас защитить некому: Галчи где-то скрывается, чужой бохолдой людские жизни уносит, – закончил рассказ дядя и выпил ещё самогоночки.

– Значит, Галчи убила любовь, – ни к селу ни к городу брякнул Колян.

– Типа того, – совсем уже заплетающимся языком сказал дядя. – За это весь край там – дядя поднял палец вверх – помиловали.

И его голова упала на стол.

Прибежали старшие дочки и тётя Люба, Кешина жена, поволокли патриарха в спальню – почивать.

– Тёть Люба, разбудите нас завтра пораньше! – крикнул вслед Тимоха.

– Я в пять утра встану, в шесть с соседом на рынок поеду, – откликнулась мощная женщина, удерживая сопротивлявшегося мужа.

– Вот-вот, и нас тоже в пять растолкайте. Я буду дрыгаться и отмахиваться, но вы внимания не обращайте.

Тётя Люба только махнула свободной рукой: не впервой, мол, пьяниц по утрам расталкивать.

Тимоха и Колян долго не могли уснуть на своих матрацах. Окно в маленькой комнате наверху не открывалось, и июльская духота давила копателей. Мучений добавляли и гигантские перьевые подушки, в которых тонули и потели головы. Тимоха о чём-то думал, а Колян маялся от дурноты: его лекарства не совмещались с алкоголем.

– Колян… не задрых ещё? – спросил Тимоха.

Напарник лишь промычал в ответ.

– Я считаю, что здесь нет двух бохолдоев. Просто сначала Галчи был добрым, а потом обозлился. Более того, тот богатей мог оказаться шаманом. А в легенде об этом просто не говорится.

– Ммм…

– Чего мычишь-то? Согласен со мной или нет?

Колян не издал ни звука, видимо, обиделся.

– Тогда всё сходится: раньше село процветало, а теперь народ мрёт. Согрешили усть-далейцы, в чём-то зашкварились перед своим духом.

– Ммм…

– Достал мычанием. Плохо – лекарства свои принимай. Нечего было к рюмке прикладываться. Теперь возись с тобой, недоумком, – обозлился Тимоха, повернулся на другой бок и закрыл глаза.

Вдруг послышался глухой удар в окно, словно в него врезалась на лету крупная ночная птица.

Тимоха взял мобильник и посветил. Тут же горло сжало спазмом, потому что с той стороны к стеклу прилип чёрный силуэт.

– Ммм… – раздалось с матраца Коляна.

– Кыш!.. – еле выдавил из себя Тимоха и замахнулся мобилой на окно.

Сразу же силуэт пропал.

Тимоха перевалился на спину и наконец-то задышал свободно и легко.

– Колян… Колян… Спишь? Ну и спи, урод.

По шее потекли струйки пота, вызванного минувшим испугом, и Тимоха протянул руку к рюкзаку – достать полотенце, обтереться. И так и застыл.

В комнатке явно ещё кто-то был.

Тимохины ноздри уловили запах животного, а поднявшиеся на руках волоски показали, что сработал древнейший инстинкт самосохранения. Рядом опасный зверь. Изо рта вырвались звуки ещё менее внятные, чем мычание Коляна. Но Тимоха всё же схватил мобильник и направил свет в ночной душный мрак.

И тут же выматерился: рядом стояла обычная белая коза. Тимоха с облегчением запустил в неё кроссовку, которая упала рядом с передними копытами.

Коза нагнула к ней голову, по-прежнему глядя в глаза Тимохе.

Открыла пасть и взяла кроссовку совсем не козьими зубами – длинными и острыми.

Тимоха швырнул в неё вторую. И коза пропала, будто её и не было.

«Что добавил в самогонку дядя Кеша?» – подумал Тимоха и провалился в сон.

***

Когда копателей подняла тётя Люба, Тимоха обыскался первой кроссовки. И рассказал тёте про свои ночные видения. Она обеспокоилась и позвала парней пить кофе.

– Тут такое дело, племяш… В здешних местах белых коз не держат. Они вроде чёрта – могут навредить, а то и погубить человека. В позапрошлом году приезжий сбил мотоциклом старуху. В амбулаторию отвёз, фельдшерица даже перелома не нашла. Приезжий бабке денег пообещал, чтобы не заявляла на него. Но не отдал. И скоро его нашли в общественном толчке – стоял по пояс в яме. Ожоги получил. Как он там очутился, сам не понял. Товарищи приезжего рассказали такую же историю: за два дня до этого он пожаловался, что его достала белая коза, появлялась из ниоткуда и исчезала. Он в неё кепкой бросил. Так что выходит, что вы теперь чёртом нашим меченные. К беде это, – трындела тётя Люба, собирая гостям завтрак. – А по дороге к нам вы ни во что не вляпались?

И тётя Люба подозрительно посмотрела на копателей.

– Да на нас чуть Камаз с лесом не наехал. А так всё вроде хорошо, – сказал Тимоха.

– Камаз с лесом? – удивилась тётя. – Откуда ему тут взяться-то? Степь кругом, сами лес в северных районах покупаем. Ну, коли всё хорошо было, то значит, и коза тебе просто приснилась.

«Ага, приснилась. А кроссовка-то моя где?» – подумал Тимоха, но смолчал. Ещё не хватало перед важным делом потонуть во всех этих суевериях. Хотя правила копа советуют проникнуться местечковым духом, но ведь не потери же рассудка!

Более серьёзной неприятностью ему показалось состояние Коляна, который выглядел совсем больным и тормознутым. Тимоха насильно вручил ему кружку с кофе, и вскоре напарник стал даже больше, чем самим собой, – весёлым и говорливым.

Они выехали со двора в половине шестого. Тимоха предпочёл не заметить, что тётя Люба, закрывавшая за ними ворота, выбежала на дорогу и стала махать рукой – остановитесь, мол. В руке болталась какая-то штуковина на шнурке. Ну её, эту тётку, объявившую их мечеными.

Сначала остановились возле круга, выложенного камнями. Тимоха поглядел на бутылки, остатки упаковок из-под еды и горстки мелочи и сказал:

– Ну вот он, барисан.

– Что? – не понял Колян.

– Место жертвоприношения. И само оно тоже так называется – барисаном. Здесь искать начнём.

– Нет, давай вон там за холмом, – сказал Колян.

– С какого перепугу? Больше меня знаешь?

– Тим, ты не сердись, а? Ночью на меня что-то нашло… Вот прямо увидел: река, холм и гора тел на брёвнах. Хотел тебе рассказать, но не мог и слова вымолвить. Изо рта только мычание раздавалось. Утром проснулся, а у меня слюна изо рта… как при припадке. Ты же знаешь, я иногда чую…

– Подъехать недолго. Только зуб даю: там ничего нет.

И в самом деле, на месте из Колянового сна никаких признаков поклонения не оказалось. Но придурок упёрся:

– Давай отсюда начнём.

Тимоха молча подумал, нахмурился и махнул рукой – отсюда так отсюда.

И достал свой процессорный металлоискатель.

А Коляну стало так тошно, что перед глазами закружились чёрные мушки.

– Иди пожри, тётя Люба нам всякой всячины положила и термос с кофейком, – сказал Тимоха, не вынеся его бледного вида.

Колян поплёлся к машине.

Через некоторое время металлоискатель распищался. Тимоха восторженно завопил: "Йээс!". Колян, жевавший бутерброд в машине, поставил на заднее сиденье термос и, давясь на ходу, бросился к напарнику.

- Ну чё?

- Смотри на индикатор, чудак!

-Ух ты! Серебро! Да как близко! - Колян захотел было обнять Тимоху, но раздумал. Побежал за лопатами чуть ли не вприпрыжку. Это ведь он, Колян, почуял удачу и настоял, чтобы проверить здесь.

Тимоха сантиметр за сантиметром утюжил песчаный пятачок среди травы. Писк металлоискателя радовал душу. Счастливый Колян стоял рядом с лопатами в руках и едва не приплясывал от нетерпения. Всё его недомогание и прежние заскоки куда-то делись. Ещё бы: близкая удача меняет человека.

- Вот тут рыть будем, - сказал Тимоха.

По-хозяйски, расчётливо, очертил ребром лопаты прямоугольник, первым вонзил в дёрн специально заточенную сталь. Но травяной покров не поддавался, словно кто-то держал его снизу.

Копатели скоро скинули накомарники и футболки – стало душно, как в бане.

– Ветер хоть бы подул, что ли, – сказал Тимоха и пошёл за водой к машине.

Колян крикнул:

- И мне принеси. Только кофе не из термоса, а минералки. Освежиться надо.

- Мне плесни... - прозвучало за спиной.

Колян натужно ухнул и отбросил очередной дерновый пласт. Выпрямился. И вправду, предчувствие добычи изменило его. Вместо того, чтобы вздрогнуть и испугаться, он зло, даже с ненавистью подумал о ребятах с их двора. Конкуренты, ети... Все свихнулись на поиске. Мешали друг другу, на пятки наступали. Видно, проследили за Тимохой с Коляном и незаметно подкрались.

И только потом оглянулся. Удивился до минутной немоты. Даже дыхание перебило.

Вместо знакомых пацанов - тщедушный бурят в рванье. В чёрных глазах - горе горькое. Широкие скулы обтянуты коричневой кожей, похожей на спёкшуюся картофельную кожуру. Лиловые губы потрескались.

- А ты кто такой? Чего попрошайничаешь? – спросил Колян вызывающе, подражая интонациям Тимохи.

Бурят промолчал. Дунул ветер, но косматые, в сосульках, волосы не шевельнулись, не колыхнулись и лоскуты рубахи. А по Коляновой спине мурашки пробежали - то ли от холодного порыва, то ли от страха.

- Колян, иди сюда. Пожрём и отдохнём заодно. Перекурим, - позвал Тимоха из машины.

Колян совсем обалдел. Тимоха что, не видит бурята? Или не придаёт значения тому, что чужак рядом отирается? А вдруг сейчас подтянутся кореши этого бурята? Прощай, находка! Нет, с места, где скоро обнаружится клад, уходить никак нельзя. А если с этим незнакомцем по-свойски поговорить?

Колян протёр глаза – рядом никого не было… Он вгляделся в ближние кусты, реденькую рощицу берёзок-заморышей на холме. Ну что ж, значит, привиделось. С ним такое часто бывает.

Он присоединился к Тимохе, работа-то никуда не убежит. Лучше бы вчера не пили, сегодня такой важный день, с такой крупной удачи начался, а шевелиться уже сил нет.

Бутерброды были безвкусными и слегка пахли дымом. Минералка отдавала тухлятиной. Колян не мог выкинуть из головы мысли о парне-буряте: он же местный, может, за своими побежал. Побоялся в одиночку разбираться, сейчас всю свору притянет.

- Чего-то жратва не лезет. В брюхе бурчит, а жевать лениво, - сказал Тимоха. - Вон сколько всего осталось. Сейчас на жаре всё стухнет.

- Муравьям бросим. Пошли копать. А то понабегут сейчас...

- Кто понабежит-то? Если ты про местных, так они к барисанам зазря не ходят. А если про наших, то они отправились в верховье Китоя. Суслик нашёл где-то старые карты с посёлками, вот они и рванули.

- Я про местных. Ошивался тут один...

- Ты чё, Колян?.. Чё мне не сказал?.. Постой... Дуришь, да? Тут на десять кэмэ вокруг пусто.

- А... разве ты бурята не видел? Он возле меня стоял.

Тимоха выплюнул кусок, прополоскал рот минералкой. Вылез из машины, потянулся:

- Дремотно стало. Сейчас бы давануть часок-другой на свежем воздухе. Копать нужно. Вот домой вернёмся, ты, Колян, иди к врачу. Забодали твои приколы: то тебе люди в заброшенной деревне мерещатся, то бурят рядом с копом.

- Но ведь...

- Что ведь? В прошлый раз все поняли: на том месте раньше кто-то жил. Холмики рядком, где избы были, вроде как улица. А ты - люди, люди... Вот и сейчас тебя глючит.

Тимоха направился к расковырянной земле. Колян расстроился, потёр лоб. Ну за что это ему? С детства в дурачках.

Эх, чего рассиживаться-то. Колян достал из багажника перчатки-диэлектрики, специальный ручной грохот с крупными ячейками, сито, полотняные мешочки и вёдра. Поплёлся к Тимохе, который стоял уже по колено в яме и с остервенением что-то вырубал.

- Корнями всё позаросло... мать вашу... Первый раз такое вижу...

Друг бросил лопату, опустился на колени и потянул моток корней на себя, побагровел от натуги.

Колян захотел сказать, что сейчас они в четыре руки быстро справятся, но не успел. Тимоха заорал благим матом. Чего это он? Вдруг травма? Тогда беда - Колян на кровь смотреть не может, потому что трясучка нападает. А напарник замычал, подняв рыжие от песка перчатки к лицу.

- Тимоха, потерпи, я щас... Тимофей... Аптечку из машины достану...

- А-а-а... это удача... а-а-а... Смотри сам! - провыл друг и протянул Коляну что-то чёрное и... ужасное.

- Думал, ты поранился. Что это?

- Да я... я каждый день готов такие раны получать, - ответил товарищ.

Вскарабкался на край ямы, чуть не целуя находку.

- Что это? Хорош орать, покажи.

В горсти лежало что-то вроде громадного чёрного краба.

Колян протянул руку, но Тимоха прижал находку к груди.

- Щас... погоди... дай полюбуюсь...

Колян с трудом определил в грязном переплетении проволок странный обруч, с которого словно были готовы сорваться всадники на многоногих конях.

-Эх, оплавилась майбхаши, пообломалась местами, - продолжил бормотать, как зачарованный, Тимоха. - Ну ничего, мы сейчас всё просеем, найдём. У мамульки ювелир знакомый есть, выровняет и подлатает.

Колян мало что понял в чепухе, которую нёс счастливый Тимоха, но стал помогать. Вычерпывал песок, вываливал на грохот, тряс его с остервенением. Напарник взвизгивал в экстазе: в маленьком ведре росла куча грязных покорёженных блях, монеток, витых цепей и каких-то обломков. Коричневые конские кости откидывали за спину, а вот человеческих не было. И слава Богу!..

- Тим... а тут... это... - промямлил Колян. - Покойничка-то нету, что ли?

- А зачем тебе он? - весело поинтересовался напарник. - Познакомиться желаешь?

Коляна почему-то замутило. Несмотря на резиновые сапоги и перчатки до локтя, песчинки кололи и царапали тело. В голове шумело. Но не поддержать шутку - нехорошо, и он через силу ответил:

- А как же? Посидеть, отметить встречу.

Тимоха довольно заржал. Всегда сомневался в Коляне, сторонился его. А он свой в доску пацан, нечего и рассуждать. С богатой добычей подобрел даже злобный Тим.

Очень скоро "улов" - два ведра металла - был устроен в багажнике и хорошенько прикрыт. Тимоха достал свои бумажки о членстве в каком-то отряде и положил в бардачок. Мало ли что. Последнюю воду вылили на руки. Колян даже шею пытался смочить.

- Дома помоешься, гусь лапчатый, - сказал Тимоха.

- Почему гусь-то? - вяло удивился Колян.

- Да поговорка такая у бабки была, - ответил друг, заводя машину. - Купаться в детстве любил. Да чтобы воды на полу было больше, чем в ванне. Слышь... Мы к дяде-то заезжать не будем. Сразу домой рванём. Как раз к вечеру доберёмся.

- Наверное, это нехорошо, - устало ответил Колян, откинувшись на сиденье. – Люди нас ждать будут, беспокоиться.

Но Тимоха не мог рассказать дурковатому напарнику, что в дом дяди, где разгуливает чёртова коза, он больше не ходок. Вот если б не подняли захорон, тогда бы пришлось возвращаться и ночевать.

– Я позвоню дяде Кеше, извинюсь, – сказал он таким тоном, что Колян понял: не позвонит и не извинится.

Через Усть-Далей промчались на всех парах. У сэргэ задерживаться не стали. Колян попытался прогнать совершенно дикие для него мысли о Верхнем и Нижнем мире, которые упорно лезли в голову, но устал. Заснуть тоже не смог и погрузился в думы.

- Колян, а бурят-то тебе привиделся? - напарник прервал блуждание Коляновых мыслей.

- По ходу так. Вытаращил гляделки, грустный такой. А потом исчез. Наверное, это его там закопали.

- Ну ты... тундра. Это ж шаманское захоронение. Пуд серебра да стальных штучек немерено. Мы с тобой рекорд Суслика побьём. Огребём ставки. Да ещё загоним антикварам, а может, даже музейникам. Маман поспособствует. А ты со своим грустным бурятёнком. Да он и рядом не стоял с шаманом. Может, вообще обогатимся. Кхм... кх... Блин. Простыл, что ли.

- Тимоха, а может, бурята вместе с шаманом закопали, чтоб на том свете прислуживал?

- Кхм... это тебе не Египет. И не скифы. Чего ты привязался-то? Раз конские кости, стало быть, воин, то есть взрослый мужик. Если рогатая корона - майбхаши, значит, шаман. С такой кучей серебра могли только самого знаменитого закопать, с седьмого круга.

- Это как? Да не злись, не у каждого маманя - историчка, - попробовал оправдаться Колян.

- Маманя у меня спец по Франции восемнадцатого века. А про бурятов она знает только то, что они здесь до русских жили. А может, и этого не знает, - заржал Тимоха не без обычного ехидства. - На высшем седьмом круге духи даровали шаману возможность шастать по небу, аки посуху. Колдовать. Потом расскажу. А сейчас, помолчим, ладно? Горло дерёт, как будто ежа глотаю. И гарью воняет, сил нет.

Колян на молчанку был согласен. Ещё как! Говорить было трудно, словно к языку груз подвесили. Перед глазами замельтешили чёрные точки, подкатила тошнота. Так всегда начинался приступ дикой головной боли. Он сжал зубы, чтобы не застонать. Потом стал глубоко, с трудом, дышать, но словно ржавая пыль полезла в рот и ноздри.

Только это уже не пыль, а едкий смрадный дым горящей человеческой плоти. Шипение жира мёртвых тел на угольях. Треск прогоревших брёвен. Плач женщин. И горестный, страшный вопль бохолдоя, потерявшего дорогу в любой из миров.

У Тимохи тоже потемнело в глазах. Он глянул на напарника и еле удержал руль.

Рядом сидел полусгнивший покойник.

– Коля-а-ан! – что есть мочи завопил Тимоха, ничего не видя перед собой.

– Тим, ты чё, Тим? – спросил обеспокоенный Колян. – Может, остановимся, отдохнём?

– Да ладно, просто тебя разбудить захотелось, – с облегчением сказал Тимоха. – Сейчас на въезде в Озёрск гайцы стоят. Нечего дрыхнуть.

***

Договорились встретиться с утреца в гараже, почистить добычу и рассортировать стоящие вещи. Но отчего-то не работалось. С трудом разложили вещи по вёдрам - отмокать. Руки противно дрожали, бил сухой кашель. Колян смахивал со лба холодный пот и видел, как мучается Тимоха - у друга из уголков губ постоянно сочилась слюна. Он вытирал рот сначала платком, потом достал из навесного шкафчика полотенце. Трудились молча, разговаривать совсем не хотелось. Но когда Коляна начало выворачивать наизнанку приступами пенистой рвоты, Тимоха сообщил:

- Я смотрел в инете... По ходу, мы попали. В 1911 году там, где копали, на самом деле эпидемия была. Чума, завезли из Монголии и Маньчжурии.

- Так это... столько лет прошло. Вся зараза должна сдохнуть. И потом, металл-то оплавленный. Сожгли покойничка. Нет, не должно быть заразы. Пугаешь?..

- Чего тебя пугать? Прочитал про эту болячку, признаки у неё совсем не такие. Просто... муторно. Не ел ничего со вчерашнего утра. Башка трещит. При гриппе и то легче было...

- Вот и у меня трещит. Ещё тошнит, и слабость навалилась. К врачам нужно, - тихо сказал Колян.

- Выдумал тоже - к врачам. Ещё признайся, что чумное захоронение раскопал. Не очкуй, разберёмся со странностями, - попытался казаться бодрячком Тимоха.

- Ничего себе странности. Похоже, что нас наказали, - перешёл на шёпот Колян.

Тимоха поморщился, но потом спросил вполне серьёзно:

- Колян, ты извини, я над тобой ржал всегда. Но... Никто не чудится? Типа как вчера... парень-бурят? Или твоя Иринка?

- Нет. Как назло. То постоянно перед глазами всякая хрень мельтешит, а сейчас пусто.

- Видения сами к тебе приходят, или ты как-то их вызываешь? - продолжил допытываться Тимоха.

- Ну ты даёшь, - возмутился Колян. - Вызывать ещё. Я где только не лечился, чтоб они исчезли: и в больнице, и у бабок - не помогло.

- Зато сейчас не видишь.

- Не вижу. В голове дырища огромная и мысли дурные. Верхний мир, Срединный, Нижний... Знаешь, Тимоха, я реально чокнуться боюсь.

- Погоди... Что там про миры-то? Подробнее расскажи.

- Не могу словами. Не получится. Глюки какие-то. Зря мы всё это, - Колян показал на мешковину с отмытыми кусочками серебра, - оттуда забрали. Притащили вместе с вещами мёртвых и заразу, и миры эти. Бурят, наверное, предупредить меня хотел, чтобы не трогали. Иринка тоже не хотела, чтобы мы ехали.

- Ну ты даёшь! - обозлился Тимоха. - Сколько такого добра по музеям? Сколько в коллекциях у людей? Что, все с вещичками души покойников возле себя собрали? Тундра, ох, и тундра же ты. Вот зря тебя с собой взял. Это ты виноват. Только ты.

- Почему я?..

- А кто у нас с мертвяками общается? Или ты соврал: и про людей в заброшенной деревне, и про парня возле могильника? А кто меня на то место притащил? Стой, Тимоха, здесь точно что-то есть. Чую, будто затаилось под землёй, - Тимоха передразнил напарника и сердито продолжил: - Ты... ты виноват, и больше никто. Вот думай теперь, что делать.

Колян сжал ладонями голову и сидел, не поднимая глаз на Тимоху, который зашёлся в кашле.

- Из-за тебя, придурка ... недаром с тобой никто общаться не хочет... придётся... всё назад везти... - обтирая розоватую пену с губ и задыхаясь, сказал синий от немощи и злости Тимоха. - Суслику за проигрыш... кто платить будет?.. А поездка... бензин... время... Попал ты... Колян.

- Сколько я тебе должен? - чуть слышно прошептал Колян.

- Нет, ты не придурок... идиот... о деньгах говоришь... когда мы сдохнуть можем...

Удушье и кашель внезапно прекратились, и Тимоха с облегчением присел на корточки. Подождал, прислушиваясь к себе: всё ли в порядке? Потом внушительно объяснил товарищу:

- Понимаешь, тот парень, что к тебе прицепился, застрял между мирами. Никогда не думал, что об этих мистических штучках буду говорить на полном серьёзе. А всё ты... И ты должен либо заставить его отвязаться, либо помочь. Как - думай сам. Я по своим каналам разведаю. В общем, завтра снова в Усть-Далей едем. А сейчас по домам.

- Зачем в Усть-Далей? Отвезти всё, что выкопали?

- Ну... ну не знаю, как с тобой, блаженным, разговаривать. Ты, главное, думай. Попытайся поговорить с этим парнем, со своей Иринкой. Узнай, что буряту нужно. Понадобится вещи увезти - увезём и назад закопаем.

Молча убрали всё, что удалось отмыть, в мешок. Тимоха сокрушённо помотал головой, но засунул его в багажник. Заперев гараж, обмолвился:

- Странно: как решили клад назад везти, так сразу всё и прошло. И головная боль, и кашель.

А Колян промолчал. Он никого не видел: ни подружку детства, ни бурята – но сам знал: ещё ничего не закончилось.

Дома Колян попробовал отлежаться при закрытых шторах. Полумрак всегда ему помогал справиться с хворью. Позвонил Тимоха и пожаловался, что дядя поднял кипиш из-за их внезапного отъезда, позвонил и нажаловался матери, и теперь она ему выносит мозг требованием нового визита с извинениями. Так что всё удачно складывается: они вернут награбленное в могилу, потрындят с дядей и здоровенькими вернутся домой.

- Сынок, далёко собрался? - спросила из свой комнаты мама. - Не забудь: завтра на дачу едем...

- Ладно, - с трудом, словно вспоминая забытое слово чужого языка, ответил Колян.

Будет ли "завтра"? Может, в Верхнем мире нет времени. Вечное лето. На пастбищах овцы жуют траву. Возле юрт на открытом огне варится мясо. Ждёт его Бадарма.

Тимоха всю дорогу трещал, делился познаниями. Слова неприятно стучали в виски. Хотелось просто молчать. Надоел Коляну этот Нижний мир. Всё не так. Душа неспокойна. На Срединный путь уж не вернуться, с этим придётся смириться. Скорее бы решилось: дух-эжен он или новый обитатель небесного улуса. Привязан ли к разрытой могиле или сможет наконец-то войти в юрту, сесть возле очага. А Бадарма подаст круглые чашки с дымящимся чаем, потом протянет блюдо с варёной бараниной.

Машина остановилась на месте копа. Вышли. Тимоха открыл багажник, в котором всю дорогу в мешке бряцали штучки из могилы шамана.

Колян помотал головой - не стоит доставать награбленное - и поманил к песчаным холмикам. И всё молча, будто язык проглотил. "Не-е, правильно, что с ним никто не связывается, - подумал Тимоха. - Ненормальный. Всё это из-за него".

Подошли. Тимоха почему-то задрожал, когда посмотрел на рыжий зев ямы, кучи дёрна, раскиданные конские кости. А Колян спокойно шагнул вниз, улёгся и свернулся калачиком. Что с ним?.. Чокнулся от пережитого, точно чокнулся. Покойника изображает, что ли? И что теперь делать?

- Колян, вылезай. Слышишь? Сумасшедший...

Тимоха метался возле могилы и отчаянно матерился. Но сунуться в яму не мог - словно что-то удерживало. Потом наплевал на свои страхи и спрыгнул. Колян лежал недвижно. Попробовал потрясти - напарник был как каменный.

- Колян, объясни, что ты вытворяешь. Колян... ей-богу, оставлю здесь, если будешь молчать.

Попытался поднять - взвыл от боли под ложечкой и в пояснице. С досады пнул Коляна в бок - чуть ногу не отбил. Валить отсюда нужно, и как можно быстрее. В последний раз тряханул Коляна - всё бесполезно.

- Ну и лежи тут, придурок. Я поехал.

Пошёл к машине не оглядываясь. Связался с психом на свою голову. Теперь проблем не оберёшься. Вот сволочь.

Тимоха со злости не заметил поросшей травой рытвины и ткнулся носом в землю. Поднялся и зашагал дальше. Приедет после визита к дяде домой, анонимно позвонит в полицию по телефону доверия, пусть чокнутым Коляном занимаются, определяют его на принудительное лечение. Если урод сболтнёт про коп, Тимоха будет всё отрицать: никуда не ездил, ничего не знает. Сумасшедший Колян всё выдумал. А если?.. Вдруг Колян того... ласты склеил? Не вынес напряжения? Ну дела... Сначала нужно выбраться отсюда, а потом он решит, что делать. На крайняк мамане признается. Тимоха чихнул. Хотел вздохнуть и не смог. Поднял глаза...

Перед ним колыхалась огромная тень. В мельтешении чёрных мушек угадывались руки с пластами отслаивающейся обугленной плоти. В руках - чаша. Соображение Тимку не покинуло, и он узнал посудину, из которой буряты плещут водку, поминая своих духов и оставляя барисан - жертвенное подношение. Мелькнула мысль: "Точно, помер Колян. Помянуть нужно". Всё-таки удалось набрать в лёгкие воздуха, который показался густым смрадом, и Тимоха бросился прочь.

Выбежал прямо к машине, трясущимися руками открыл дверцу и плюхнулся на сиденье. Еле совладал с ключом, потому что потные пальцы не слушались. С шумом мотора пришло спокойствие. Скорей отсюда. Пусть то кошмарное привидение Коляна забирает. Он виноват. А Тимоха ни при чём... нормальный потому что. Не заметил, как выбрался на шоссе вдоль Усть-Далея. Ничего не понял, когда перед ним вдруг вырос капот Камаза. А после всё закрыла вечная ночь Нижнего мира.

Колян очнулся, с удивлением огляделся и выбрался из ямы. Ничего себе... Как он здесь оказался? Заковылял прочь, ощущая непривычную пустоту. Заблудился он. Но всё равно найдутся люди, они обязательно ему помогут вернуться домой, к маме. Колян уставился в синее-синее небо с нагромождениями облаков и улыбнулся: он разглядел, как Галчи наконец-то подъезжал на белой кобыле к своему улусу, как приветливо горели вечные костры у войлочных юрт, как встречала возлюбленного красавица Бадарма. Значит, дождался он барисана – пролитой крови. Кто-то, наверное, барана в его честь зарезал.