Бедлам

Если кто-то думает, что работа на шахте – это сказка, то нет. Тут у сказки всегда один конец. Ты лежишь остывающим трупом. Вот такое вот счастье работать на шахте.

Джон провел рукой по лбу, чтобы утереть пот. Завалящая привычка из другой жизни, сэр! Металлическая перчатка лишь шкрябнула по металлической маске. А пот, предательски миновав бровь, затек в правый глаз. Защитный костюм, сэр! Завалящий защитный костюм.

После смены Джон наконец вытер пот. Но зачем? В баре его примут любого!

Сэм уже сидел над рюмкой.

- Что-то ты долго, Джон.

- Утирал пот.

- Гадская штука, друг.

- Именно, Сэм!

Тот рассмеялся и хлопнул пятьдесят грамм чего-то. Джон не любил крепкое, поэтому тянул что-то другое. Из высокого стакана с пеной. Шипучее, сэр!

- Сколько тебе осталось?

- Две тысячи пятьдесят два дня! – отчеканил Джон. Каждый на шахте знал сколько ему осталось тут горбатиться. А потом обратно домой. К семье и детям. У Джона было две дочки. Две прекрасные принцессы, сэр!

Вечер тянулся как обычно. Подошел со смены Том. Он весельчак, знаешь ли. Вливает то, что пьет Сэм в то, что пьет Джон. А потом поет веселые песенки. Он мастак их петь, сэр!

- Скачет радужный туман,

Падает капелькой гул,

Радует кожаный стул,

Всех вас обнимет обман!

- Что это? – Джон спросил с недоумением.

- Просто колыбельная. Мне пела такую мама, - Сэм с трудом поднял голову с барной стойки.

А Том не ответил. Он выпил два раза что-то с чем-то и унесся плясать с кем-то невидимым. Джон ему даже немного завидовал.

- Я помню такой стих, - сказал неожиданно Джон.

- Помнишь? – Сэм явно едва удерживал взгляд на друге. – Брось! Все его знают! Слышал его сотни раз! Он мог стать вашим тоже и не стал, его вам было мало или много, должно быть, плохо я стихи писал и вас неправедно просил у Бога.

- Не этот, - поморщился Джон. – Я…

Том подскочил к нему и унес в ритме танца. Том тот еще затейник! Да, сэр!

***

Джон в забое стучал раз за разом клешней. Завалящей правой клешней. Стук-стук, радужный туман. Стук-стук, капелькой гул. Стук-стук, кожаный стул. Стук-стук, обнимет обман.

Он не мог выкинуть эти строчки из головы. Что-то знакомое было во всем этом. Он стучал и стучал завалящей клешней. Пытался вспомнить откуда знает эти слова. Ответа не было. Не в этот раз, сэр!

В баре было тихо. Сегодня из сменившихся пришли только пять человек. Странно. Выпивка ведь бесплатная.

Джон взял, как всегда, в высоком стакане с пеной. Сэм не отставал со своим чем-то. А вот Том сегодня не пил. И был грустным. Будто не Том.

- Знаешь, Джон, воспоминания – они как книги. Возьми две-три, поменяй местами и совсем другой вид. Главное не потерять книжки, не потрепать странички. А то потом захочешь что-то вспомнить, а книжка тю-тю.

Джон посмотрел на Тома с недоверием. Неужели тот начал пить мало, но зеленое? Оно горит так, что и самому не долго сгореть. Завалящим огнем.

- Сколько тебе осталось?

- Двести двадцать девять дней! - бодро отрапортовал Том.

У Джона отлегло от сердца. Те, кто пьет зеленое быстро даже дни забывают.

- Что ты вчера пел?

- Вчера? – Том недоуменно посмотрел на Джона. – А я вчера пел?

- Ага. После первой что-то с чем-то.

- А… - Том подсунул кулак под щеку. – Да так. Одна книга из моей памяти. Старая. Я сдул с нее пыль и спел. А оказалось, что в ней пыли больше, чем памяти.

Джон и Том помолчали.

- Я не буду больше пить, - сказал Том задумчиво.

Сэм подавился своим чем-то.

- Что? Как?

- Вот так! – мрачно воскликнул Том. – Не хочу.

Джона охватило завалящее предчувствие.

Скачет радужный туман,

Падает капелькой гул,

Радует кожаный стул,

Всех вас обнимет обман!

Он опрокинул в себя высокий стакан пенного. Было мало. Джон забрал у Сэма пятьдесят грамм чего-то и выпил их. Стало хорошо. Предчувствие ушло, сэр!

***

Если кто-то думает, что работа на шахте – это сказка, то нет. Тут у сказки всегда один конец. Ты лежишь остывающим трупом.

Но сейчас трупом в защитном костюме лежал Том. Он еще что-то шептал, но Джон не слышал ни слова. Он и без того знал, что это.

Скачет радужный туман,

Падает капелькой гул,

Радует кожаный стул,

Всех вас обнимет обман!

***

С трудом в последний раз вдыхая воздух Том сдул пыль с самой первой книги своей памяти. Она была шершавой и неприятной.

Шесть механических рук. Огромный клюв. Тощее скелетообразное тело. Голова наклоняется то влево, то вправо. Это маятник?

- Эти люди такие жалкие, такие хлипкие, такие глупые!

Шесть скальпелей так и летают, отрезая лишнее. То, чем человек был. То, чем человек может стать. Здесь это все не нужно.

- С этим почти все, сэр! Готовьте следующего, сэр!

Странный шестирукий скелетообразный птиц кромсает меня. А я думаю о том, что память – это книга. И воспоминание об этом существе осядет в моем бедном мозгу. Станет первым, что запомню. Возможно, даже единственным.

Я лежу, не в силах пошевелиться. А он продолжает кромсать меня, вырезая все лишнее. Убирая том за томом книги из моей памяти. Я уже не помню кто я. Я не помню зачем я здесь. Эти тома уже вырезал этот безумный птиц.

Тома… Том… Хорошее имя…

- Люди такие никчемные, сэр!

Скачет радужный туман,

Падает капелькой гул,

Радует кожаный стул,

Всех вас обнимет обман!

Это существо все пело и пело, пока я записывал свой первый том воспоминаний. Первый завалящий том, сэр!