Беги!

Он смотрел на пустое полотно вордовской страницы и не знал с чего начать. Раздражение нарастало по мере истечения времени дедлайна. До полуночи нужно было отправить текст в пять тысяч знаков. Он знал, что писать. Знал, как писать. Знал, почему необходимо уложиться в срок, и все же медлил.

Монотонная и беспросветная жизнь спичрайтера убивала его мозг медленным ядом собственных сочинений. В тридцать лет он чувствовал себя адским злом, запертым в неподвижное тело ненормированного графика тех, для кого он творил свои тексты. Он тлел и разлагался в мрачном замке угрюмого пьянства, но ничего не хотел менять.

Однажды провалившись в колею пустых потребностей, он перестал чувствовать и желать. Вязкая и теплая жижа алкогольного дурмана затягивала все глубже и глубже, маня своей невозможностьюмыслить. Он сделал большой глоток шотландского виски прямо из горлышка и откинулся на спинку кресла.

Экран потух, перейдя в режим ожидания.

Вечер догорал в уходящих минутах еще одного пропащего дня.

Костя закрыл глаза. Он ждал. Рефлекс копил силы, чтобы вырвать из нетрезвого сознания нужные буквы, сложить их в слова, а те – в абзацы, и успеть нажать кнопку «Отправить» до двенадцати часов ночи.

Монитор внезапно ожил: новое письмо. Костя лениво кликнул мышью по сообщению. Экран озарился содержимым почтового ящика.

«У вас одно непрочитанное письмо».

БЕГИ!

Сердце екнуло. Он резко выпрямился. Отправитель был ему незнаком. Костя скопировал адрес и прогнал по всем поисковым программам. Ничего.

Он открыл текстовый редактор и стартанул. Накопившееся раздражение переросло в бешенство фраз. Будто композитор, исполняющий свою лучшую музыку, Костя стучал пальцами по клавиатуре. Страница стремительно наполнялась строчками, складывавшимися в форму правдоподобного бреда.

«Новое письмо», сообщил голосовой помощник, но Костя уже не слышал и не слушал, он жил и творил свою «музыку». Он и так знал, кто и зачем пугает его.

В группе спичрайтеров их было четверо. Он — третий, кто получил подобную угрозу. Два его предшественника перед тем, как исчезнуть, предупредили остальных, скинув письма в закрытый чат. Что с ними случилось дальше, Костя не знал. Все участники чата были анонимами в целях собственной безопасности. Все пришли за хорошими деньгами, которые получали всегда в срок и без задержек.

Он дописал последнее предложение, еще раз пробежался по тексту и отправил по нужному адресу. Затем открыл вновь пришедшее письмо:

БЕГИ!

Его пальцы опять полетели над клавишами.

«Заявление.

Куратор!

Прошу меня уволить в связи с собственной смертью»

Число/Подпись.

Распечатал. Расписался. Аккуратно вложил в конверт. Закинул в дорожную сумку вместе с ноутбуком, потом выкатил из кладовки уже упакованный вещами чемодан, оделся и вышел к ожидающему его у подъезда такси. Нарастающий страх неизвестности гнал его из собственной жизни. Он не хотел умирать лишь потому, что ему прислали письмо. Он не был готов к такому. Он решил сражаться за собственное право быть.

Машина везла его по пустынным улицам родного города в аэропорт. Он сядет на первый из ближайших рейсов и улетит в никуда, где начнет все сначала.

***

Провинциальный городишко. Облезлые дома. Дешевые столовые. Мрачные люди. Идеальное место для неидеальных людей.

Костя заселился в маленькую квартирку напротив здания редакции местной газеты. Тридцать три квадратных метра арендованной им жилплощади представляло собой чистенькое и аккуратненькое дно цивилизации. В настоящий момент жизни это было лучшее место его существования. Накоплений у него было достаточно, чтобы пересидеть в этом захолустье год-другой.

Он решил затеряться в редакционной богадельне местных писак и придумать, наконец, цель, за которую можно будет «держаться» в обозримом будущем.

— Добрый день! Шеф у себя?

— Вы кто?

Глаза дамы, увеличенные толстыми стеклами круглых очков, закрывающих половину лица, подозрительно осматривали высокого парня в дорогом шерстяном пальто. Прямой и уверенный взгляд посетителя ввел женщину-спицу в некоторое смятение. Она сразу поняла, что он не местный, и на всякий случай предложила ему чай.

— Меня зовут Березовский Константин Борисович. Доложите, пожалуйста, шефу, что у меня к нему разговор.

Секретарша молча кивнула и скрылась за старой массивной дверью кабинета своего начальника.

Костя разглядывал висящие на стенах регалии провинциального издательства, когда телефон трелью оповестил его о новом письме. Еще дома он почистил компьютер и удалил все свои почтовые ящики. По приезду купил новый телефон и симку, взамен своего предшественника, утопленного в глубоких водах пятилитровой кастрюли.

— Хорошо, хорошо! Так и передам! — Секретарша пятилась задом, рукой придерживая дверь.— Виталий Александрович не знает, кто вы такой, если...— она растерянно оглядывала пустую приемную в поисках посетителя.

***

Костя нервно собирал только что разложенные вещи. Страх толстым слоем нарастал на первый испуг. Он понимал, за ним следят, с ним играют в какую-то неизвестную игру. Некто, видимо, знал о всех его передвижениях. Очередное письмо, которое он получил в приемной редакции огненным шаром ударило прямо в сердце, которое продолжало ухать и будто молотом бить об ребра, причиняя тупую боль. «БЕГИ!» – это слово опять заняло все его внутреннее пространство.

И он опять бежал. Такси остановилось у железнодорожного вокзала. Костя вынул вещи и через мгновение скрылся в стенах здания, чтобы сесть в первый попавшийся поезд и уехать в еще более глубокое никуда.

***

Под ногами шуршали опавшие листья, еще не успевшие скрыться под первым ноябрьским снегом. Кричали птицы, собирая последних паломников в перелетную стаю. Обтрепанные ветрами, седые облака, в обнимку с грязными тучами, нависали над дряхлой деревней последней затяжной моросью. Замерзшее небо готовило метель к первому снежному танцу.

Костя уже месяц жил на окраине полузаброшенной деревни, главными старожилами которой были дворовые собаки на цепях, да древние старухи. Здесь природа еще сохранила власть над людьми, а время, напротив, не имело никакого значения. Он не доехал до следующего указанного в билете города. Что-то толкнуло его тогда сойти именно тут, на неизвестном полустанке.

Днем он колол дрова, носил воду, стирал, готовил, а вечером наслаждался зрелищем огня, вырывающегося из крохотной топки старой, обмазанной глиной, печки. Да еще пил за трагический финал маленького перед большим и великого перед ничтожным. Затхлый предбанник, отгороженный ситцевой тряпкой в цветочек, разделял крохотное пространство дома. Комната, она же кухня. Железная кровать, стол со стулом, старый сундук и пластиковое кресло. Нехитрый скарб окружали большие темные бревна старого сруба. Он жил в абсолютной глуши, куда продуктовая машина приезжала раз в неделю, и где никому ни до кого не было нужды.

Забытая деревня. Исчезнувшее прошлое. Вышедшая из употребления жизнь.

Костя сел в кресло перед импровизированным камином, налил в граненый стакан виски, положил на колени ноутбук и задумался. Ему хотелось писать. Привычка складывать буквы в слова никуда не делась и с каждым днем все сильнее заставляла его вспомнить, как это, когда мысль соревнуется с телом в бесконечности символов.

На белом листе вордовского файла появилось первое, что пришло в голову:

БЕГИ!

Заросший одичалой ничтожностью, отшельник встал, оделся и вышел на скрипучую полами веранду.

— Хух!— вырвалось из груди.

И Костя побежал. Побежал от воспоминаний, от собственного растерянного тела, от утомленного пьянством разума. Неуверенно перепрыгивая лужи и грязную жижу поздней осени. С каждым следующем броском ноги вперед его темп становился быстрее и тверже. За каждым рваным вздохом следовал решительный выдох. Раз-два. Раз-два-три. Он начал считать, чтобы войти в ритм. И когда дыхание, наконец, соединилось с телом, ноги понесли его в только ему известную свободу.

Морозная ночь провожала его казнённую жизнь тишиной умирающей осени.

***

В старинной библиотеке, за массивным столом, покрытым зеленым сукном, сидел маленький очкарик и, деятельно шевеля губами, аккуратно выводил буквы списка фамилий на гербовой бумаге.

В дверь тихо поскреблись. В рассеянном свете настольной лампы появилась скрюченная тень, принадлежащая фигуре в мантии. Большой капюшон скрывал лицо вошедшего. Тень переместилась к столу, положила конверт с надписью «Куратору» и, безмолвно отползла обратно, исчезнув за дверью библиотеки.

— Ага!— очкарик облизнулся в предвкушении, открыл конверт, ознакомился с содержимым, и с той же сосредоточенностью склонился над списком.

«Березовский Константин Борисович —добежал» — вывел он подрагивающей рукой.