Бегство

«Все будет хорошо,» — так сказала Уве бабка, но он заметил страх на ее смуглом, иссеченном морщинами лице, и ощутил еле заметную дрожь, когда она сжала его ладони в своих.
О нет. Снова это.
«Я Амитола Летящая Высоко!»- объявила она, превратившись с крылатое существо — получеловека, полуптицу. — Призываю духов, чтобы те взглянули на того, кого я привела и решили, достоин ли он ходить среди вас в вашем облике. Прерия, лес и река, скажите ваше слово!"
И никуда не денешься.
Я не боюсь.
Не боюсь.
Существо с головой бизона, волк, будто сплетенный из ветвей, травы и мха, и женщина в венке из водорослей снова пристально смотрели на Уве, читали его, как раскрытую книгу а боль, родившаяся в голове все росла и росла.

Дурак. Сам виноват. Ох, только бы проснуться, прежде чем...

"Достаточно," - мягко шепнула женщина.

Черт, ну что же за...больнобольнобольонобольноБОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНО!..

Уве рывком сел, до хруста стиснув зубы, чтобы не закричать. Сердце колотилось так, словно было готово выскочить из груди. Он в панике оглядел себя, провел ладонями по лицу... нет, это просто сон. Его кожа не отсвечивала серебром, грудь и живот не закрывал будто приросший к телу металлический панцирь, на лбу и щеках не белела боевая раскраска воинов сеанти.
Просто сон. Снова этот треклятый сон.
Уве вздохнул, упал обратно на жесткую койку, и вдруг обратил внимание на убаюкивающее мерное покачивание — за долгие дни плавания оно успело стать совсем незаметным.
Море. С моря все и началось.
Два года назад, когда ему было тринадцать, Уве стоял на нойкастелльском причале и смотрел, как на самом горизонте, блестя в лучах солнца, как по волшебству внезапно появившегося среди серых облаков, из воды поднимается гигантских размеров чудовище. Змей с изогнутыми рогами на голове вспыхивал зеленым и золотым, рвался все выше и выше к небу, но все-таки не достал и рухнул в воду, свивая тело в петли. Уве показалось, что он слышит далекий рев змея и грохот поднятых им волн.
Мальчик широко распахнул глаза и с трудом, но удержался от изумленного возгласа — семья графа Теодора Борга провожала в обратное плавание королевского инспектора, и нарушить церемонию прощания было бы неприлично. Кроме того, судя по улыбающимся лицам родителей и окружающих их чиновников, никто из них змея и не заметил.
Чудовище больше не появлялось, но весь оставшийся час, пока произносили речи и читали молитву, Уве мучился. Что, если оно нападет на корабль инспектора? Такой монстр в два счета разобьет его ударом хвоста. С другой стороны, может, змей ему просто привиделся? Ведь ни отец, ни мать, никто из сопровождающей их свиты и охраны и бровью не повели, хотя смотрели прямо на него. К тому же морские чудовища в этих водах не водятся. Раньше, судя по книгам, на север заплывали кракены, но уже лет шестьдесят здесь не видели ни одного. Им больше по вкусу были теплые южные воды, что омывали берега Асшантии, Сильваны и Ширама...
Но как только королевский инспектор стал подниматься на борт, Уве не вытерпел и, привстав на цыпочки, шепнул отцу, что, кажется, видел в море чудовище. Граф растерянно взглянул на него, а потом его лицо потемнело, брови сошлись на переносице, и Уве понял, что свалял дурака. Надо же было ляпнуть такую глупость!

- Рассказывай, — так же тихо приказал Теодор Борга сыну. — Во всех подробностях. Опиши, что ты видел.
Уве бросил на него удивленный взгляд и стал быстро и сбивчиво пересказывать отцу увиденное. Эльза Борга одернула было его — инспектор как раз взошел на борт и махал рукой графской чете — но Теодор сурово взглянул на нее.
- Это важнее, — сказал он и вновь склонился к сыну. Выслушав Уве до конца, он положил руку на плечо мальчика.
- Корабль инспектора в безопасности, — успокоил граф сына. — Насчет него не бойся.
- На змей может вернуться...
- Он... — начал было Теодор, и запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. — Его здесь и не было. Ты ведь сказал, что змей блестел на солнце, так?
Уве растерянно кивнул.
- Взгляни на небо. Тучи не расходятся со вчерашнего утра. Здесь солнце из-за них не выходило.
- Я не понимаю, — пробормотал он. — Я же ясно видел...
- Уве, Тео, прекратите немедленно! — сердитым шепотом вмешалась графиня. — Господин Шнайдер смотрит!
Как только корабль инспектора отошел достаточно далеко от берега, Теодор Борга подозвал секретаря и приказал отменить все назначенные на день совещания и встречи. По дороге во дворец он молчал и хмурился, глядя в окно экипажа. Уве не лез с вопросами — он знал, что если отец захочет рассказать ему что-то, то расскажет — когда сам будет готов. Наконец, когда графиня заметила, что муж какой-то мрачный и за все время поездки не произнес ни слова, тот глубоко вздохнул и сказал:
- У Уве открылся дар.
Эльза Борга вскинула брови.
- Что, прости?
- Дар? — переспросил мальчик.
- Дар, как у моей матери. Тот, что в Новой Северной Земле называют видением.
- О Боже милостивый, — сказала графиня.

Ночью, лежа в постели, Уве никак не мог уснуть. Родители поссорились, а он ненавидел, когда такое случалось. От огорчения он даже не мог толком сосредоточиться на случившемся днем на причале и том, что рассказал в экипаже отец.
Уве понял, что змея в море на самом деле не было — вернее, был, но в море другого мира, мира духов. Тех, с кем могла общаться его бабка Амитола, тех, кого Церковь считала бесами и прислужниками Дьявола. В семье Уве такого мнения не придерживались — отец (как и его отец, Рикерт) верил, что духи и их мир были также созданы Богом, — но неоднократно предупреждал и жену, и сына, что безопаснее будет о таких вещах не говорить при посторонних.
Люди, у которых открывался такой дар, могли видеть пришедших в мир людей духов, и сами посещать их мир — если их обучал этому более опытный видящий.
- Но если оставить все как есть, — мрачно сказал граф Борга, — то, как рассказывала мать, человек, сам того не замечая, начинает притягивать духов к себе, и при этом не знает, как с ними справиться.
- Но здесь не бывает никаких духов, — взволнованно проговорила его жена, заламывая руки. — Амитола же сама говорила, я помню! Они не терпят железа, а в Нойкастелле его так много...
- А еще она говорила, что для не развивающего свой дар человека наш мир и мир духов начинают сливаться, и в конце концов бедняга сходит с ума.
- Но... может... может, все еще обойдется... может... Я никуда его не отпущу! — крикнула она и залилась слезами.
- Эльза...
- Ему всего тринадцать, Тео! Ты хочешь отправить его одного на другой край света!..
- Эльза, дорогая...
- Через эту ужасную прерию... одного! Тео, там волки... койоты... а если на моего мальчика нападут кочевники?
- В одиночку Уве никуда не поедет. Я приставлю к нему солдат. И Альберт, конечно, тоже...
- Я никуда его не отпущу!
У Уве, все это время тихо сидевшего в кресле в углу отцовского кабинета, разболелась голова. Он встал и выскользнул в коридор.
Целый час он бесцельно бродил по парку, пытаясь переварить все, что произошло за день, а когда вернулся и направлялся мимо отцовского кабинета в свою комнату, услышал, как родители все еще спорят и кричат друг на друга.
Отец настаивал, что Уве должен поехать в деревню сеанти и обучиться там искуcству видящего, иначе ему грозит безумие. Мать боялась, что по дороге его съедят дикие звери или убьют кочевники. Уве вздохнул. Если бы родители поинтересовались его мнением, он сказал бы, что поедет. Он читал о племени своей бабки и их деревне далеко на востоке, и иногда думал, какого бы было отправиться туда. С другой стороны, Уве был готов целый год безвылазно просидеть во дворце, лишь бы родители перестали ругаться.
Лежа без сна в залитой лунным светом комнате, мальчик пытался представить, как сейчас выглядит Амитола. В галереях дворца висел лишь один ее портрет, и с него смотрела смуглая темноволосая женщина лет тридцати с небольшим в черном с серебром платье, с большими карими глазами и мягкой, чуть грустной улыбкой. Сейчас ей должно было быть уже за шестьдесят. Уве никогда не видел ни ее, ни своего деда. До его смерти Амитола жила в Нойкастелле (впрочем, она часто навещала свое племя, так что ее даже в шутку прозвали «графиня, которой нет»), а после того, как Рикерт Борга упокоился с миром, Амитола окончательно оставила земли короны и вернулась в свою деревню.
Отец рассказывал, что она никогда не чувствовала себя в городе по-настоящему своей. Когда солдаты карательного корпуса вернулись в Нойкастелль и рассказали, как Амитола, тогда еще семнадцатилетняя девчонка, спасла их жизни, уговорив разгневанных духов («бесов», говорили они) пощадить остатки отряда, люди стали считать ее чуть ли не посланницей Божьей — но всего несколькими неделями ранее они же проклинали Амитолу, называли ее ведьмой и убийцей. Когда она приехала в Нойкастелль, чтобы стать женой графа Рикерта Борга, его сестра, Блюстительница веры Ингерта, опустив взгляд, смиренно просила у нее прощения. Амитола простила Блюстительницу, но не забыла, как та пытала ее, чтобы выбить признание в колдовстве, а увидев, что пытками своего может не добиться, выманила признание хитростью...

Родители продолжили спорить и ссориться и на следующий день, а затем проблема решилась сама собой. Уве был в гимнастическом зале, тренировался в фехтовании с Альбертом, когда вдруг у него стало двоиться в глазах, накатила тошнота, а потом обшитые деревом стены зала задрожали и стали таять. Уве внезапно обнаружил себя посреди продуваемой ледяным ветром пустоши; под ногами из влажной земли тянулись вверх пучки бурой травы и странного вида черные цветы, над головой нависло серое небо. Вокруг громоздились покрытые скользким на вид мхом каменные валуны.
Уве вскрикнул от неожиданности и испуга.
Гимнастический зал возник вокруг него и тут же исчез снова. Он опять стоял посреди тоскливой пустоши.
Секунду спустя грудь обожгло болью; мальчик снова вскрикнул и попятился.
- Господин Уве! — раздался откуда-то потрясенный голос слуги.
Обшитые деревом стены будто выросли из-под земли, ледяной ветер унялся. Он снова стоял посреди зала, его рубашка была распорота, а на груди наливалась кровью неглубокая, но длинная царапина.
- Господин Уве, — повторил Альберт, протягивая ему платок. — Бога ради, что с вами? Почему вы не защищались? Я еле успел остановить удар...
- Я не знаю, — потрясенно проговорил он. — Кажется, я видел... то есть, я был в...
- Это же обычный траверсо, — не унимался слуга. — Вы отбиваете такие с закрытыми глазами! Вам плохо, господин Уве?
Он глубоко вздохнул и взял себя в руки.
- Прости, Альберт. Кажется, я видел... я... я растерялся. Сейчас все в порядке. Давай продолжим.
- Ни в коем случае, — твердо возразил тот и заставил Уве отдать шпагу. — Его милость уже ввел меня в курс дела касательно вашего... состояния. Нужно немедленно сообщить ему о том, что произошло. Пойдемте, господин Уве.
Увидев сына, прижимающего к груди окровавленный платок, графиня Борга испуганно вскрикнула и бросилась к нему. Теодор, выслушав рассказ слуги, не сказал ни слова и лишь выразительно поглядел на жену...

Первое время путь через прерию шел без приключений. Небольшой отряд — сам Уве, Альберт и десяток солдат графской стражи — двигался на восток, на ночь останавливаясь в фортах. Несколько раз прерия начинала плыть и двоиться у него перед глазами, и мальчику казалось, что небо над головой становится чуть более глубоким и ясным, трава вокруг — чуть сочней и выше; голову кружили странные запахи. Однажды ему показалось, что в синеве над ними пролетело существо, похожее на огромную летучую мышь, но рассмотреть его Уве не успел. Он начал было думать, что может привыкнуть к подобным погружениям в мир духов, и что все не так уж страшно, как описывал отец, пока в один прекрасный день, во время короткой остановки, на отряд не напали. Наклонившийся было над своим мешком солдат вдруг со сдавленным возгласом повалился вперед, как если бы его кто-то толкнул. Остальные рассмеялись, кто-то выдал шутку о его неуклюжести, но солдат не поднимался; он хрипел, хватая воздух у своей шеи, бил ногами. Одна из лошадей громко заржала, почти закричала, будто от боли, встала на дыбы, и по ее шее побежали струйки темной крови.
Солдаты растерянно завертели головами, некоторые обнажили клинки, поспешно подняли мушкеты, но нападавшие, если они были, не показывались, только волновалась трава вокруг, будто в ней кто-то шнырял, захлебывался хрипом сбитый с ног бедолага и испуганно ржали кони.
- Господин Уве, в экипаж! — приказал Альберт. Он выхватил свою шпагу и настороженно озирался, прикрывая собой мальчика. — Вы там, не стойте столбом! Быстро в круг! Защищайте молодого господина!
Но Уве застыл на месте, широко раскрыв глаза. На спине беснующегося коня прямо из воздуха возник — или он был здесь все это время, просто мальчик разглядел его только сейчас? — безобразный карлик с серо-зеленой пятнистой кожей, с огромной головой и длинным мясистым носом; он чем-то напоминал гоблинов из сказок, которые Уве читал в детстве. Карлик хихикал, впившись когтистыми лапами в холку коня. Другой оседлал задыхающегося солдата; повизгивая и рыча, гоблин обхватил его шею и сдавливал, сдавливал, старался задушить.
- Господин Уве! — слуга дернул его за плечо.
- Это гоблины! — крикнул он, сбросив оцепенение — Альберт, это гоблины... то есть духи... вон там!..
"Он же их не видит.«
Уве метнулся к одному из солдат, что все еще стоял в растерянности, выхватил саблю из ножен у того на поясе, и, подскочив к карлику, огрел его по остроухой, покрытой шишками голове. Удар пришелся плашмя, но дух взвыл, словно от непереносимой боли, и скатился со своей жертвы. Солдат с хрипом втянул в себя воздух и принялся громко, надрывно кашлять, а гоблин стал отползать прочь, глядя на Уве с ненавистью и страхом.
Второй карлик оставил коня и спрыгнул на землю. Казалось, он колеблется, не зная, нападать ему или спасаться бегством. Он скалил зубы, переминался с ноги на ногу, а потом Альберт снова схватил мальчика, потянул назад, к себе за спину, и Уве уже из-за его плеча увидел, как гоблин прыгает прямо на слугу, выставив скрюченные пальцы.
- Бей! — отчаянно закричал он, и Альберт, хоть и не видя нападавшего, заученным жестом черкнул шпагой. Дух хрюкнул, судорожно взмахнул лапами, и врезался в Альберта, сбив его с ног. Через секунду тот вскочил, готовый к бою, снова выставил вперед клинок, но карлик остался валяться на земле. Он несколько раз вздрогнул и вдруг растаял, исчез облачком серебряных искр.
- Бесова мать! Господин Уве, вы целы?
- Я в порядке. Альберт, он тебя не ра...
- Тогда будьте так любезны, сделайте мне одолжение и убирайтесь! в треклятый! экипаж!
Мальчик подчинился. Он-то видел, что бой окончен — трава вокруг стоянки уже не волновалась, слышался удаляющийся топот множества ног и злобное повизгивание. Карлики, сколько бы их ни было, бежали.
Уве опустился на сидение, закрыл глаза и попытался выровнять дыхание и унять пробирающую его с головы до ног дрожь. Снаружи слышались громкие голоса и конское ржание. Через некоторое время дверь открылась, слуга уселся напротив него и экипаж тронулся.
- Господин Уве?
- Да, Альберт?
- Хочу принести свои извинения за то, что повысил на вас голос.
- Ничего страшного, Альберт, — ответил он, не открывая глаз.
- Кроме того, как я понимаю, вы спасли жизнь мне и Отто, так что искренне вам благодарен.
- Это тот солдат, на которого напал гоблин?
- Отто говорит, что его кто-то сбил с ног, придавил к земле и пытался задушить. Как эта тварь выглядела, похоже, вам лучше знать, — сказал Альберт.
Уве кивнул. Потом отвернулся к окну и больше в тот день не произнес ни слова.

С наступлением темноты они прибыли в очередной форт, а ночью Уве тихонько выскользнул из казармы, в которой заночевал их отряд. Придерживая висящую на плече сумку и стараясь не шуметь, он прокрался к коновязи и в нерешительности замер, будто прикидывая, какую лошадь выбрать...
- Очень неблагоразумно, господин Уве.
Он резко обернулся. Альберт стоял в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди.
- Я прошу прощения, но какого беса вы творите?
Мальчик промолчал.
- Господин Уве, — сказал слуга, устало покачав головой.- Днем вы вели себя отважно и разумно. Не потерять голову, вспомнить, что эти существа боятся металла... поступок не молокососа, но мужчины. Сейчас же вы, уж извините, ведете себя именно что как взбалмошный молокосос. Допустим, вам удалось бы оседлать одного из коней и не поднять при этом шум. Допустим, вам удалось бы даже покинуть форт, караульные не посмели бы ослушаться вашего приказа открыть ворота. А как только бы вы уехали, они тут же сообщили бы об этом коменданту и мне. Об этом вы не подумали?
- Альберт, я...
- Далее. Не думаю, что произошедшее днем напугало вас и вы решили сбежать в Нойкастелль, ведь так?
Уве мотнул головой.
- Следовательно, вы хотели отправиться к сеанти. Думаю, вы и карту захватили. Тогда не могли бы вы объяснить мне, господин Уве, какого дьявола вам сбегать посреди ночи, если утром мы и так отправляемся туда?
- Ты и сам знаешь, — угрюмо ответил он. — Если отец тебе рассказал, что со мной происходит, ты сам знаешь.
Слуга приподнял брови в вежливом недоумении.
- Духи проникли в наш мир из-за меня. Я их притягиваю. Из-за меня они чуть не убили тебя и Отто. Дальше я поеду один, Альберт.
- Я так не думаю.
- Не смейте следовать за мной. Это приказ! — с вызовом сказал Уве.
- У меня приказ Его милости обеспечивать вашу безопасность, и я намерен его исполнить, — возразил Альберт. — И, если вы не заметили, солдаты графской стражи едут с нами с той же целью. Рисковать жизнью ради вас — их работа. Его милость поручил нам охранять вас, а вам — добраться до деревни вашей бабки и научиться у нее... чему вы там должны научиться. Так что давайте каждый из нас будет делать то, о чем просил ваш отец, и не усложнять другим жизнь.
- Альберт...
- Кроме того, господин Уве, посмотрите на это так — если мы поедем вместе и подвергнемся новому нападению, то благодаря вашему дару шанс на выживание у меня имеется. А если я отпущу вас одного, то могу сказать вам абсолютно точно, что ваша матушка оторвет мне голову и насадит ее на пику. Я не для того прожил почти пятьдесят лет и отслужил двадцать из них в Третьем полку королевских улан, чтобы мне оторвала голову женщина, будь она хоть самой графиней Борга.
Уве поднял голову и увидел, что слуга улыбается.
- Так что господин Уве, сделайте-ка нам всем одолжение и идите спать. — заключил Альберт, повернулся и зашагал к казарме. И невольно улыбнувшись сам, мальчик последовал за ним.

Уве хотелось бы помнить год с лишним, проведенный в деревне сеанти, чуть лучше — свою первую встречу с Амитолой, истории племени, которые она рассказывала ему по вечерам при свете костра, вылазки в лес с Ало и Шайеной, его троюродными братом и сестрой, которые научили Уве языку сеанти; вечера, когда он лежал в траве на берегу тихо текущей реки и смотрел, как заходит солнце, а бескрайнее небо над прерией горит красным и оранжевым, потом подергивается серой пепельной дымкой и медленно угасает; шумный веселый праздник Высокой Луны, когда сеанти всю ночь танцевали и пели на площади перед домом вождя. Хотелось бы помнить чуть лучше, как бабка вместе с Моки, деревенским видящим, обучали его искусству перехода в мир духов, Хаоку, черного лиса, с которым он подружился на той стороне («Кэтэри была так счастлива, когда Тот, Кто Далеко вернул его,» — улыбаясь, говорила Амитола. — «Хаока, правда, потерял почти все воспоминания, поначалу не узнавал ее. Но Кэтэри было все равно...»), свой ритуал дарования тайного имени. Но на все эти воспоминания холодной липкой пеленой наползал слепой ужас, они бледнели и таяли в нем, и оставались только склонившиеся над мальчиком тени Ийнана, Тиасы и Селу, и боль, боль, боль...
Амитола просила его не проходить посвящение. Говорила, что в землях блеклых людей духи не показываются, что Уве прошел обучение и больше не будет непроизвольно соскальзывать в их мир, что ему ни к чему новый облик. Предупреждала, что хоть он и готов к церемонии, она будет мучительной и болезненной. Уве упрямился и не слушал. За время, проведенное у сеанти, он вытянулся и загорел, чувствовал себя живым и сильным, как никогда раньше, чувствовал, что ему все по плечу. Бабка сдалась, и случилось то, что случилось. Уве Две Души предстал перед духами, был признан достойным ходить среди них и получил новое тело, а потом несколько дней был тихий и бледный, как призрак, не отвечал, когда с ним заговаривали, а прядь черных волос, что постоянно падала ему на лоб, теряла цвет, пока не стала совсем белой.
Он провел к деревне еще с месяц, но больше ни разу не посещал мир духов — при одной мысли об этом на Уве накатывала волна ужаса, горло стягивало невидимое стальное кольцо, сердце начинало бешено стучать, — и даже спустя почти год после возвращения домой его преследовали кошмары.
Как сейчас.
Уве еще с минуту лежал неподвижно, слушая плеск воды за бортом и крики чаек, потом встал и принялся одеваться. Как только он закончил, в дверь каюты постучали.
- Господин Уве, — позвал Альберт. — Леония уже близко