Белая голубка несущая тьму

- Не бойся. – Моркл присел на корточки у скрюченной, дрожащей, истерзанной женской фигуры у стены и протянул ей руку ладонью вверх. – Я не обижу. Пойдём.

Женщина крупно вздрогнула и сделала движение от него, будто надеялась, что стена её поглотит и перенесёт в другой, более гостеприимный мир.

- Пойдём. Не смотри. – медленно прикоснулся к плечу женщины и, потянул за собой вставая боком, загораживая от вида противоположной стены, по которой стекала кровь убитого стражника, что пытался бежать потайными проходами прихватив с собой, судя по некогда приличному платью, одну из служанок жены местного вельможи.

Неожиданно женщина оказалась довольно высокой. Она встала, но не делала попыток убежать или даже закричать. Только тряслась и рвано дышала. С тоненьким хрипом, говорящим о покалеченных рёбрах. Как она выжила можно было только догадываться. Да и догадываться не надо. Твари, что захватили замок, не жалели ни стариков, ни женщин, ни детей.

Они пришли из-за хребта Северных гор. Впервые народ с Севера Моркл увидел два десятка лет назад. Тогда, еще мальчишкой, он с восхищением бежал за отрядом воинов. Они вереницей, по три всадника, неторопливо проскакали через их поселение. Кафтаны на них отражали облака, гибкие, светлокожие, на коренастых мохнатых лошадках. Они казались светлыми Всадниками Небес, что несут радость. Красивые.

- Нрик. Нрик. – гулким эхом разнёсся по мёртвому замку голос Моркла. – Найди что накинуть женщине. Не нужно ей позора больше, чем она вынесла. – сказал он подошедшему соратнику. А сам, всё так же прикрывая от самых кровавых мест, повёл женщину в ближайшую комнату. Усадил в стоящее в углу кресло. Бегать за выжившей не хотелось, а побежать она могла. Когда страшно делаешь глупые поступки.

Появившийся Нрик с ворохом одежды нарушил тишину склепа, в который превратился некогда звонкий детскими голосами дом.

- Надень что-нибудь и пойдём, – он взял одежду у Нрика и положил на пол у женских ног.

- Спасибо. – женщина медленно наклонилась, выбрала тёмный кафтан, всё так же согнувшись, натянула его на себя, трясущимися пальцами завязала тесёмки, закрыв своё тело до самого подбородка. Подняла к нему опухшее от побоев лицо и не смотря в глаза снова тихо поблагодарила, приложив к груди правую, с вывернутым мизинцем и порезах кисть.

– Пойдём. Только накинь на голову ещё что-нибудь. Не надо смотреть. –Моркл, опять взял женщину за плечо и повёл из дома. Обходя валяющиеся везде, трупы вывел женщину за замковые ворота и передал знахаркам. Война никого не щадит. Даже тем, кто должен жизнь дарить, рожая детей, приходится её дарить, вытаскивая из лап смерти мужчин. А сам вернулся в замок. Нужно собрать погибших. Рубить часть сада для костра. Предать огню мёртвых. Копать могилы – тратить силы, оставлять на воздухе подвергать опасности живых. Перетаскивая и укладывая в огромную поленницу и сородичей и детей Севера, предварительно снимая с них металлические латы, что когда-то давно, в глазах мальчика, отражали облака. Семью вельможи всё же решили похоронить в родовом склепе, за садом. Их нашли в подвалах под замком, замученных. Воинов, что защищали эти земли, захватчики разрубали и бросали в мимо бегущую реку, для устрашения тех, кто живёт ниже по течению. Тяжёлый день. Тяжёлая ночь. И жадный огонь, одинаково пожиравший как своих, так и чужих.

Их отряд задержится здесь ненадолго, до времени, как подойдёт отряд, что займёт этот замок под гарнизон. А Моркл и его небольшой по меркам регулярной армии, отряд, пойдёт в тылы. Отдохнуть, подкрепится, восстановить силы. И снова на границу. Давить врага, что лишил его детства. Лишил отца и мать. Заставил выживать. Сделал его тем, чьё имя на слуху у Северян. Наёмник. Хитрый, жестокий, изворотливый. Тварь невежественная по их мнению. Таким он и был. С одним отличием – он не убивал детей и женщин. Низко для мужчины силу показывать на тех, кто слабее. Так учил отец, так учила мать. О том напоминала тётка, кто одна из немногих смогли убежать и спрятаться в лесах, когда через несколько месяцев всадники на мохнатых лошадка и сверкающих одеждах не остановились в их поселении на ночлег. Всадники, пили и ели, пользуясь гостеприимством жителей, платили за постой золотой монетой. А ночью жгли и убивали, показав своё истинное лицо с оскалом смерти.

Память Моркла сегодня была щедра на воспоминания, виной тому близость гор или женщина, напоминавшая жеребёнка, впервые вставшего на тонкие ножки.

Утро не спрашивает разрешения, оно наступает с неумолимо и дерзко. Светлая полоска неба окрасилась в розовый цвет, насмехаясь над чёрным дымом погребального костра, что всё ещё чадил за высокими стенами замка. В воздухе расцвели птичьи песни. Лес жил. Сменившиеся дозорные тихо говорили у костров, перекусывая оставшейся от ужина кашей перед заслуженным сном. Моркл лежал у палатки, не открывал глаза, прислушивался к сопению, что выбивался из привычного утреннего шума. Он полежал ещё немного, открыл глаза и резко подскочил, крепче сжал рукоять кинжала. И замер. Недалеко от него, свернувшись калачиком, крепко спала спасённая им женщина. Моркл кашлянул, решил, что если подойдёт и тронет её, то напугает. Кашлянул громче. Спящая открыла глаза, увидела Моркла, попыталась встать, но со стоном повалилась на бок.

Прибежавшая на шум знахарка, причитая о «безмозглых, хоть и воспитанных, не давших доспать», помогла той сесть, влила целебного отвара и пошла в сторону палатки с ранеными.

- Ты зачем сюда приползла? – Моркл смотрел на тонкую, немного угловатую, фигурку женщины, всё больше находя в ней сходства с неуклюжим новорожденным жеребёнком.

- Мне страшно. Не могла уснуть. Там стоны... Страшно... – глаза незнакомки наполнились слезами. – Можно я побуду возле вас?

- Как тебя зовут? Где родные живут?

– Я – Тоэна, Тоэ. Нет никого. Мама была старшей горничной у госпожи. Папа погиб ещё несколько лет назад. Я одна... Теперь... – по лицу молодой женщины потекла слеза. Тихо. Без всхлипов и стонов. Такие слёзы всегда пронзительней для видящего их. – А куда же мне теперь? ...

Моркл видел как меняются эмоции на лице у собеседницы, как она ещё больше бледнеет, в глазах появляется паника от неизвестности. Он не привык успокаивать, не привык решать проблемы женщин. Он их не обижал, заботился только о тётке, но она же родня. А о чужих... Чужим он платил чистой монетой. Он, конечно, думал, что рано или поздно он захочет осесть, присмотрит себе симпатичную девицу, женится на ней оставить после себя сына. Но когда это будет? А здесь сидит, не юная, кстати, возможно она была замужем, всплыла мысль, заставившая ещё больше нахмурить брови. И он сразу её озвучил.

– Был... Жених. Сгорел сегодня ночью в погребальном огне. – она обняла себя за плечи. Суконное платье с чужого плеча делало её ещё более беззащитной. – Кому я теперь нужна?

– Все кому-то нужны. И тебя посетит радость. Иди, помоги лучше женщинам, сейчас лишние руки не будут.

Она встала и пошла. Мелькала по всему лагерю её высокая, худая фигура. Он решал насущные вопросы. Стабильно. Привычно.

А ночью она пришла к нему в палатку.

Она не кралась, шаги её были уверенными, хоть тихими. Встала у входа, скинула с себя косынку. Волосы её были влажными, да и платье местами прилипало к телу. По запаху трав понятно, что не в реке плавала, в знахарской палатке обмывалась. Он не успел ничего ей сказать, выгнать.

– Помоги забыть. Знаю – не нужная я тебе, господин. Знаю – прогонишь. Но не сейчас... Дай возможность надеяться.

Что-то в её речи, предлагающим словами, было манкое. Властное. Будто не просила, а великой милостью дарила ему ценный подарок. И он не отказал. Ни ей, ни себе. А утром она ушла. Чтобы ночью снова стоять в его палатке. Но уже не предлагать. А брать. Его мужское желание. Грубую страсть. И дарить свою отчаянную ласку.

И так каждую ночь. А днём тихой тенью успевала делать работу со знахарками, подать ему горячую еду, даже если он задерживался к общей трапезе. Готовила ароматный отвар, которым обтирала ему тело после тяжёлого дня. Постепенно становясь привычной. И нужной.

Армия подошла через две недели. Его люди предвкушали скорый отдых и встречи с семьями. Да и он сам был полон надежд на будущее. Уже утром, когда Тоэна собиралась выскочить из палатки, он её остановил и сказал, что она будет с ним. Не походной девкой. По закону. И в груди его расцёл огненный цветок гордости, когда увидел в её глазах радость, а на щеках проступивший румянец смущения. Она выпорхнула из палатки бабочкой, лёгкой и беззаботной. А он думал, что принял правильное решение. Знахарки говорят талантливая, будет с собой брать. А затяготеет, с уже старенькой тёткой дом будет беречь, детей его растить. Он на хорошем счету, чин имеет, хоть и, как думают многие, наёмником бегает, а там... А там отобьют амбиции у ледышек северных и мирно старость встретит. В уважении и стабильности.

Отряд Моркла собирался бы за сутки, но он сам должен передать информацию командующему, показать тайные тропы и засады, что оборудовал на местности за время прибывания. А на утренней заре, по завету предков прибывшим с армией шаманом связал жизни. Свою и Тоэны. Слово он своё держал.

Об одном только попросила его Тоэна, перед ритуалом сходить к пепелищу и побыть немного там, попрощаться с прошлым. Он исполнил её желание. Проводил и стоял рядом, безмолвно показывая, что она в безопасности.

А Тоэна... Тоэна стояла у пепелища. Прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Запах пепла нарушала вонь горелого мяса, тлена и страха. Мёртвое место, так назвал это место варвар. Да. Она сама его таким сделала. Беглянка из разрушенных селений, имеющая в имуществе клетку и несколько белых голубей, что так приглянулись дочери хозяина замка. Им сделали дом. А ей выделили коморку на кухне, оказали великую милость стать служанкой. Она вспоминала, как стала «своей». Как помогала госпоже с детьми, перевязывала раненых, пришедших с застав. А спустя время, как варила отвары, помогая на кухне тощей, черноглазой степнячке, как люди сходили с ума, от галлюцинаций, что пили их. Как страх, подпитываемый суевериями, разъедал обитателей, как они сами себя убивали. Страх. Враг слабаков. Помощник хитрых.

Тоэна передёрнула плечом, чуть ссутулилась, повернулась к тому, кто стал занозой для воинов её народа. Тому, кого уважали за принципы, хитрость и беспощадность. Тому, чью голову хочет видеть у своих ног Господин Севера. К тому, кто станет погибелью своего народа.

– Господин? – Моркл подошёл к ней, ласково провёл по спине, притянул к своей груди.– Вы не знаете, птицы живы, любимые белые голуби маленькой госпожи? Можно навещу? Они там, в саду, там их домик.

– Пошли, они не заперты, но не улетают. – он пошёл первым, она за ним, он видел, как она стискивает тонкие пальчики на чужой шали.

В левой части сада стоял домик на сваях, на крыше сидели пять белых голубей, и пели птицы. Замри и услышишь детский смех. Здесь не было горя.

– Пока мы здесь, взять что-то из твоей комнаты, что сохранилось?

– Если ты не будешь против, в память о девочке, можно я заберу её голубей? Они ручные и погибнут без ласки. В конюшне была клетка. Иногда их брали с собой. Ты разрешишь?

Моркл не хотел, но пусть, начинать новую жизнь нужно с хорошего. Тем более просьба говорила о его будущей жене, как о добросердечной. Пусть будет. И он пошёл за клеткой, оставляя будущую супругу улыбаться своим мыслям.

Тоэна поднялась по ступенькам лесенки, протянула руку, на которую сразу же сели птицы, нежно погладила их по головкам. К лапке одной привязала кусочек голубой ленточки, оторванной от той, что вплетена была в её волосы, и подтолкнула вверх. Как в тот день, когда дала знак, что в предрассветном часу ворота будут открыты.

Тэона брезгливо скривила губы. Трусы. Они сами убивали своих детей, лишь бы те не попали в плен. Опоенные ядом мужчины были легкой добычей для воинов Севера, а женщины - наградой за долгое ожидание. Её не волновали крики, стоны. Они лишь шум пера по пергаменту при начертании истории. Истории достижения великой цели покорения всех частей света великим народом Севера. И её имя Тониэнери – кёгёрчен*, под личиной Тоэны, дочери и наследницы дома полководца и советника Великого Властелина Севера Стуната Сэрэдта, уже вписано в неё.

Моркл вернулся быстро, лишь подходя замедлил шаг, чужой в закатных лучах, показалась ему высокая, темноволосая женщина. Но вот она повернулась к нему, улыбнулась скромно и медленно протянула в его сторону руку с сидящими на ней четырьмя голубками.

– А где пятая? – он открыл дверцу клетки.

– Она испугалась. Полетает и вернётся к сёстрам. Они умные. – и Тоэна осторожно посадила птиц на жёрдочки. – Я попрощалась. Теперь я готова идти дальше. – и прикоснулась в благодарном поцелуе его щеке.

Моркл ехал впереди обоза. В путь они тронулись, когда солнце уже близилось к своему зениту. Его, уже жена ехала на повозке с знахарками, смущалась от шуток спутниц и смешков возничих. А рядом с ней стояла клетка с пятью белыми голубками. Как и говорила его жена, пятая прилетела утром, с повязанной на лапке зелёной ленточкой, но только этого Моркл не знал и счастливый блеск глаз и улыбку считал своей заслугой и наградой.