Образцов бухáл третью неделю к ряду. Бухáл непрерывно и самозабвенно. Бухáть имело смысл, ибо смысл жизни перестал иметь место. Ушла к другому любимая жена Маринка, Незабудочка. Ушла Борискина благоверница резко, одним днём, собрала вещички и оставила горемыку-рогоносца одного в четырёх стенах. Сбежала навсегда.
Загоревал Борис, запил, бросил работу, закрылся в опустевшей хрущобе, а мобильник разбил об стену. От злости и с горя.
Приходил в себя лишенец ровно на столько, чтобы дойти до алкомаркета и запастись новой порцией обезболивающего яда. Еды толком не ел, схуднул, почернел глазами, провонял сам и пропитал алкогольным выхлопом обезжизненную квартиру.
К исходу третьей недели пришла Белочка. Белочка пришла в образе тёщи, Тамары Леонидовны. Нависла в темноте ночи крыльями шерстяной шáли, а в руках — туфля с каблуком. Нависла над Борькой, и громогласным речитативом вопрошает:
— Куда ты, пропойца, туфель подевал?
— Изыы-ы-ди вее-е-дьма! — вязко мычал Образцов, то ли сквозь сон, то ли от неспособности полноценно выдохнуть.
— Верни лабутен, гнида! — громыхала эхом, жуткая ночная птица с шерстяными крыльями и перекошенной от гнева физиономией.
Лабутены Борис Анатольевич в жизни не видел, Маринке-незабудочке не дарил, а тёща, карга старая, каблука не носила и денег на дорогую обувь не имела. Была вдóва.
Нереальность события немного успокоила забулдыгу, всё-таки Белочка чуть более надёжная спутница, чем бывшая свойственница, укатавшая мужа до срока. Сознание Бориса сбежало в иную фазу сна, и он благостно захрапел.
Когда отработавший этанол лишил бедолагу забытья, а болезненное похмелье заставило подняться в очередной поход за водярой, пришло понимание, что с головой — беда.
— Может пивка сегодня покушать? Почиститься?! — шевелилась одинокая похмельная мысль. — Тараньки прикупить, или краснопёрки пожирнее?!
Покидая, в судорогах похмельного озноба, зловонное жилище, Борис обнаружил записку, пришпиленную под косяк входной двери. Отправитель наверняка знал, что рано или поздно адресат выползет из логова, а когда будет трясущимися руками тыкать в направлении замочной скважины, чтобы прикрыть на замок холостяцкий срам — найдёт послание.
«Боренька, мы никак не можем найти красный туфель. Поищи пожалуйста и набери Маринку. Мама». — гласила записка.
— Чего? Мама?.. Боренька? — брызнул густой обезвоженной слюной Образцов. — Да пошла ты, тупая корова… — скомкал записку, замахнулся выкинуть, но постеснялся соседей, засунул в карман джинсовки и заспешил за алкашкой.
Идея с пивасом оказалась богатой. Проспиртованный организм требовал спасительной влаги, а жирная краснопёрка напомнила об утраченном аппетите. Дело и дальше пошло: Борис включил давно забытый телевизор и к пущей радости нарвался на футбольную трансляцию. Жизнь как будто налаживалась… Переход от похмельного бодрствования к блаженной дрёме случился незаметным, и отравленный организм отключился.
— Верни туфель, Борька! — проскрипела Белочка голосом Тамары Леонидовны. — Верни туфель и позвони женé!
— Ийа-в-разводи. — не разжимая зубов ответил Образцов. — Атвали. — и, не желая услышанное ещё и увидеть, натянул на голову провонявший вяленой рыбой плед, и благополучно проспал до первого унитаза.
Повторное наваждение сподвигло Образцова перечитать записку. Убедившись, что записка реальна, пострадавший добил остатки пива, и впервые за долгое время залез под душ, где, казалось, простоял битый час под горячими струями. Сосудорасширяющая процедура задвигала холодец мыслей и вернула фрагмент памяти, где присутствовали красные туфли-шпильки сбежавшей изменщицы. Да-да, Борис вспомнил однозначно — красные туфли уехали с хозяйкой в багажнике такси. Он сам помогал разлучнице упаковывать коробки с обувью, а красных шпилек у Маринки была одна пара. Или?!…
Ещё через полчаса, и после незамысловатых поисков, во глубине пустого комода была найдена красная туфля алого оттенка на высоченной шпильке.
— С-с-сука! — завопил Борис. — Сука драная! — выбежал на балкон хрущобы, и как заправский питчер, запустил снаряд алого оттенка красного цвета в направлении, близком к азимуту расположения мусорных баков. Запустил и зарыдал белугой, а когда прорыдался — твёрдо решил бухать завязать.
Пару дней Бориса жестоко колбасило. Всё раздражало новоиспечённого трезвенника: засраная квартира, нестираная одежда, пустой холодильник и сильно похудевшая нычка. Исправлять разруху не хотелось, отмывать грязь было противно… Хватило его только на простирнуть партию одежды, вынести все пустые бутылки в прихожую, мешки же с мусором он завязал поплотнее, но выходить из дома не решился. Боялся, что ноги поведут в алкомаркет. Доел остатки макарон и яиц, а нестерпимое желание прибухнуть — отчаянно запивал отваром несметных запасов травяных сборов, оставшихся от жены.
Как долго будет донимать пропащего алкаша Белочка, Образцов наверняка не знал, но опыт минувших дней показал, что если замуроваться в подушки, отказаться от прослушивания тишины и разглядывания темноты — Белочка попустит. Поэтому, когда ночью окрестный бытовой космос раскачало потусторонним вмешательством, половицы заскрипели, шторы зашуршали, загудели стояки, а собранная в прихожей пустая посуда загремела, Борис не стал специально просыпаться, а в полудрёме накинул на ухо подушку и согласился, что Белочка всё ещё рядом, и чего только не творит, прокля́тая, с сознанием пьяницы.
В надежде, что рано или поздно дурняк закончится, горемыка собрался провести генеральную уборку. А когда выносил вещественные доказательства собственной никчёмности на мусорку — обнаружил пришпиленную под косяком записку, написанную рукой Маринки: «Борюсик, дорогой, не могу найти красную туфлю. Поищи. Позвони. Марина».
Двигаясь по обратному азимуту от мусорных баков в сторону балкона, Борис Анатольевич нашёл слегка запылившийся «красный снаряд алого оттенка» в полной сохранности, и тут же стал прикидывать, как распорядиться остатками нычки, чтобы купить простенькую мобилу и протянуть хотя бы несколько недель на дебете карты. В смешанных чувствах, размышляя, стоит ли звонить Незабудочке-предательнице, и как соотнести мужскую гордость с размахом наставленных рогов, Образцов добрался до пустующего комода, чтобы сложить найденную туфлю в соответствующий ящик, но когда открыл оный — обнаружил ещё одну красную туфлю алого оттенка. Близняшку. Левую. Обнаружил, и как-то неожиданно присел на пол, как будто ноги резко отказали, обмякли и отнялись.
До кухни Борис дополз как обезноженный, с трудом дотянулся до старого чайника и приложился к спасительному хоботку. Пил, пил, пока не удалось расправить лёгкие и вдохнуть полной грудью.
— Как такое возможно? — судорожно думал Образцов. Он точно помнил, что каблук был один. Или?… — Ключи-то Маринка оставила, уходя, а каблуки…
Родившееся подозрение, и нарастающий гнев, который вытеснил приступ парализующей паники, подтолкнул неокрепшего трезвенника срочно накатить. Доковылял на четвереньках до холодильника, распахнул по привычке дверцу, и… обнаружил на привычном месте непочатую бутылочку «Первопрестольной».
— Что? Как? Откуда? — задавал себе риторические вопросы Образцов. Риторические, потому что Белочка не ошибается. Белка не соблазняет и не подталкивает к краю… Белка и есть край. — Маринка, сука… «Первопрестольная» — на праздничный стол! — все внутренности скрутило в жутком спазме, и непослушная рука, сама потянулась за сосудом спасительной анестезии.
Справиться с болью, отказаться от обезболивания — не всякий сможет, но Борис точно знал, что победить боль убегая — невозможно. Только с открытым забралом и, глядя в глаза своим страхам, можно победить никчёмность и даже пагубную зависимость. Не оставляя себе шансов на отступление, Образцов уверенно встал на ноги и открутив колпачок расписной бутылки — напоил кухонную раковину первосортным пойлом.
— Ну погоди, Марина Олеговна. Ну погоди! — рычал Образцов. — Я те покажу, лабутены. — выставил за дверь мусорное ведро с пустой бутылкой из-под «Первопрестольной» и левую туфлю алого оттенка, а правую — спрятал в недра дивана, чтоб наверняка. Довольный собой уснул и явление Белочки проспал.
Утро было на удивление добрым и светлым. И если бы не наличие «выставленной» туфли на своём «законном» месте в комоде, а в холодильнике — непочатого сосуда «Первопрестольной», хитрый план «изгнания Белочки» можно было бы считать успешным. Но Белочка так не считала и сделала новый ход, хотя и без устрашения ночной птицей-тёщей.
Пришлось отвечать.
Таким образом, в мусорное ведро за дверью, в компанию к пустой бутылке попали обе красные туфли алого оттенка на высоченной шпильке. В инструментальном ящике Образцов накопал дверную цепочку, которую когда-то собирался установить, но по какой-то причине её время пришло только сейчас.
Заградительный редут был сомкнут виртуозными пенитрациями шуруповёрта, и довольный собой борец с алкозависимостью, заснул под трансляцию проходного футбольного матча.
Ничего необъяснимого или тревожного в эту ночь не происходило, а на пороге пробуждения промелькнул мимолётный фрагмент сна, где пепельно-бледного оттенка грызун с пронзительными глазками-смородинами, восседая в кокпите женской туфли оттенка ярко-алого, голосом известного футбольного комментатора объявил:
— Прозвучал финальный свисток, матч закончен… и только Белочка играет до конца!
Лучик солнца проскочил сквозь занавески и окончательно рассеял память о коротком сновидении. Образцов сладко потянулся и неожиданно для себя самого — решил начисто выбрить заросшие бурьяном щёки. Пора бы уже. По дороге в умывальник, начинающий трезвенник оглядел целостность дверной цепочки и на всякий случай убедился, что в ящике комода пусто. Выскоблил уставшее лицо, смазал кожу лосьоном и даже улыбнулся сам себе.
Жизнь действительно налаживалась. Подходило время регулярного завтрака, и Борис наивно потянул дверцу пустого холодильника, в надежде найти чего-то перекусить…
В пустом холодильнике, естественно, никакой еды не было.
Только Белочкины «орешки»…
Непочатая бутылка «Первопрестольной» и пара красных туфель ярко-алого оттенка на бесконечно длинном каблуке.