Бельчонок

… в животе урчало. Бельчонок плотнее сжался в клубок, прикрыв глаза. Все тело ныло и бедняга изредка заторможено вздрагивал, когда очередная блоха кусала его мордочку. Блох было так много, что крови на них у Бельчонка не хватало. И сил гонять их тоже не было…

Хотелось есть, хотелось пить…

С трудом встав, молодой, почти еще котенок, кот, побрел к шумному рынку. Перешел через дорогу в правильном месте – по широким полоскам, по которым ходят Верзилы. Рынок шумный и полный Верзил пугал его. Слишком часто здесь его обижали – шугали, отпихивали ногами, дразнили и пытались отвесить пинка. Но только здесь был мясной ларек, где продавали потрошки, кур, лапки цыплят и их шеи. А напротив… о, напротив была рыбная лавка! Все внутри дрожало от сладостного запаха рыбки!

Как бы он хотел хоть маленький кусочек…

— А ну пшел вон!! Вот же мерзость развелась! Пшел, я сказала! – грубый вопль заставил кота уныло отбежать прочь. Нечего было что и ждать от злобной Верзилы. Никогда она его не жалела, и самой гнилой рыбы не выбрасывала.

У мясной лавчонки верзилы равнодушно смотрели на кота. Особо не гнали. Женщины-верзилы изредка даже бросали Бельчонку хоть кусочек от того, что купили. Иногда бросали хлеб… но от него болел живот, и кот не мог его есть.

— Худой, а зажрался! – бурчали недовольные доброхоты, а кот уныло провожал их взглядом зеленых глазенок.

… За полдня в этот раз добрых верзил не случилось. Все сильнее болел живот. Все невыносимей был запах рыбы напротив. Бельчонок скорчился у лавки, уткнув головенку с облезшими ушами в свои лапки. Ветер налетал на него, дико-странно будто гладя поредевшую до прозрачности шерстку, гладил зудящую от укусов кожу. Подшерсток из-за огромной орды блох был съеден блохами и человеческому взору сквозь редкую шерсть кота виднелась розовая, воспаленная кожа.

— Совсем заели, – тихо сказала молодая женщина, мельком взглянув на тоскливую, сжавшуюся в стороне фигурку.

Помрачнев, зашла в лавку. В сумочке были купленные противоблошиные капли. Дома были кот, кошка и трое котят. Уже подрощенных, самое то, от паразитов прокапать перед раздачей по домам.

— Вам как обычно? Шеи? – спросила продавщица.

— Да, – кивнула женщина, вырванная из своих тяжелых дум. – И печенки лоток, будьте добры.

Продавщица про себя хмыкнула. Ишь ты! Добры! Говорит-то как! Старухи так не говорят, а эта… будто по книжному.

Молодой женщине было не до этого, заплатив за покупки вышла и нашла взглядом худенького кота. Молоденький совсем, месяцев девять… как такой в зиму выживать станет на улице? Пушистая белая шерстка, ему бы уход да дом, красивый был бы, глаз не отвести! Да какой дом… своих куда девать?

Но хотя бы накормить, беднягу…

— Кыс-кыс! Иди сюда, милый!

Бельчонок вздрогнул и поднял головенку. В следующий миг он он подскочил и на слабых лапках подбежал к женщине. Та щедро положила перед котом две куриные шейки – с желтой жирной кожицей, мясистые. Бельчонок жадно вцепился в еду…

Женщина осторожно вытащила из сумки пипетку с каплями и, надорвав, быстро выжала их на холку кота. С перепугу и от резкой вони котейка отскочил, но женщина тут же отошла ласково что-то рокоча-говоря… Бельчонок ничего не понял, но хоть с холки теперь ужасно воняло, больно не было и… верзила ничем не угрожала. На полусогнутых лапках Бельчонок опасливо подобрался к еде и вновь вонзил в шейку зубы…

— Господи, ну хоть что-то! – вздохнула женщина и пошла прочь, боясь оглянуться.

Жалко его… совсем молодой! Шкурка да косточки!

… Бельчонок впервые был сыт. Да так сыт, как никогда! Шатаясь, на подгибающихся лапках, Бельчонок ушел с рынка, забравшись в кусты одного из домов. Свернулся клубочком, и уснул.

Спал он не долго. Вскоре стало так больно, что Бельчонок чуть в голос не заплакал. Блохи бешено стали ползать по всему тельцу и кусать, кусать! Да так сильно и больно! А тошнотворный запах с холки стал еще хуже. Целый день и всю ночь, Бельчонок промучался, а утром, обессилев, провалился в сон…

Проснулся он от жажды. Рядом была лужа, и он с трудом дополз до нее, и жадно приник к грязной, пахнущей червями и мерзким бензином, воде. Это была вода, вода! Тело болело ужасно, от кончиков ушей до последнего волоска на хвосте. Но тело еще помнило и вчерашнюю сытость. Забравшись обратно в кусты, Бельчонок вновь уснул…

А на следующий день тело уже почти не болело, и Бельчонок, перекусив пойманным кузнечиком, вновь побрел к лавке на рынке…

Прошел месяц. На дворе стоял октябрь. Той молодой женщины, кот больше не видел. А жаль… вдруг бы она вновь дала бы ему куриную шейку? Так хотелось! Другие верзилы тоже иногда что-то бросали, тем более что кот стал выглядеть лучше. Раны от укусов блох зажили и он больше не пугал своими окровавленными ушами людям. Подшерсток вновь отрос, и кожа уже не просвечивала сквозь шерсть.

Но были люди, для которых это ничего не меняло…

— Как он мне надоел! – в сердцах ругалась продавщица из рыбного. – Все ходит, ходит! Тварь заразная, людей только отпугивает! Вить, Вить!

— Ну чего тебе? – с досадой спросил дворник, что подметал рядом.

— Избавь от гадости, а? Бутылку поставлю!

— Чего? – не понял дворник.

— И деньгу дам! – тут же пообещала баба, почуяв сомнение мужика. – Пореши ты этого кота! Ведь заразный же, а у меня покупатели! Да и дети ж ходят тут!

Дед покосился на уходящего с рынка кота. Белый, тощий… страшный… почесал в затылке. Денег хотелось. Что его там пенсия? На коммуналку уходила, да на еду скудную. Да и вообще… водки тоже хотелось. Не пить, не! Поясницу больно ломило, а если оную на каштанах настоять да растирать себе поясницу… эт вот как хорошо! Да с его доходами водка дорога… да…

А кот… да сколько их здесь? Да половина и так зимой помрет!

— Лады! – согласился дед. – Только плата вперёд!

Дед-верзила никогда не гонял Бельчонка. Поэтому когда тот вдруг наклонился и схватил его за шкирку, кот не успел ничего. А через миг оказался в мешке. С перепугу тот забился, закричал-заплакал, но дед лишь встряхнул мешок и потащил… в неизвестность.

— Ничего, милок… так-то оно лучше будет, – пробормотал старик.

От ужаса сердце стучало так, что почти выпрыгивало из груди. В мешке было душно, страшно, а его все несли, тащили, не знамо куда. Старик дошел до последней улицы села. За его домом изгибалась дугой река. Огород за домишком обрывался яром, а внизу плескалась вода.

Закрыв дверь дома, дед вытряхнул кота из мешка. Бельчонок в ужасе забился в угол, под шкаф. Почесав бороду, дед пошел ставить чайник. Ой. И холодрыга сегодня! Чайку горячего надо попить… в холодильнике оставались от селедки икра да молоки, и он не долго думая, вытащил их и положив на газету, придвинул к шкафу.

Вылезет… отойдет и вылезет.

Дед пил чай, и краем глаза косился на шкаф. Белая мордочка опасливо выглянула из-под массивного покосившегося шкафа, а затем кот по-пластунски подобрался к газете и вцепился в потрошки.

Дед довольно ухмыльнулся. Можон, конечно, и утопить было… долго, что ли? Да стар он уже, еще один лишний грех на душу брать! Пусть себе живет! Что у него там в заначке оставалось?

Завтра молока купит.

… Как не выглядывала после молодая женщина белого кота, больше его не увидела.

— Да его из рыбного продавщица терпеть не могла, – сказали ей как-то. – Небось алкашу какому заплатила, чтобы прибили.

Женщина молча выслушала весть и посмотрела лишь на рыбный ларек. Он выживал как мог, обиженный людьми и судьбой… за что его так?

Иногда ты жалеешь о том, что сделал… но куда горше жалеть о том, чего не сделал.

Она так ничего и не узнала.

… Бельчонок фыркнул от попавшего на нос солнечного луча, и перевернулся на другой бок. За стеклом стояла зима, но на широком деревянном подоконнике было тепло. А у старой печки в простом деревянном ящике лежал кусок старого ковра – и лучшей постельки и желать было нельзя.