Белый меч и красный щит

Вскоре разведчики убедились, что в отличие от поездки до Крыма им придется ехать в Париж в переполненном вагоне, к сожалению, все билеты на девять часов утра в первый и во второй классы были проданы. Но путешественникам повезло, буквально за час до отправления поезда, Дана, словно чувствуя, что нужно еще раз обратиться в кассу, подошла к окошку. Кассир объяснила на французском, что двое пассажиров вернули билеты. Пришлось позвать Глеба и выложить круглую сумму за два билета в первый класс, то есть в четырехместное купе.

Ажиотаж состоял в следующем: многие люди, планируя добраться на север Франции или в Англию, чтобы не терять время и средства для путешествия по Средиземному морю и минуя некоторые страны, старались пересечь Францию на поезде. Потому скоростные поезда по ветке Марсель-Париж всегда были заполнены пассажирами, состав отправлялся один раз в сутки. Это приносило хоть какой то доход железнодорожной компании и правительству, так как после Первой Мировой войны экономика Франции изрядно пошатнулась.

Время пути для разведчиков составляло девять с половиной часов с шестью остановками и это радовало, ведь завтра должна состояться встреча с резидентом разведцентра ВЧК в отеле «Камелия», где на два дня должны остановиться Дана и Глеб.

Время, проведенное в дороге, не казалась однообразно скучным, в купе находились молодые мужчина и женщина, едущие до Парижа, они принимали активное участие в разговоре на французском языке. Один только Гутерман делал вид, что не владеет французским и глупо посматривал на компанию молодых людей, когда они о чем-то говорили и часто смеялись. Он достал из чемодана книгу и, не обращая внимания на попутчиков, увлеченно погрузился в чтение. Иногда, услышав шутку, он улыбался, прикрывшись книгой. Дана, замечая его хитрые усмешки, все понимала и тоже улыбалась, ведь Глеб все понимал и даже мог разговаривать на французском, хотя еще был далек от совершенного владения иностранным языком.

За окном мелькали живописные пейзажи гор, равнин, лесов. Поезд иногда врывался в черные жерла тоннелей, прорубленных в скалах, то пересекал грандиозные мосты через реки и крутые овраги. Оставались позади станции с небольшими перронами и вычурными вокзалами, старинными городами и селениями. Миновали города Авиньон и Лион, где поезд останавливался на несколько минут. Наконец прибыли в Париж на Лионский вокзал.

Вечерний Париж встречал путников праздно: кругом работали кафе, рестораны, разные магазины и лавочки. В оживленных местах скапливался транспорт, начиная от множественных машин, одинарных и двойных трамваев, автобусов и заканчивая пролетками, фиакрами и различными конными экипажами. Часто слышалась русская речь, в основном водителями такси работали эмигранты из России.

Поиздержавшись в дороге, Дана и Глеб сначала не хотели ехать на машине, а взять конную повозку, но узнав примерную стоимость машины-такси с откидным верхом, приятно удивились: маршрут до отеля «Камелия» обойдется им в тридцать сантимов.

Номер в отеле на втором этаже был забронирован заранее. Глеб помог поднять вещи, а сам спустился и вышел на улицу. Рядом с дверью в отель по соседству располагался винный магазин. Глеб по совету продавца купил недорогую бутылку вина. Вернувшись в номер, он предложил Дане выпить по чуть-чуть за благополучный приезд.

Уставшие путники, помывшись с дороги, поужинали и, выпив по бокалу вина, решили отдыхать. Но Гутерман после принятия вина, расхотел спать. Очарованный большим выбором парижских питейных заведений, он стремился за скромные деньги посидеть в каком-нибудь недорогом кафешантан, но Дана отговорила, ведь завтра им предстояла встреча не только с резидентом ВЧК, Соколовская должна повидаться с родителями. Этот момент больше всего волновал Дану, она так давно не видела отца и мать, к тому же ей предстоит познакомить родителей со своим «женихом», который, по сути, не особо приобщился к светскому обществу. Но Глеб прекрасно играл роль капитана Пожидаева, по подготовленной легенде он продолжал вести подпольную деятельность против советов, а разговаривая с кем-нибудь из белоэмигрантов, превращал большевиков в заклятых и ненавистных себе врагов. В такие моменты Дана поглядывала на него и думала, как же цинично и в одно и то же время артистично он выдает себя за белогвардейского офицера. Действительно со стороны Гутерман создавал впечатление интересного собеседника и мог сойти за пристойного и культурного мужчину, но, если с ним вступал в разговор человек из приличного общества, то мог уловить, что образование жениха Соколовской оставалось быть лучшим. Потому Дана иногда напоминала Глебу о таких хороших чертах в характере человека, как скромность и молчание, на что он реагировал неоднозначно, обижался, что она принижает его человеческое достоинство. Дана как всегда смотрела на него с ироничной улыбкой, ее красноречивый взгляд успокаивал Глеба и не давал скатываться в ненужную для такого момента полемику. Но, ко всему прочему, как заметила Дана еще с первых дней знакомства с Глебом, он, в отличие от некоторых своих сослуживцев, не проводил время в питейных заведениях, а увлеченно читал книги различного содержания.

Завтра она расстанется с Гутерманом на какое-то время, далее они будут встречаться, но не каждый день. Начальство сняло ему двухкомнатную квартиру по улице Колизе в пятиэтажном доме старинной постройки, там он будет проживать до венчания с Фрейзон, после чего они поселятся на общей жилплощади.

В комнате отеля располагались две односпальные кровати. Глеб уже разделся до нижнего белья и лежал под одеялом, отвернувшись к окну. Дана сидела на своей постели к нему спиной и о чем-то думала. Она не стала раздеваться, а решила лечь в блузке и юбке.

Глеб тихонько, чтобы не привлечь внимание Даны, повернулся. Пока она сидела, отвлеченная мыслями, он внимательно за ней наблюдал. «Изумительная, обворожительная женщина», – подумал он и вспомнил, как встретил ее в первый раз. Случается же такое в жизни, увидел, и сердце замерло, потом учащенно забилось. Глядя в ее большие, светло голубые глаза со сверкающим огоньком, он был ими восхищен. В поезде, когда Дана спала, он часто за ней наблюдал. Не мог оторвать глаз от прекрасного лица, оно было идеальным, симметричным, утонченным. Нос прямой, но кончик чуть-чуть приподнятый, губы полноватые красиво очерченные по контуру. Шея слегка удлиненная, изящная, словно созданная для украшений. Каждое движение головы грациозное… Как же ему хотелось в тот миг ее поцеловать.

Глеб смотрел на задумчивую Дану и осознавал, что ошеломлен совершенством этой женщины, казалось, она объединяла в себе все, чего ему так не хватало в других. Он чувствовал, что встретить такую женщину – большая редкость, и страстно желал завоевать ее сердце. Но, вспоминая ее каверзное поведение, понимал, что это прекрасное творение природы может быть недосягаемым для него.

Дана, наконец, легла поверх одеяла и прикрылась пледом. Казалось, после утомительной дороги она должна моментально заснуть, но мозг продолжал работать и сон не шел. В голову лезли мысли: «Должна я с Гутерманом опасаться слежки? Если учесть, что мы оба являемся сотрудниками Внешней разведки ВЧК, то с этой стороны нам ничего не угрожает. Если положиться на Врангелевскую тайную службу и белую контрразведку, отправившую меня за рубеж, то вряд ли они станут искать за мной «красный хвост». Тем более я прибыла в Париж с заданием отслеживать действия чекистов и передавать оперативные данные в контрразведку и антисоветский центр. С чего же начинать? Конечно, все должно идти по плану: встречусь с родными, войду в антисоветский центр, составлю обстоятельный разговор с белыми контрразведчиками, разработаем совместные мероприятия, а дальше... Исаичев предупредил, скоро в Париж приедет Михаил Всеволодович. Он умный, грамотный оперативник, многое подмечает, недаром служит в контрразведке, – Дана глубоко вздохнула, вспомнив Малышева, как он в лесу под Чаусом признался ей в любви, – неужели я такая привлекательная, что мужчины, познакомившись со мной, влюбляются. Да, согласна, Господь не обделил меня хорошей внешностью и на ум не поскупился, даже чекисты имеют на меня свои виды... – Дана посмотрела на Гутермана, мирно посапывающего на соседней кровати, – только мне этого чуда не хватает. Ах, Глеб, как ты не вовремя объявился со своими воздыханиями, ведь твоя любовь остается безответной. Матвея не могу забыть, даже не верится, что его больше нет. А может, он все-таки жив. О, боже, как мне угомонить свое сердце? Годы начинают брать свое, а ведь хочется любить, пожить, как следует, семьей обзавестись, да не с первым встречным, а с любимым человеком. Я уже не юная гимназистка, чтобы откладывать выбор до поры до времени. Ах, Матвей, Матвей, не уберег ты себя. Война распроклятая! Я тоже хороша, на что надеялась, когда кругом одни враги, как шершни в разворошенном гнезде. Эх, только бы не покинули меня силы, только бы не сдали нервы, а то ведь погибну, себя не уберегу, да еще родных подведу под монастырь. Одна я не смогу потянуть такой тяжелый воз, мне нужны помощники. Но пока рядом нет никого, кроме этого «сокровища», – Дана снова взглянула на силуэт спящего Глеба, – может взяться за него как следует, сделать из него первоклассного агента антисоветчика. А что, он точно сможет, вон как они меня с Артузовым чуть было под расстрел не подвели, такую легенду о Пожидаеве сфабриковали. Ой, да о чем я только думаю, ведь повернусь я к Глебу, он сразу же воспримет все всерьез. Однозначно позовет меня в жены. А мне это нужно? Да не в жизнь!»

Дана глянула в щель между шторами на окне и, представив себе проплывающие облака, стала мысленно их считать. Вскоре сбившись со счета, погрузилась в крепкий сон.

Дом, в котором жили родители Соколовской, находился недалеко от Триумфальной арки на Елисейских полях. Квартира была просторная, первый этаж занимала большая гостиная, рабочий кабинет и комната для прислуги. На втором этаже располагались три отдельные комнаты, две выходили окнами на проспект, а одна во внутренний двор. Для дочерей не было секретом, что отец с матерью подготовились к эмиграции и отбыли не с пустым кошельком. У них были средства, вовремя обращенные в золото, акции и драгоценности, которые теперь хранились во французском банке. После того, как в семнадцатом году по постановлению Временного правительства Отдельный корпус жандармов был расформирован и начальник штаба генерал-майор Никольский с офицерами были арестованы, генерал Потапов, благодаря своей прозорливости, вовремя эмигрировал с женой во Францию.

Род Потаповых имел аристократические корни. Родители Даны и Веры были потомственными дворянами, они не имели нужды в средствах и для своих преклонных лет жили вполне прилично. К тому же отец имел высшее военное образование и консультировал в Парижской главной военной школе по вопросам военной разведки. Иногда родители помогали старшей дочери Вере, в данный момент проживающей в Данциге. Они истосковались, ожидая приезда младшей дочери Даны. Так уж получилось, что Вера в семье была любимицей матери, а Дана отцовской. Между родными было обговорено и согласовано, как только Дана появится в Париже, следом приедет сестра Вера, и вся семья снова соберется вместе.

Соколовская проснулась раньше Гутермана и, закончив с утренним туалетом, спустилась в фойе, заказав у хозяйки отеля завтрак на двоих. Проснулся Глеб, умылся и, поздоровавшись, присоединился к Дане.

– Доброе утро, Анна, как почивала на новом месте?

– Доброе, доброе, – улыбнулась Дана, делая бутерброд из масла и мягкой булочки, – если считать от самой Москвы, то этих новых мест было столько, что моя постель показалась королевским ложем. Глеб, ты сразу поедешь в свою квартиру?

– Пожалуй, пешком прогуляюсь, хочу познакомиться с Парижем, на первый взгляд это хороший город. Осмотрюсь на месте, а к вечеру вернусь в отель, как раз поспею к встрече с нашим человеком. Анна, ты сейчас к родителям?

– Да, конечно, поеду к ним, волнуюсь очень, столько лет не виделись, соскучилась безумно.

– У них останешься или на какое-то время снимешь квартиру?

– К вечеру я подойду в отель, поговорим, обсудим с нашим резидентом, а после встречи снова к родителям, буду у них жить, конечно, если пустят, – Дана натянуто улыбнулась.

– Сестру ожидаешь на встречу с родственниками?

– Ты так спрашиваешь, будто я с ней имею связь, – скептически ответила Дана.

– Анна, я же соображаю, на такое торжество обязательно все родные съезжаются. Не бойся ты меня, приезд сестры останется строго между нами.

– А кто те сказал, что я тебя боюсь, – колко ответила Соколовская и, вытерев салфеткой губы и руки, встала из-за стола.

– Опять ты язвишь. Не забудь, нам с тобой придется жить в одной квартире. Я к чему спросил, ведь встреча с сестрой неизбежна или ты намерена скрывать от меня какие-то тайны.

– Глеб, на то они тайны, чтобы их скрывать, – снова колко ответила Дана и стала собираться.

– Я чем-то тебя обидел? Ты какая-то не своя.

– Советую продумывать вопросы, чтобы не казаться слишком...

– Умным или глупым? – перебил Гутерман Соколовскую.

– Сам для себя реши, зачем меня спрашивать.

Дана выразительно взглянула ему в глаза, давая лишний раз понять, что она имеет право на свои взгляды и личную жизнь.

– Хорошо, любимая, не будем обострять наши отношения, я умолкаю, – Глеб для примирения улыбнулся.

– На людях можешь называть меня как хочешь, но сейчас-то зачем кривить душой?

– С тобой я, как на духу, зачем же мне идти супротив совести.

– Ханжа! Опять ты за свое. Ладно, я ухожу. Вечером встретимся.

– А поцеловать, – услышала Дана, направляясь к двери.

– Для успокоения души познакомься с какой-нибудь красоткой, в Париже их необычайно много, у тебя есть квартира, так что есть, где встретиться и с кем целоваться, – Дана натянуто улыбнулась и скрылась за дверью, но успела услышать за спиной отпущенный Глебом комплимент.

– Дорогая, ты как всегда любезна.

О Глебе Гутермане заблаговременно позаботились агенты ВЧК и предоставили ему квартиру на улице Колизе в старинном здании. Не все агенты могли посещать его квартиру, для них существовали другие, в которых размещались как проверенные агенты, так и начинающие обучение. Если агенту предстояло оперативно передать важные сведения, то в основном чекисты пользовались автомобилями и желательно закрытыми.

Попрощавшись с Анной, Глеб не пошел пешком от отеля, а отправился на фиакре и прибыл к дому под номером тринадцать. Первым делом увиделся с хозяином, который сдавал в аренду квартиры, затем познакомился с пожилым консьержем, проводившего его до пятнадцатой квартиры. Глеб осмотрел две просторные комнаты, имевшие два больших окна с выходом на узкую улицу. Вышел на балкон, растянувшийся в обе стороны до углов здания. Необходимо предвидеть многое, особенно экстренный отход на случай внезапного вторжения агентов разных служб. При срочном отходе наметил для себя два варианта, первый, пройти по балкону до угла и спуститься по водосточной трубе и второй, подняться по лестнице на чердак и через слуховое окно выбраться на черепичную кровлю, а затем уйти через соседние крыши.

На улице Рю Дарю почти напротив собора Александра Невского, в старинном пятиэтажном доме с мансардой, в конспиративной квартире на третьем этаже встретились двое мужчин, один из них был временно исполняющим обязанности помощника начальника торговой компании, но имевший прямое отношение к Внешней разведке ВЧК. Другой мужчина тоже состоял на службе у чекистов и буквально вчера прибыл в Париж из России. Обменявшись с порога приветствиями, Яков Шамовников с оперативным псевдонимом – Воротников, пригласил Ивана Щербакова пройти в комнату и предложил место на диване.

– Иван, что будешь с утра, кофе, чай?

– Мне бы чего-нибудь посущественней.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, что-то между чаем и спиртом, так сказать за встречу, – улыбаясь, пошутил Щербаков.

– Прекращай по утрам «закладывать», и вообще, на службе, чтобы ни грамма. Хочешь потерять бдительность? Отправлю обратно в уездную чрезвычайку, будешь там полы в подвалах мыть.

– Ну, все, все Яков, не продолжай, нет, так нет. Подъемные хоть дашь, а то не на что даже пожрать.

– На деньги, что вам в Москве с покойным Лошкаревым выдали, можно было в Париже еще полгода жить.

– Так уж и полгода, – недовольно проворчал Щербаков, – львиная доля осталась у Лошкарева, я сам кое-как растянул деньги, едва хватило до Парижа добраться.

– Все, закончили на эту тему, деньги я тебе дам, давай ближе к делу. Сообщение твое получил, говори по существу, что случилось на корабле, как погиб Лошкарев?

– Дело было так: нарвались мы случайно на военного французика, видимо вышел прогуляться на палубу, докопался до нас, нельзя, мол, ночью по палубе прохаживаться. Лошкарев взъелся на него, мол, а тебе что, можно? Француз никак не унимается, пройдемте, мол, до вахтенного начальника. Одним словом, сцепились они не на шутку, я разнимать их стал, а француз пистолет выхватил и пригрозил Лошкареву, а он с дуру пальнул в него, видать зацепил да не сильно. Француз в ответ выстрелил и продырявил Лошкареву глаз. Я двинул француза хорошенько в скулу и убежал.

– Поди тревогу на корабле подняли. Тебя запомнил француз?

– Не, темно было, а тревогу не поднимали, видать побоялись пассажиров напугать, по-тихому искали, я в каюте отсиделся, больше, кроме сортира никуда не выходил, – соврал Щербаков.

– Ох и врешь, Иван, больно у тебя все складно выходит.

– Яков, я когда-нибудь тебя обманывал, так и было на самом деле.

– Ладно, я проверю, если соврал, получишь у меня, – пригрозил Воротников. На корабле видел Гутермана с его «кралей»?

– Нет, на корабле не довелось, а вот в Марселе, парой фраз обмолвились и разошлись. Они, видать, утром на тот же поезд сели, что и я, правда, мне пришлось с проводником договариваться, билеты все распродали, последние деньги ему выложил, всю дорогу в тамбуре простоял, – снова выдумал Щербаков.

– Как ты с ним договаривался, если французский не знаешь?

– А он из наших попался, из русских.

– Значит так, я познакомлю тебя с нашими агентами, присмотришься, обживешься, потом возглавишь группу, в основном будете заниматься слежкой, сверять данные, в исключительных случаях помогать в решении оперативных вопросов по устранению преград, касательно разных операций. Будешь поддерживать связь с Гутерманом, подстраховывать его в различных мероприятиях, периодически будешь встречаться с ним лично.

– А с его цацей, – Щербаков противно осклабился.

– И думать забудь, к ней даже за версту не подходи, она имеет важное задание, Гутерман ее подстраховывает.

– Яков, а ведь в Марселе я узнал эту мамзель, она раньше в Ново-Николаевской чека работала, мне довелось ее к «стенке ставить», председатель чека приказал проверить ее. Перепугалась она тогда, мы с Копыловым ее так пристращали, дар речи потеряла.

– Ты слышал, что я сказал, держись от Фрейзон подальше, не вздумай за ней следить без приказа. Ладно, пока на этом закончим, вот тебе деньги, сильно не транжирь, чтобы на месяц хватило и не вздумай пить.

– Ну, хоть чуть-чуть-то можно горло промочить.

– Немного разрешаю, но не в рабочее время. Я скоро в Берлин уезжаю, меня какое-то время в Париже не будет, но, пока я здесь, будем встречаться. Жить будешь в этой квартире. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Воротников провел Щербакова на кухню и, подойдя к высокому шкафу, установленного у левой стены, взялся за угол и потянул на себя. Шкаф легко отодвинулся, за ним располагалась потайная дверь. Щербаков изумленно вытаращил глаза. Воротников нащупал на верху шкафа ключ и, всунув в замочную скважину, наполовину приоткрыл дверь. Тыльная сторона второго шкафа была зашита листом фанеры. Воротников слегка надавил и в проеме открылся проход в другую комнату. Чекисты прошли в кухню, но уже в другую квартиру.

– Вот это да! – изумился Щербаков, – а здесь что, товарищ Яков?

– Другая квартира, но дверь выходит в соседний подъезд, это на случай экстренного отхода. Квартира снята в аренду, ключ от двери висит в коридоре на стене. Сюда никого не приводить, никому не показывать, отвечаешь головой.

– Все понял, Яков. Кто за место тебя останется?

– Найдем человека. Скоро еще одного помощника в торговой компании пришлют, начальство обещало. Все, закрывай дверь, задвигай шкаф и я пошел, как теперь найти меня, знаешь. Попусту не тревожь, чай не на родимой вотчине, здесь разные разведки работают, попадешь под наблюдение, можешь все испортить.

Соколовская, надев пальто и шляпку, вышла из отеля и, оглядевшись по сторонам, заметила несколько прохожих, находившихся друг от друга на разном расстоянии. Она поздоровалась с продавцом винного магазина, расположенного рядом с входом в отель и, остановившись возле витрины, посмотрела в отражение. На другой стороне улицы увидела коляску и кроме извозчика, сидевшего в ней, мужчину средних лет с усиками, он был одет в неброское темное пальто и черную шапку треух осеннего образца.

С приездом в Париж Соколовской следовало быть более внимательной и подмечать разные мелочи, ведь здесь сосредоточены разные разведки мира и было бы беспечно с ее стороны пренебрегать правилами конспирации. Пройдя немного по улице, увидела в двухстах шагах от себя стоявшую у обочины машину, со стороны шофера был поднят флажок, это значило, что таксист ожидает пассажира. Помахав водителю рукой, Дана на всякий случай оглянулась, на другой стороне улицы тронулась повозка. Сев в машину, спросила на французском языке, знает ли водитель нужный ей дом на Елисейских полях. Мужчина ответил, что конечно знает и, нажав на газ, потихоньку поехал по узкой улице. Какими переулками и улицами ехал шофер, ведомо было только ему, но когда он вывел машину на широкую улицу, Дана догадалась, что это и есть проспект Елисейские поля, ведущий прямо к Триумфальной арке, где недалеко живут ее родители. Дану охватило небольшое волнение, ведь через несколько минут она увидится с ними, обнимет, расцелует и, несомненно, прослезится, ведь она так по ним скучает.

Хоть и было утро, но проспект уже заполнился машинами, автобусами, за редкостью различными конными экипажами. По широким тротуарам в обоих направлениях шли люди, одетые в демисезонную пеструю одежду. Многие парижские мужчины начинали утро с езды на велосипедах. Дана заметила, как отличались советские граждане от французских, например: осенняя одежда, да и, пожалуй, любых сезонов, имела большое различие буржуа с пролетариатом. Даже извозчики были одеты во фраки или теплые пальто, а на головах носили высокие белые цилиндры. Проезжая по улицам она обратила внимание на разных уличных торговцев, предлагающих с раннего утра свои товары: цветочниц, продавщиц плетеных корзин и, не смотря на прохладное время года, продавцов мороженного. Даже уборщики уличных туалетов и расклейщики объявлений не ускользнули от внимания Даны. Жизнь в Париже закипала с самого утра. Проезжая по ухоженным, заросшим деревьями улицам, Соколовская вглядывалась в дома, имевшие различный архитектурный вид, они походили на Петроградские строения. Такие же трех, четырехэтажные здания, имевшие восхитительные формы.

– Мосье, далеко ли еще до дома? – обратилась Дана к водителю.

– Еще один квартал, мадмуазель.

– Остановитесь, пожалуйста, здесь, я немного пройдусь, – попросила Дана и, расплатившись по счетчику тридцатью сантимами, спустилась со ступеньки с помощью поспешившего услужить ей шофера, и не забыла дать ему на чай.

Пройдя несколько сот метров, остановилась и по привычке, оглянулась. Заметив среди прохожих мужчину, которого видела недалеко от отеля, Дана заволновалась. «На зрительную память я не жалуюсь, это тот мужчина в коляске. Однако, как он быстро успел за машиной. По-моему он за мной следит. Но кто он?»

Дана решила провериться. Она прошла мимо рядов столиков уличного кафе и зашла внутрь небольшого помещения, выбранного ею не случайно, ведь в магазине так легко потерять из виду человека, следившего за ней. С утра народу в кафе было очень мало. Дана поприветствовала кивком молодую женщину за прилавком и заказала кофе со сливками. Сев за стол, боковым зрением скользнула по входной двери. Все тот же мужчина с усиками, в темном пальто зашел в кафе и остановился у прилавка. Оглянувшись, осмотрел зал, остановил взгляд на Соколовской, заказал кофе и, сняв головной убор, присел за соседний столик. Дана на случай встречи со связным, вытащила платочек из-за отворота рукава пальто и как бы нечаянно его обронила. Мужчина поднялся, подобрал платочек и, протянув Соколовской, сказал:

– Сударыня, позвольте помочь, вы обронили. Ах, какая замечательная вещь, какая великолепная ажурная вязь, – произнес он на французском и попросил разрешения сесть за ее столик.

– Благодарю вас. Чувствуется светская речь. Как приятно услышать здесь русского, – улыбнувшись, ответила Дана, услышав знакомый пароль. Ее слова послужили ответом.

– Дана Петровна, честь имею представиться, поручик Чистяков Виктор Семенович, состою на службе его Превосходительства генерала Врангеля. Извините, что представляюсь не стоя, не та обстановка. Дражайший генерал Климович передает вам горячий привет и очень рад, что вы уже в Париже. Я заметил, как вы себя вели, держались хорошо, спокойно. Извините, но я вынужден вас покинуть, сейчас подойдет другой человек, и вы с ним пообщаетесь. Он будет ждать вас на улице за столиком. Не удивляйтесь, такова наша служба.

– Рада была с вами познакомиться. До скорой встречи, Виктор Семенович.

Поручик Чистяков откланялся и, положив на стол купюру, направился к входной двери. Он был очарован красотой этой женщины, ему так хотелось еще с ней пообщаться, но служба требовала порядка.

Буквально через минуту Дана вышла на улицу и увидела за круглым столиком молодого мужчину в приличном светлом пальто и шляпе. Соколовская, подойдя к столику, заулыбалась. Ну, конечно же, она уже знакома с ним, это был капитан Григорий Шабаров. Он поднялся, поцеловал ей руку и, отодвинув стул, пригласил сесть.

– Кофе, пожалуйста, – капитан сделал заказ подошедшей официантке, одетой в теплую кофту и длинную юбку с белым передником.

– Мое почтение, Дана Петровна! Очень рад видеть вас в Париже. Нас уже известили, что вы остановились со своим женихом в отеле «Камелия».

– И мне приятно вас видеть, Григорий.

– Не слишком обеспокоил вас поручик, кстати, привыкайте, он теперь в некотором роде будет вашей тенью, а по надобности ментором.

– Нет, что вы, я готова к разным неожиданностям. Очень рада, что контрразведка Климовича уже работает в Париже.

– Не только в Париже. Обживаемся, налаживаем связи с другими организациями. Дана Петровна...

– Можете без отчества.

– Хорошо, Дана. Не подумайте, что я вас принуждаю, но воспользуйтесь, пожалуйста, моим советом, вам пока рано появляться в доме у своих родителей.

– Что-то случилось? – встревожилась Дана.

– Нет, нет, не переживайте, все обстоит неплохо, правда у нас есть сведения, что за домом ваших родителей ведется наблюдение, возможно агентами ВЧК.

– Ах, вот вы о чем беспокоитесь, – улыбнулась Дана, – право же не стоит, у моего «жениха» есть кое-какие полномочия и мы подстраховались на этот счет. Пусть наблюдают, нам это не навредит.

– Вы в этом уверены?

– Одна из задач нашей подпольной работы заключается в том, что нам, так или иначе придется соприкасаться с отделом Внешней разведки ВЧК и снабжать их разными сведениями, желательно фиктивного характера. Наша основная работа будет заключаться в подготовке сжатых сведений, являющихся дезинформацией, вы будете передавать их Исаичеву, а он в свою очередь переправлять на Лубянку в ВЧК. Работа опасная и требует особого внимания, одно неверное сообщение и нас могут вычислить. ВЧК будут за нами следить постоянно, чтобы знать точно, не следят ли за нами контрразведчики других служб. Главное, не заиграться и не потерять бдительность, ведь работать придется по обе стороны, как на контрразведку белой эмиграции, так и на чекистов.

– Вот видите, сколько различий в нашей службе. К сожалению, в России мы не смогли поднять работу контрразведки на высокий уровень, в белом движении в каждой армии была своя разведка и мы, как не печально заметить, были разобщены. А большевистская ВЧК свое дело знала, она сплотила ряды чекистов, они смогли нам противостоять. Чего уж тут говорить, когда за два года некоторые офицеры белой армии не сберегли свою честь и перешли на службу к красным.

– На кого, кроме вас, я могу опереться?

– Скоро в Париж приедет Исаичев с женой и еще несколько толковых контрразведчиков, мы намерены создать отдел, подконтрольный особому отделению генерала Климовича, но пока мы их ждем, давайте Дана подумаем, каким должен быть отдел и люди, работающие в нем? Политическим, то есть решать только организационные вопросы и контактировать с разными партиями, или...

– Я думаю оперативным, то есть решать насущные вопросы, касающиеся безопасности отдела и ликвидации тайных агентов ВЧК или других деятелей советских организаций, ведущих подрывную работу за границей. В отделе обязательно должна быть сформирована такая оперативная группа, которая станет выявлять чекистских и разведупровских агентов и грамотно от них избавляться.

– Это прерогатива организационного штаба Врангеля, ему решать наше дальнейшее направление, ведь оттуда будет поступать финансирование. Кстати, Климович разослал уведомления заграничным черным представителям офицерства…

– Простите, что значит черным?

– Так называли жандармских офицеров, ведь они носили черную форму. Так вот, Климович обязал их незамедлительно встать на учет и подать списки, кто из них находится за границей. Офицеры, которые зарегистрируются, получат финансовую помощь. Так же Особое отделение контрразведки Климовича будет соприкасаться с другими антисоветскими организациями, мы нуждаемся в разной информации, которую вы, Дана, будете обрабатывать и передавать чекистским работникам. Ваш «жених» со своими полномочиями, кто он, можно ли на него положиться?

– Я постепенно работаю с ним, он важен для добычи и передачи информации, которая будет поступать в отдел Внешней разведки ВЧК и Разведупр Красной армии. Кто он? Для одних он белый офицер, а для других коллега по тайной службе.

– Чьей службы, если не секрет?

– Одной из опаснейших разведок мира. Большего я вам пока сказать не могу.

– Вот и правильно, всему свое время.

– Григорий, так почему же мне нельзя встречаться с родителями? – спросила Дана, хотя отлично знала, что чекистам только на руку ее встреча с отцом, ведь он будет связывающим звеном во внедрении Соколовской в антисоветский центр.

– Вопрос потерял важность после объяснения, что ваш «жених» имеет достаточно полномочий воздействия на чекистских агентов. Я оставляю вас, Дана, надеюсь скоро снова встретиться, – откланявшись, Шабаров направился за угол кафе.